Лю также запретил местным властям наказывать крестьян «за воровство продуктов», сделав перед крестьянами поразительное признание в том, что это государство грабит их. Лю сказал: «Члены коммуны думают так: раз государство берет у нас, почему я не могу взять у него? Раз вы берете много, почему я не могу взять малость?»
В довершение всего Лю совершил еще один беспрецедентный поступок: извинился перед крестьянами за то, что натворили коммунисты, почти через сорок лет после основания Компартии Китая. Лю сказал: «Я глубоко поражен тем, как сурова жизнь моих земляков… Я чувствую ответственность за причиненные вам страдания и должен просить прощения…» Он разрыдался и поклонился крестьянам.
Эта поездка наложила на него глубочайший отпечаток. После возвращения в Пекин он сказал высокопоставленным руководителям: «Так дальше продолжать нельзя».
В августе 1961 года, когда подходило время осеннего сбора урожая, Мао вновь собрал своих руководителей под облаками гор Лушань, чтобы установить цифры продовольственных заготовок. Лю убеждал сократить нормы отбираемого у людей продовольствия. Они много спорили, и напряжение в их отношениях стало очевидным для окружающих, как заметил сын-подросток одного из провинциальных начальников. Он купался в бассейне вместе с другими детьми высших чиновников, когда приехал вождь. Дети оживленно вскарабкались на деревянный помост, где сидел Мао вместе с охранниками, наблюдая за выступлением танцовщиц. Мальчик рассказал Мао, что глотнул немного воды, когда купался, и Мао ответил: «Когда плывешь, не захлебнешься, если глотнешь воду хоть тысячу раз; придется нахлебаться десятками тысяч глотков, пока не научишься плавать». Эту метафору — «захлебываться, пока учишься плавать» — вместо «учение дается нелегко» Мао часто использовал, оправдывая свои частые экономические провалы. Вскоре подплыл Лю Шаоци со своими охранниками и, выбравшись на помост, обменялся с Мао едва заметным кивком. Они просто сидели на маленьком помосте примерно в 30 квадратных метров, курили и молчали. Мальчик вспоминал с удивлением: «Как они дошли до того, что едва здороваются друг с другом?»
Другие коллеги Мао также пытались призвать его к здравому смыслу. После поездки в Хэбэй, провинцию бывшего пограничного района, Чжоу Эньлай сказал Мао, что люди «питаются только листьями с деревьев, солеными овощами и дикими травами. У них абсолютно ничего не остается от собранного урожая». Мао был сильно раздражен и, когда Чжоу как-то делился с ним впечатлениями, резко спросил: «Ну и из-за чего вся эта шумиха?»
Тем не менее в Лушане под значительным давлением Мао согласился с сокращением продовольственных поборов более чем на 34 процента по сравнению с планом на начало года. В результате в 1961 году количество смертей от голода уменьшилось почти наполовину, хотя и осталось огромным — около 12 миллионов умерших.
Мао пошел на эту уступку отчасти потому, что большое число промышленных предприятий все равно пришлось закрыть из-за дефицита таких необходимых компонентов, как сталь, уголь и электроэнергия. Эта мера была своевременной, поскольку их продукция не находила сбыта, но в результате начались сильные волнения, ведь 26 миллионов человек потеряли работу. Большинство из них за последние три года перебрались в города; теперь они были выброшены в свои деревни — самая большая миграция населения в человеческой истории. «Как прекрасен наш китайский народ и какие замечательные у нас кадры! — восклицал Мао. — Двадцать миллионов человек: мы зовем, и они приходят, мы распускаем их, и они уходят. — Он продолжал: — Какая другая партия может справиться с этим, кроме коммунистической?» Однако, возвратившись в деревни, эти люди теряли те минимальные средства к существованию, которые гарантировались им на заводах и фабриках. Вдобавок ко всему разрушались семьи, если один из супругов, привыкнув к городской работе, не хотел возвращаться в деревню, чтобы вновь стать крестьянином и голодать.
Такие пары вынуждены были жить раздельно, проводя вместе только двенадцать дней в году.
Но, согласившись снизить уровень продовольственных поборов в 1961 году, Мао предостерег слушавших его в Лушане: «Мы скатились на дно долины», имея в виду, что только реквизиции могут привести к подъему. В следующем году руководителям было приказано вновь увеличить объемы отбираемого у населения продовольствия.
Тем, кто в его окружении мог бы решиться на отчаянные меры, Мао послал предупреждение по очень необычному каналу, через приехавшего в Китай отставного британского фельдмаршала Монтгомери. Совершенно спонтанно Мао сказал фельдмаршалу: «Я всегда готов к смерти. Меня можно умертвить пятью способами: застрелят враги, авиа-, железнодорожная катастрофа, утопление или отравление. Но помните, я подготовился ко всем пяти способам». Поскольку все разговоры Мао с иностранцами обычно становились известны высокопоставленным руководителям, он предупреждал своих соратников: «Даже не пытайтесь. Я принял меры предосторожности».
У него была причина для беспокойства. Даже его личная охрана, люди, которым Мао доверял свою жизнь, часто горько упрекали его за глаза. «Где весь собранный урожай зерна?» — сказал один солдат. «Это по приказу председателя Мао людям приходится есть одну траву? — спросил другой. — Ему нет дела до людей, живы они или умерли…» И еще один: «Сейчас у крестьян нет даже той еды, которую раньше ели собаки…» И члены коммун говорили: «Председатель Мао хочет заморить нас голодом?» Естественно, в рядах охраны быстренько провели чистку.
Более всего Мао тревожило то, что на партийном съезде в сентябре 1961 года он может потерять власть. Как отметил в своем дневнике Линь Бяо, «больше всего Мао беспокоился, сможет ли он получить большинство голосов». Съезд был намечен как раз на сентябрь. Предыдущий состоялся в сентябре 1956 года, а по партийному уставу съезды должны проводиться каждые пять лет. Мао должен был устранить угрозу лишения власти любой ценой.
Еще в 1959 году Мао почувствовал глубокое недовольство по отношению к себе в высшем эшелоне власти. «Если вы не проголосуете за меня, — сказал он тогда на партийном пленуме, — значит, так тому и быть». С того времени ситуация сильно изменилась, и не в его пользу: воцарился голод. На партийных собраниях в провинциях партийные руководители часто не могли сдержать слез, когда докладывали о том, что видели в деревнях. Более того, политика Мао принесла голод и в их семьи. Их ежемесячный рацион составлял около 10 килограммов риса, нескольких унций растительного масла и маленький кусочек мяса. В правительственном квартале Пекина, Чжунианьхае, персонал министерств выращивал пшеницу и овощи под окнами офисов, чтобы пополнить свой скудный рацион. Голод заставил почти всех официальных лиц страстно мечтать о перемене политического курса.
Мао пытался ослабить недовольство народа своим обычным методом, найдя козлов отпущения. В первую очередь он обрушился на партийный аппарат в деревнях, который обвинил в том, что они избивают людей, и избивают их до смерти, и в том, что из-за них снизился урожай и у людей недостаточно еды. Следом он винил русских, и третьим козлом отпущения было «необъяснимое природное проклятие». На самом деле из метеорологических архивов видно, что в голодные годы природные условия были лучше, чем обычно. Но даже если руководящие кадры не имели полной картины и наполовину верили Мао, голодные чиновники ощущали нечто ужасно неправильное в том курсе, которым партия вела страну, ведь все население, включая их самих, было доведено до такой крайней нищеты.
Мао также попытался завоевать симпатии партийных кадров, объявив, что «разделит со своим народом и горе и радости» и прекратит есть мясо. На самом деле он всего лишь на время заменил мясо рыбой, которую все равно любил. Правда, его диета без мяса долго не продлилась. Как раз в самый разгар голода он вдруг полюбил богатую мясом европейскую кухню. 26 апреля 1961 года ему был представлен внушительный набор европейских меню под семью заголовками: морепродукты, курица, утка, свинина, баранина, говядина и супы с десятками блюд в каждом разделе.
