Переступив порог, мы оказались в прокуренной, хоть топор вешай, комнате. Видно, у посетителей были очень здоровые легкие, раз они не задыхались в густом и вонючем табачном дыму. Впрочем, о превосходном состоянии их легких можно было судить еще по тому, как громко они беседовали: каждый из них даже не разговаривал, а орал, не оставляя другим ни тени надежды на то, что утихомирится хотя бы на секунду и выслушает собеседника. Мы на несколько мгновений остановились у входа, ожидая, пока глаза привыкнут к дыму, и пытаясь различить людей и предметы в зале. Трактир состоял из двух помещений: большого — для завсегдатаев и меньшего — для заезжих и местных знаменитостей, что в Северной Америке было редкостью, ибо граждане свободной страны не признавали сословных и общественных различий.

В первом помещении свободных мест не было, и мы прошествовали во второе. Там нашлась пара стульев, которые мы немедленно а заняли, устроив в углу нашу поклажу. За тем же столом несколько мужчин потягивали пиво. Они окинули нас быстрыми изучающими взглядами, и нам показалось, что при нашем появлении мужчины перевели разговоры на другую тему. Двое из них были так похожи друг на друга, что всякому становилось ясно, что это отец и сын. Крупные, сильные, с выразительными чертами и огромными кулаками, эти люди всем своим видом сразу наводили на мысль, что занимаются они тяжелым физическим трудом. Их лица, излучавшие доброжелательность, разгорячились от напитков, а еще больше от возбуждения, словно они обсуждают нечто в высшей степени неприятное.

Когда мы уселись за стол, они подвинулись ближе к своему краю, давая понять, что не хотят иметь с нами ничего общего.

— Оставайтесь на своих местах, джентльмены, — сказал Олд Дэт, — мы не помешаем вам, тем более не проглотим, хотя с утра у нас крошки во рту не было. Не подскажете ли нам, чем здесь можно подкрепиться, не опасаясь за желудок?

Тот, кого я принял за отца, прищурил правый глаз и с улыбкой ответил:

— Ну, проглотить нас без борьбы будет не так-то просто, мы еще посмотрим, кто кого. Впрочем, вы выглядите как второй Олд Дэт. Не думаю, чтобы вам было неприятно это сравнение.

— Олд Дэт? А кто это такой? — спросил мой друг, изображая на лице полнейшее недоумение.

— В любом случае это вестмен поизвестнее вас. За один месяц он сделал больше, чем кто-либо за всю жизнь. Мой мальчик, Билли, видел его.

«Мальчик» выглядел лет на двадцать шесть, у него было решительное загорелое лицо, и, судя по увесистым кулакам, он без труда справился бы с полдюжиной противников. Олд Дэт покосился на «мальчика» и спросил:

— Он видел его? А где, если не секрет?

— В шестьдесят втором году в Арканзасе, за несколько часов до того, как началась битва при Пи-Ридж. Но об этих событиях вам вряд ли что известно, а если известно, то понаслышке.

— Почему же? Я много путешествовал по Арканзасу и, кажется мне, именно в то время был где-то поблизости от Пи-Ридж.

— Да? А кого вы поддержали? Сейчас такие времена, что, прежде чем сядешь с кем-то за один стол, надо выяснить, за кого он и чем дышит.

— Успокойтесь, сэр. Думаю, вы, как и я, не оплакиваете судьбу битых рабовладельцев.

— В таком случае я вас сердечно приветствую в Ла-Гранхе, сэр. Но мы говорили об Арканзасе и об Олд Дэте. Вы знаете, что в начале войны Арканзас поддержал конфедератов-южан, только потом все круто изменилось. Все порядочные люди, которым претила жестокость плантаторов, собрались и объявили себя сторонниками Севера. Но всякая сволочь, а к ним я причисляю рабовладельцев, сумела взять власть в свои руки и, вопреки мнению умных людей, присоединила Арканзас к Югу. Я жил тогда в Миссури, в Поплар-Блафф, поблизости от границы с Арканзасом. Мой мальчик пошел добровольцем и воевал в составе одного из полков северных штатов. Как-то, пытаясь помочь сторонникам республиканцев в Арканзасе, туда послали на разведку нескольких солдат. Билл оказался среди них. Однако разведчики неожиданно наткнулись на сильный отряд противника, и им пришлось сдаться.

— Они попали в плен? Тогда в плену было несладко. Я знаю, как вели себя южане по отношению к военнопленным: восемьдесят человек из ста умирали от голода и лишений. Но пленных никто не убивал!

— Вот тут вы ошибаетесь, наши молодцы сражались не на жизнь, а на смерть и, когда у них кончились патроны, схватились за ножи и приклады. В схватке полегло так много южан, что те взбесились и решили расстрелять пленных. Билл — мой единственный сын, и я бы остался один как перст, но этого не случилось благодаря Олд Дэту.

— Как же это вышло? Чертовски любопытно. Этот вестмен, Олд Дэт, или как его там, привел подмогу и отбил пленных?

— Пока он бегал бы за подмогой, всех пленных успели бы перерезать до одного. Он совершил неслыханно дерзкое дело — он в одиночку освободил ребят.

— Тысяча чертей! Ну и ну!

— Он тайком пробрался в лагерь, ужом прополз на животе, как это делают индейцы. Ему помог дождь: в ту ночь лило как из ведра и загасило все костры. Батальон южан стоял лагерем на ферме. Офицеры заняли дом, а солдаты разместились кто где мог. Пленных заперли в сарае, где находился пресс для сахарного тростника. На каждом углу выставили по часовому. Ночью, сразу после смены караула, сквозь грохот ливня послышался шум, доносившийся с крыши. Ребята стали прислушиваться. Вдруг раздался треск, и часть гонтовой крыши провалилась. Потом появилась дыра в потолке, и в помещение полил дождь. На несколько мгновений все стихло, потом через отверстие в потолке кто-то просунул ствол молодого дерева с сучьями. По нему-то пленные и выбрались на крышу, а оттуда спрыгнули на землю. Там лежали тела четверых часовых. Забрав у них оружие, ребята двинулись в обратный путь. Спаситель благополучно вывел их из лагеря южан и в целости и сохранности доставил до самой границы. Только там, прощаясь, они и узнали, что их спас с риском для собственной жизни сам Олд Дэт, знаменитый вестмен.

— Он пошел с ними?

— Нет, сослался на важные и неотложные дела и исчез в темноте, не дав поблагодарить себя. Ребята даже не успели рассмотреть его как следует. Билл запомнил только высокую худую фигуру, но ему посчастливилось говорить с Олд Дэтом, и он на всю жизнь запомнил слова этого мужественного человека. Если когда-нибудь Олд Дэт окажется среди нас, мы сумеем доказать ему, что долг платежом красен.

— Я думаю, он и так не сомневается в вашей благодарности. Полагаю, ваш сын не единственный человек, чем-то обязанный Олд Дэту, Но, сэр, вернемся к нашим делам: может быть, вы знакомы с неким мистером Ланге из Миссури?

Мужчина пристально посмотрел на Олд Дэта.

— С неким мистером Ланге? — повторил он вопрос. — А зачем он вам понадобился?

— Боюсь, что у трактирщика уже не осталось свободных комнат, а комиссионер с пристани рекомендовал нам мистера Ланге как человека гостеприимного, у которого можно переночевать. Он советовал нам сослаться на него. Кроме того, он сказал, что мы найдем его здесь, в трактире.

Мужчина еще раз испытующе посмотрел на нас.

— Найдете, вернее, уже нашли. Я и есть Ланге. Поскольку вас прислал ко мне комиссионер и вы показались мне порядочными людьми, мой дом в вашем распоряжении, джентльмены. Надеюсь, мои глаза меня не подвели и я в вас не ошибся. Кто ваш товарищ, до сих пор не сказавший ни слова?

— Мой друг, человек очень образованный, приехавший сюда в погоне за счастьем.

— Господи! В Европе люди бросают все и мчатся через океан в надежде, что здесь их ждет богатство и счастье! Уверяю вас, сэр, здесь надо намного больше попотеть, пока вы добьетесь хоть чего-нибудь, я уж не говорю о счастье. Ну да ладно. Бог не выдаст, свинья не съест. Добро пожаловать в наши края!

Он протянул руку мне, затем — Олд Дэту. Старик взял ее и обе ладони, сжал и произнес:

— Но если у вас возникли сомнения, можно ли нам доверять, спросите нашего «мальчика», и он подтвердит, что мы свои.

— Билл, мой мальчик? — удивился Ланге.

— Кто же еще? Вы сказали, что он говорил с Олд Дэтом и помнит каждое его слово. Уважьте старика, молодой человек, повторите, что он вам тогда наплел?