Страха я не чувствовал вовсе. Если бы Мелтон меня и увидел — что ж, еще ничего не было бы потеряно — я знал, что мне делать в этом случае. Чем я себя подстраховывал, так это бичом, с помощью которого я мог избавиться от краснокожих. Однако было бы лучше, если бы этого не произошло. Мелтон и Юдит прошли мимо, даже не взглянув в ту сторону, где я лежал. Они мило болтали между собой, смеялись, чувствовалось, что они явно в очень хорошем настроении, куда лучшем, чем то, в котором находился отец девушки, пребывавший глубоко в недрах поднимавшейся передо мной скалы. А парочка направилась на северную сторону скального массива, скрывшись от меня за его западным краем.

Теперь я мог отправляться назад. Я сделал это так же, как и пришел: сначала пополз по-пластунски, потом поднялся на четвереньки, наконец, когда меня уже больше не могли увидеть, выпрямился во весь рост. Солнце тем временем скрылось, и наступили такие короткие для тех краев сумерки. Когда я добрался до наших коней, то следовало еще лишь немного подождать. С одной стороны, надо было дожидаться темноты, чтобы нас не увидели, но вместе с тем должно было быть достаточно светло, чтобы мы могли без большого труда увидеть вход в пещеру.

Когда наступило удобное время, мы галопом поскакали вниз под уклон, а потом по дну бывшего озера к скальному блоку. Там мы спешились и полезли вверх по осыпи.

Шли мы быстро, и скоро у наших ног открылось отверстие, которое становилось тем шире, чем больше камней мы откидывали. Когда отверстие расширилось настолько, что в него можно было пролезть, я взял в руки факел и стал спускаться в пещеру. Это мне удалось легко, потому что осыпь с внутренней стороны оказалась пологой. Добравшись донизу, я увидел, что все в точности соответствовало описанию Плейера. Пещера была вдвое выше человеческого роста, и в ней легко могли разместиться около сотни человек. В маленькой боковой пещере дно покрывала холодная вода с привкусом извести. Заднюю часть пещеры я хотел изучить позднее, когда мы приведем коней. Они, конечно, тоже должны находиться в пещере, потому что если бы мы их оставили снаружи, то рано или поздно лошади выдали бы ржанием свое присутствие.

Следовательно, нам, пришлось расширить входное отверстие до высоты конской холки, что отнюдь не было приятной работой, так как трудиться приходилось без инструмента, голыми руками, а на освободившееся место постоянно сыпалась галька. Когда мы наконец расчистили достаточный проход, мы привели в пещеру коней. Это оказалось делом потруднее. Каких-то других лошадей мы бы вообще в пещеру не затащили или наделали бы при этом много шума, который мог нас выдать, но оба благородных животных поднимались покорно по грудам камней и остановились в нерешительности только перед самым входом в пещеру, осторожно поводя ушами и раздувая ноздри. Я упрашивал их и гладил, но все было напрасно. Моя Молния, правда, хотела подчиниться, выставляя переднюю ногу вперед, но тут же убирала ее на прежнее место, потому что камень под ее копытом шевелился. Наконец конь все же решился и скорее заскользил, чем зашагал вниз.

Потом та же процедура была проделана с Ильчи, жеребцом Виннету, который съехал вниз быстрее Молнии, соскользнув на крупе. В награду животные смогли напиться вдоволь воды и получили свою порцию кукурузы. После того как лошади были устроены, я смог заняться изучением закоулков пещеры, точнее говоря, их осмотром, потому что быстрый взгляд в бездну не назовешь ее изучением.

Когда я бросил в эту пропасть камень, то должен был напрячь свой слух, и прошло довольно много времени, прежде чем до меня донесся очень слабый звук, говорящий о том, что камень достиг дна. Да, тот, кто упадет в эту пропасть, несомненно, погибнет.

Плейер не знал, как широка и глубока эта пропасть, потому что у него не было подходящего освещения. Мой же факел светил достаточно ярко и далеко, чтобы я, приблизившись к краю обрыва, смог увидеть другой край трещины. Плейера обманула темнота, я же увидел, что ширина трещины составляет не больше десяти или одиннадцати локтей. Пока я осматривался вокруг, юный мимбренхо присел на корточки и занялся изучением почвы. Сначала он потрогал землю пальцами, потом начал рыть ножом.

— Не хочет ли Олд Шеттерхэнд посмотреть на какую-то дыру? — сказал он, выбрасывая лезвием клинка землю.

— Видимо, образовалась от капель воды, которые падали с потолка, — ответил я.

— Тогда бы эта дыра была круглой, а так она квадратная.

— Ну-ка, покажи!

Я наклонился и стал ему помогать. Действительно! Это было четырехугольное углубление в почве, уходившее вниз на длину ступни, а в ширину достигавшее размеров пяди.

— Давай поищем, может быть, здесь есть другие подобные ямки, — сказал я, и вскоре мы нашли еще три таких же углубления. Когда мы удалили заполнявшую их землю, мимбренхо вопросительно посмотрел на меня. Я подбодрил его:

— Если мой юный брат хочет высказать свои соображения про эти ямки, пусть говорит.

— Я ничего не могу сказать, — ответил он. — Может быть, их рыли, собираясь что-нибудь спрятать. Но что можно спрятать в таких ямках? Олд Шеттерхэнд, конечно, об этом знает больше.

— Об этом нетрудно догадаться, но язык моего брата не находит для этого подходящих слов. Знаешь ли ты, что такое крепежный брус или скоба?

— Нет.

— Железо или дерево, которое надо забить в землю или в стенку, чтобы дать опору какому-нибудь предмету или грузу. А эта тяжесть, о которой идет речь, была мостом через трещину. Если бы мы оказались на той стороне трещины, то нашли бы, как я предполагаю, четыре точно таких же ямки.

— А где же сам мост?

— Его разрушили. Может быть, даже те же самые люди, которые им пользовались, сбросили его в пропасть. Надо было скрыть, что над пропастью когда-то был переброшен мост. Поэтому ямки тщательно засыпали, чтобы пришедшие позже люди не смогли их заметить. Но глаза моего юного брата оказались достаточно острыми.

— Нет, не глаза. Я почувствовал носком своей ноги землю, более мягкую, чем окружающие скалы. Да, жаль, что нет моста; если бы он еще существовал, мы бы могли перейти на ту сторону.

— Нам вовсе не нужен мост, потому что мы другим способом попадем в подземный ход, начинающийся на той стороне. Там есть, как я предполагаю, пролом; в него мы и проникнем.

— Когда?.. Сегодня вечером?

— Нет, завтра. Пролом заделан, и я не смог бы найти его в темноте, а свет мы не можем зажигать, чтобы не привлечь к себе внимание. Когда же наступит день, мы проберемся в подземный ход и исследуем его. А теперь мы перекусим, затем я пойду познакомлюсь с окрестностями.

— Олд Шеттерхэнд позволит мне пойти с ним?

— Нет. Я охотно взял бы тебя с собой, но кто-то должен остаться с нашими лошадьми.

— Здесь они в полной безопасности. Ни один юма не сможет их найти.

— Верно, но наши лошади не знают пещеры, они боятся ее. Пока они ведут себя спокойно, потому что мы находимся радом. Если же мы оставим коней одних в темноте, то потом их придется искать в пропасти.

Мальчик, выходит, должен был остаться, а я, как только мы покончили со своим скромным ужином, ушел на разведку. Конечно, я не надеялся совершить какое-то крупное открытие, потому что снаружи было темно; мне пришлось выждать, пока звезды стали ярче. Но я не остался возле пещеры, а пошел дальше, к скальной стенке, добравшись до ее северного угла. Там я опустился на землю и стал ждать.

Я намеревался разведать путь, ведущий на плато, но в такой темноте это было не только бесполезным занятием, но и просто опасным. Совсем не обязательно, но все же возможно, что кто-нибудь окажется на дороге и услышит мои шаги. В таком случае можно было предположить, что моя прогулка примет совсем не желательный для меня оборот.

Там, где я сидел, лежало множество камней различной величины. Поэтому я и не пошел дальше, потому что если бы на пути оказалось много таких обломков, то задуманный поход мог в темноте стать непрерывным спотыканием и падениями.

Так я прождал, пожалуй, с час. Кругом царила глубокая тишина. Бледные поначалу звезды заблестели ярче. Я смог теперь видеть дальше и только что собирался подняться с места и идти, когда услышал, как кто-то приближается ко мне. Я, естественно, предположил, что незнакомец намерен пройти мимо, и нырнул за один из упомянутых валунов. Шаги приближались, и скоро я различил фигуру индейца, который остановился неподалеку от меня и огляделся. Никого не увидев, он издал негромкий, свидетельствующий о разочаровании крик, подошел еще ближе и уселся на камень, находившийся не дальше чем в трех шагах от меня.