— Эту собаку? Еще бы!

— Ты назвал его собакой. Он был когда-то твоим врагом?

— Три года назад мы выкопали топор войны против шайенов, и в разных боях пали уже многие из их воинов; тут пришел этот апач и вместе с их вождем стал во главе племени. Он труслив, как койот, но хитер, как тысяча старух. Он притворялся, будто хочет сразиться с нами, но все время отступал и, когда мы за ним погнались, неожиданно исчез где-то за Арканзасом. Пока мы там искали его у шайенских ублюдков, он примчался к нашим вигвамам, увел наши стада и стащил все, что осталось у нас дома. Когда мы вернулись, он соорудил из наших же домов укрепления, и они засели там с нашими оставшимися воинами, стариками, женщинами и детьми. Так он принудил нас к миру, который не стоил ему ни капли крови, а нам он стоил чести и славы. Если бы Великий Дух сделал так, чтобы этот паршивый пес попал ко мне в руки!

Военная операция, о которой рассказывал вождь, была действительно мастерски проведена Виннету. Я в то время был, к сожалению, не с ним, но слышал из его собственных уст рассказ обо всех подробностях этого в высшей степени замечательного дела, в конце которого он не только спас дружественных нам шайенов от верного разгрома, но им удалось, несмотря на то, что они были значительно слабее своих врагов, довести войну до победы, не пролив при этом ни единой капли крови. Ярость, с которой Шако Матто говорил о Виннету, была понятна.

— Почему вы до сих пор не отомстили ему? — спросил Уоббл. — Его очень легко схватить! Он редко бывает в вигвамах своих апачей, злой дух постоянно носит его по прерии и горам. Он всегда один, без спутников. Стоит только начать действовать, и он в ваших руках.

— Ты говоришь, не подумав. Именно потому, что он беспрестанно в разъездах, его нельзя поймать. Молва часто доносила до нас названия мест, где его видели, но всегда, когда мы появлялись там, оказывалось, что он уже уехал оттуда. Он похож на борца, которого нельзя схватить или остановить, потому что он намазался жиром. И если даже ты уже почти уверен, что вот-вот его поймаешь, рядом с ним оказывается бледнолицый, которого зовут Олд Шеттерхэнд. Этот белый — самый большой волшебник, какой только есть на свете, и когда он и апач вместе, то даже сотня осэджей не обладает достаточной силой, чтобы схватить их.

— Я докажу, что это ошибка. Ты считаешь Олд Шеттерхэнда тоже своим врагом?

— Уфф! Мы ненавидим его больше, много больше, чем Виннету. Вождь апачей по крайней мере краснокожий, который вместе с нами принадлежит к одному большому народу — индейцам. Шеттерхэнд же — белый, и мы ненавидим его уже за одно это. Он дважды помогал юта, в борьбе против нас; он самый ненавистный враг огаллала, которые нам друзья и братья. Когда наши воины хотели его поймать, он стрелял им по ногам, так что теперь они хромые. Это хуже, чем если бы он их убил. Этот пес говорит, что он только тогда лишает жизни своих врагов, когда они вынуждают его сделать это; он стреляет из своего волшебного ружья в колено или бедро, и индейцы уже на всю оставшуюся жизнь перестают быть мужчинами, воинами. Это ужасней, чем долгая, мучительная смерть. Горе ему, если он когда-нибудь попадется мне в руки! Но этого никогда не случится, потому что он и Виннету похожи на больших птиц, которые летают высоко над морем, и никогда не опустятся настолько низко, чтобы их можно было поймать.

— Ты опять ошибаешься; они очень часто опускаются. Я даже знаю, что они именно сейчас опустились и их можно легко схватить.

— Уфф! Это правда — то, что ты говоришь?

— Да.

— Ты их видел?

— Я даже с ними говорил.

— Где, где же, скажи мне!

Последние слова он почти выкрикнул — таким страстным было его желание поймать нас. Спокойно и осторожно ответил ему Уоббл:

— Я смогу тебе помочь схватить Виннету, Шеттерхэнда и еще трех бледнолицых, потому что я знаю, где их можно найти; правда, я могу сообщить тебе эту тайну только при одном условии…

— Тогда скажи скорее, что это за условие!

— Мы схватим всех пятерых, ты получишь трех других белых, а мне передашь Олд Шеттерхэнда и вождя апачей.

— Кто эти трое других бледнолицых?

— Двое с Запада — Хаммердал и Холберс, и один полицейский, его зовут Тресков.

— Я их не знаю. Мы должны схватить пятерых, но получим только трех, которые нам совершенно безразличны, тебе же оставляем двоих, которые нам как раз очень важны? Как ты можешь требовать это от меня?!

— Я требую это, потому что я сам должен отомстить Виннету и Шеттерхэнду. Ради этого я готов отдать свою жизнь.

— Наша месть не менее важна.

— Может быть, однако где они, знаю только я.

Вождь немного подумал и потом спросил:

— Где они находятся?

— Совсем рядом, this is very clear[537]. Они у меня в ловушке.

— Уфф, уфф! Кто бы мог подумать! Ты уверен в этом, они действительно в ловушке?

— Мне нужно только несколько твоих воинов, чтобы схватить их.

— Тебе нужны мои воины? Нельзя ли обойтись без них?

— Нет.

— У тебя их еще нет. Мои воины должны тебе помочь расставить сети для этих псов; без моих людей эта добыча от тебя уйдет. Как ты можешь требовать так много, оставляя их себе, хотя они нужны нам?

— Вы вообще ничего не получите, если не согласитесь на мое условие.

— Уфф! А что получишь ты, если у тебя не будет воинов осэджей? Ничего, совсем ничего! Ты требуешь слишком много от меня!

Так они продолжали спорить. Шако Матто был слишком умен, чтобы позволить себя одурачить так нагло и откровенно, и Олд Уоббл понял, что, если он не откажется от своих требований, ему придется совсем отказаться от планов мести, и он решил уступить кого-то одного, зато быть уверенным относительно остальных, и объявил:

— Ну ладно! Я пойду тебе навстречу: кроме тех трех белых, Виннету — тоже твой, но Шеттерхэнд должен быть в любом случае мой. Мои с ним личные счеты значительно серьезнее, чем ваши с ним, и если ты мне его не уступишь, то пусть лучше уходят все пятеро. Это мое последнее слово. Теперь можешь делать все, что хочешь.

Осэдж не выказал большой радости и желания тут же согласиться с этим условием. Он очень хотел получить и меня, но, видно, пришел в конце концов к выводу, что все-таки лучше довольствоваться тем, что ему предложено, чем совсем упустить возможность отомстить Виннету. Поэтому он согласился, сказав:

— Пусть будет так, как хочет Олд Уоббл, он получит Шеттерхэнда. Но я хочу наконец знать, где находятся эти пятеро и как мы сможем их поймать.

Старый ковбой сказал, что встретил нас на ферме Феннера, не упомянув, разумеется, о том неприятном положении, в котором там очутился по нашей милости. А закончил он свой рассказ так:

— Теперь ты знаешь, почему я не смог вовремя встретиться с тобой. Я хотел разузнать, что собираются предпринять эти пятеро парней, чтобы добыча не ушла от меня. Ковбои на ферме не знали, в каких отношениях я с Виннету и Шеттерхэндом. Один из этих ковбоев случайно услышал, зачем они приехали на Репабликан, и сказал это остальным. Я тоже это слышал и, когда стемнело, подкрался тихо к окну. Феннер сидел с ними в комнате, а они рассказывали о своих приключениях. Между тем в разговоре они то и дело упоминали о своих дальнейших планах. Они собирались скакать в Колорадо, куда должен был прибыть другой белый, который, кстати, всегда был злейшим врагом краснокожих. Они собирались встретиться с ним, я только не расслышал, где именно, и потом целый отряд бледнолицых должен был напасть…

— Кто этот белый, о котором они говорили? — прервал его вождь осэджей.

— Его обычно называют Олд Шурхэнд.

— Олд Шурхэнд? Уфф! За этой собакой мы охотились три дня, но так и не поймали. При этом он убил двух моих воинов и много лошадей и с тех пор не появляется на наших землях. Он избегает этих мест, потому что боится нашей мести.

— Ты снова ошибаешься. Несколько дней назад он был на ферме Феннера, а оттуда направился в Колорадо, значит, он должен проезжать через ваши земли. Мне показалось, он не слишком-то боится вас.