Боб продолжал обниматься с матерью, я же тем временем подошел ближе, и Виннету, узнав поступь моего коня, повернулся и посмотрел на меня, но по-прежнему ни одна мышца не дрогнула на его красивом лице. Я слез с лошади, он дотронулся до моих рук, потом сделал полшага назад, посмотрел на меня сверху вниз и произнес:
— Мой белый брат Шеттерхэнд приходит как роса к цветку, сохнущему в пустыне, и как орел охраняет гнездо своих птенцов. Ты нашел там, наверху в горах Сьерра-Мадре, мое послание?
Я ответил:
— Брат Виннету всегда в моем сердце, как солнечный луч у постели больного, и верен моей душе, как сын матери, которая его родила. Прошло много лун с тех пор, как я видел тебя в последний раз. Там, наверху, в Сьерре, я прочитал под елью твои знаки. Я пришел с тремя сотнями апачей, которых ведет храбрый Энчар-Ро, чтобы передать их под твое командование. Кровавого Лиса здесь нет?
— Он выезжает несколько раз за день, чтобы встретить тебя. Сейчас его тоже нет, и…
Он прервался на полуслове и поглядел в другую сторону. Показались всадники — Олд Шурхэнд, Олд Уоббл, Холи и Энчар-Ро. А впереди всех ехал Кровавый Лис, одетый, как мексиканский вакеро на карнавале: его одежда была украшена бахромой, широкая красная лента заменяла ему пояс и свешивалась длинным концом с левого бока. На этой ленте висел нож «боуи» и два инкрустированных серебром револьвера. На голове красовалось широкополое сомбреро. Были на нем и двойные, до колен, штаны, какие носят в Кентукки, кожаные щитки на ногах защищали их от стрел и возможных ударов копьями. Ему было двадцать пять лет. Над верхней губой пробивались усики. Довольно массивная нижняя челюсть свидетельствовала о твердой воле, глаза его блестели и смотрели на мир открыто и миролюбиво, как у ребенка, впервые открывшего для себя червячка или бабочку и не желающего причинять им боль. И тем не менее этот молодой человек оставался призраком, чья верная рука посылала пулю прямо в лоб любому «стервятнику» Льяно-Эстакадо!
Он спрыгнул с лошади и протянул мне руку. После нашего рукопожатия он обратился к Виннету:
— Я вижу, здесь не только воины апачей. Знает ли Виннету, что за важных людей привел с собой Олд Шеттерхэнд?
Вождь ответил ему едва заметным кивком головы.
Кровавый Лис представил их всех.
— Вот стоит Олд Шурхэнд, известнейший из белых охотников. Он шел на юг, чтобы познакомиться с вождем апачей, и по дороге встретил Олд Шеттерхэнда.
Виннету пожал Шурхэнду руку и сказал:
— Любой, кого приведет с собой Олд Шеттерхэнд, будет доброжелательно принят здесь. Я много слышал о тебе, теперь дела займут место слов, как сегодня человек встал на место легенд о нем.
Я понял, что Шурхэнду понравились его слова — Виннету произвел на него большое впечатление.
— А это, — продолжал Кровавый Лис, — Олд Уоббл, которого еще называют королем ковбоев. Он помогал Олд Шурхэнду и Олд Шеттерхэнду освобождать Боба.
По лицу Виннету мелькнула странная, я бы сказал, лукавая улыбка, когда он подавал старику руку со словами:
— Олд Уоббл известен вождю апачей, он хитер, как лис, скачет, как черт, и охотно курит сигареты[449].
Лицо старика было засветилось от радости, но при упоминании о сигаретах черты его вновь омрачились, и он закричал:
— Дьявольщина, а ведь это так и есть! Но я уже несколько месяцев ни одной не держал во рту. Где их взять в этой Богом проклятой стране? Если так и дальше пойдет, перейду на сигары, this is clear!
Этот заядлый курильщик без сигареты не мог прожить и часа.
Кровавый Лис представил Виннету Паркера и Холи, которым также было сказано несколько добрых слов. Вождь апачей сделал большой крюк, чтобы взглянуть на меня и апачей.
Сколько нам, Виннету, Лису и мне, нужно было всего порассказать друг другу! Но для этого совершенно не было времени. Боб и Санна должны были отвести наших лошадей на водопой, и мы расположились перед домом, чтобы посоветоваться. Тут стоял грубо сколоченный стол и две лавки. За ним мы и устроились.
Лис пошел в дом, чтобы принести нам что-нибудь поесть. Внимание же остальных было приковано к той необычной обстановке, которая их окружала. Они с удивлением озирались. Это был островок настоящего рая в горячей, как печь, пустыне! Тут располагался природный водоем почти круглой формы, диаметром около восьмидесяти шагов, до краев наполненный светлой драгоценной влагой, поверхность которой искрилась на солнце. Над ней сновали стрекозы. На берегу лошади с удовольствием щипали свежую травку. Низкорослые пальмы отражались в воде. Над ними образовывали густую крону стройные сосны и сикоморы. За домом лежало кукурузное поле, где на золотистых початках паслась целая стая карликовых попугаев.
Сам домик был невелик, но одному Кровавому Лису его вполне хватало. Совершенно неясно было, из какого материала он сделан, все его стены заросли ползучими растениями и побегами с яркими белыми и красными цветками. Кое-где уже поспели пестрые плоды. Там, где плодов не было, над цветками зависали, как изумруды, яркие колибри, нашедшие сюда дорогу. Сикоморы, кипарисы и сосны у воды все были старыми деревьями, семена которых доставили сюда птицы, когда человек еще понятия не имел об этом оазисе в пустыне. Кроме того, здесь росли каштаны, миндальные, апельсиновые и лавровые деревья. Последние Кровавый Лис посадил давным-давно, так же как и стелющиеся по грунту и воде быстрорастущие кустарники, призванные сдерживать песок. Лис провел от пруда во все стороны небольшие канальцы, чтобы обводнить как можно больше безжизненного пространства.
Этот затерянный в песках мир напоминал джунгли Бразилии или Боливии.
Насладившись этим зрелищем, мы прошли в дом. Открыв дверь, обрамленную плющом, мы увидели, что все его внутреннее пространство состоит из одной комнаты, стены которой отделаны тростником, скрепленным нежной глиной, взятой из пруда. Потолок тоже покрывали длинные стебли тростника. В трех стенах были прорублены окна. Напротив двери располагался вылепленный из глины очаг, а над ним — дымоход. Над очагом висел также железный котел.
Пол был выложен выдубленными шкурами. На местах лежанок были натянуты на деревянные каркасы медвежьи шкуры. Под потолком висело сушеное мясо, а на стенах — всевозможное оружие, какое только можно было приобрести на Западе. Несколько ящиков служили комодами и шкафами. Имелся также самодельный стол со стульями.
Особым украшением комнаты являлась белая шкура бизона с черепом. Это был особый наряд Лиса — «духа Льяно-Эстакадо», в него он обряжался, когда выезжал карать «стрелочников». По обе стороны шкуры в стену было воткнуто множество ножей — мрачная летопись его встреч со «стрелочниками», у которых он забирал эти ножи, сразив хозяев метким выстрелом в лоб. Недалеко от дома Кровавого Лиса было выложенное изнутри шкурами углубление в песке, где в свинцовом ящике хранилась амуниция «стрелочников».
На северной стене дома, куда не доходило солнце, висело множество кожаных мешочков для хранения воды. Их содержимым Лис спас от смерти не одного затерявшегося в песках Льяно путешественника.
Таким был этот остров в пустыне, и таким был дом на этом острове.
Потом все мы сели и с аппетитом пообедали. Лис пошел в дом и вернулся с картонной коробкой, вручил ее Олд Уобблу и заявил:
— Это, мистер Каттер, для вас, я желал бы, чтобы мои гости чувствовали себя у меня как дома,
Олд Уоббл взял картонку, подержал ее в руках и произнес с сомнением:
— Хорошо себя чувствовали? Вы полагаете, что у вас есть что-то такое, что обрадует меня?
— Я просто убежден в этом.
— А что же это такое?
— Откройте и увидите.
— Хм!
Он открыл коробку, снял бумажку и испустил крик радости:
— Боже, сигареты! Это сигареты! Целых пятьдесят штук! И это все мне?
— Все — вам.
— Вы благородный юноша. Дайте, я вас расцелую.
Он притянул Лиса к себе и влепил ему в щеку смачный поцелуй. Потом он закурил и с наслаждением выпустил дым, каждой черточкой своего лица изображая полнейшее блаженство.
