В сезон дождей бурные потоки воды, несущиеся с гор, промывают в земле глубокие ущелья, которые сходятся, расходятся, пересекаются, словно настоящий лабиринт. На отвесных стенах видны слои глины, чернозема, песка, как будто гигантский нож разрезал слоеный пирог. Путник, едущий по такому ущелью, должен соблюдать осторожность — иногда у его ног открывается пропасть глубиной в несколько десятков метров, и тогда, если в стене нет тропинки, ведущей наверх, ему приходится возвращаться и искать обходные пути.

После ливней в горах ущелья наполняются водой, яростно бурлящей и несущей стволы деревьев и огромные камни. Горе путнику, не успевшему взобраться на дикие скалы, возвышающиеся по обе стороны ущелья. Каменные исполины очень живописны: ветер и вода выточили из них пирамиды, шестигранники, колонны и арки, причудливые фигуры, в которых без труда можно узнать всех известных животных. Порою трудно поверить, что это не творение рук человеческих.

В хитросплетении промытых водой ущелий легко найти основное, ведущее с гор в прерию. Оно-то и служит путешественникам дорогой, достаточно безопасной хотя бы по той причине, что едущего внизу человека можно заметить, только стоя у самого края расщелины. С другой стороны, путник тоже не может издалека увидеть врага и часто сталкивается с ним нос к носу.

Наш отряд тоже ехал по такому ущелью, и чем дальше на запад мы продвигались, тем ниже и положе становились его стены, и наконец мы вышли к отрогам хребта Сьерра-Бланка.

Там рождаются многочисленные притоки реки Пекос, а среди них и тот, в чьей долине, по словам Хоблина, разбойники зарыли свои сокровища.

Мы въехали в эту долину уже к вечеру. Она была небольшой — мили полторы в ширину и около полумили в длину. Изумрудная зелень по берегам безымянного потока радовала глаз, но пустить там пастись лошадей было нельзя: выщипанная ими трава сразу бы выдала наше присутствие.

— Вы уверены, что это именно та долина, которую мы ищем? — спросил я Хоблина. По пути мы проехали много мест, похожих на то, куда он нас привел, поэтому сомнения не покидали меня.

— Я узнаю ее, сэр, — ответил он. — Вон под тем дубом мы с капитаном заночевали, когда я впервые был здесь.

— Неплохо бы провести лошадей в соседнюю долину и оставить их там под присмотром часового — тогда они нас не выдадут. А мы чувствовали бы себя свободнее и быстрее справились бы с делом.

— Может быть, оно и так, — ответил мне Сэм, — но что будет, если вдруг придется уносить ноги? Нет, я свою Тони предпочитаю держать поблизости.

— Морганы не приведут за собой команчей, — возразил я. — Им совсем ни к чему посвящать краснокожих в свою тайну. Но так уж и быть, поищем подходящую поляну в лесу. Я с Бобом пойду на эту сторону, а Виннету — на ту.

Я взял ружье и направился к лесу. Боб шел за мной. Мы довольно долго блуждали среди бурелома и поросших мхом валунов, но не встретили ни одной поляны, куда можно было бы привести лошадей.

Внезапно негр, шедший сзади, завопил истошным голосом:

— Масса Чарли! Помогите!

Я молниеносно повернулся к нему и увидел, как Боб опрометью бросился к толстому буку, подпрыгнул, ухватился за нижний сук и проворно взобрался на дерево.

— Что случилось, Боб? Что тебя так напугало? — удивился я, так как знал, что ни разбойников, ни краснокожих там не может быть.

— Масса! Спасите бедного черного Боба! Приведите сюда всех людей и убейте чудовище!

Я не успел удивиться еще раз и толком расспросить, что за чудовище он имел в виду, — вдруг затрещали сучья и из густого подлеска вышло исполинское животное. Это был огромный медведь из той породы, которой дали название гризли, то есть «серый».

Мне приходилось слышать ужасающий голос льва, который арабы называют не иначе как «рад», что на их языке означает «гром»; я слышал рычание бенгальского тигра, и хотя мое сердце непроизвольно замирало, я не испытывал страха. Но от глухого, злобного рева серого медведя даже отчаянного смельчака прошибает озноб, а тело отказывается повиноваться разуму. Бессмысленно искать спасение в бегстве или на дереве — свирепый хищник, несмотря на огромные размеры, двигается стремительно и очень ловко взбирается на деревья.

В восьми шагах от меня стоял на задних лапах гризли и разевал пасть. Одному из нас было суждено погибнуть. Я прицелился и послал первую пулю ему в глаз, вторую — в сердце, затем отбросил ставшее бесполезным ружье и выхватил нож. Серый исполин даже не дрогнул, словно обе пули обеспокоили его не больше, чем пара надоедливых пчел. Он продолжал надвигаться на меня и уже поднял лапы, чтобы одним ударом смять, уничтожить посмевшего встать на его пути человека. Я ждал, готовый увернуться и вонзить ему между ребер нож, но вдруг он хрипло взревел, пошатнулся и рухнул, чуть было не придавив меня. Я не промахнулся: первая пуля попала ему в мозг, а вторая пронзила сердце. Одного такого выстрела вполне хватило бы, чтобы летящая в прыжке пантера упала на землю мертвой кошкой, а гризли сумел сделать шесть шагов! Еще два таких шага, и мне пришел бы конец!

— Как хорошо сделал масса Чарли! — завопил с дерева Боб. — Он убил медведя!

— Слезай! — приказал я ему, переведя дух.

— Масса Чарли убил его навсегда? Он не оживет и не сожрет Боба?

— Не бойся, Боб, он мертв.

Негр покинул спасительное дерево так же быстро, как и взобрался на него. Однако очутившись на земле, он не решился подойти к поверженному зверю и принялся ходить вокруг него кругами. Тогда я, чтобы окончательно успокоить Боба, наклонился над тушей и вонзил нож между вторым и третьим ребром.

— Какой большой медведь, он даже больше Боба! Но он не съел Боба, и теперь Боб сам съест его.

— Да, этого мяса нам хватит надолго. Но особенно вкусны медвежьи лапы и окорок.

— Масса Чарли даст Бобу медвежьи лапы за то, что он смелый?

— Ну конечно. Подожди меня здесь, пока я схожу за остальными.

— Не оставляйте меня одного! Боб смелый, но он боится зверя!

И снова взобрался на дерево.

Боб действительно не был трусом и доказал это во время наших стычек со стейкменами, но встреча нос к носу с гризли может напугать кого угодно.

Прежде чем уйти, я осмотрел окрестности, чтобы убедиться, что поблизости не бродит медведица: в это время года гризли часто ходят парами. Не найдя никаких следов, я мысленно возблагодарил Бога за то, что убитый мною медведь был холостяком и нам теперь можно было не опасаться нападения свирепого хищника. Не успел я выйти из лесу, чтобы позвать товарищей, как они сами прибежали на выстрелы.

Даже Сан-Иэр и Виннету признали, что им не доводилось раньше встречать такого великана, а апач склонился над медведем и… обмакнул свой мешочек с «лекарствами» в горячую струю крови, хлеставшую из Раны на груди.

— Мой белый брат оказал большую услугу медведю. Пули моего брата быстро и без страданий освободили его душу от оков тела, и теперь она уже в пути в Страну Вечной Охоты своих отцов.

Индейцы верят в переселение душ, и, естественно, по их представлениям, в огромном и прекрасном звере может жить только душа славного воина и охотника, помещенная туда Маниту за проступки. Убивая зверя, вы помогаете душе покинуть бренное тело и отправиться в Страну Вечной Охоты — рай индейцев.

Мы быстро освежевали медведя, отрезали от туши самые лакомые куски, а остальное мясо прикрыли ветками и камнями, чтобы до него не добрались стервятники и мелкие хищники.

Оказалось, что, пока я сражался с медведем, Виннету подыскал в лесу по ту сторону долины подходящее укрытие для лошадей. Мы отвели их туда, а так как Морганы могли появиться не ранее следующего утра, то я с общего согласия рискнул развести костер и испек медвежьи лапы, показавшиеся нам после надоевшего вяленого мяса пищей богов.

Ночь прошла спокойно. Ни звери, ни люди нас не тревожили. Утро пролетело в напряженном ожидании. Ближе к полудню на часах встал Сан-Иэр. Вскоре он вернулся к нам и сказал:

— К нам гости.

— Кто? — спросил я.