Доктор и хирург подскочили к Фрицу.

— Что это? Кто это? — удивленно спросил ученый. — Да ведь это… Кто бы мог подумать! Неужели?

— Да-да. Игуана собственной персоной, — разрешил его сомнения Фриц.

— Игуана! — радостно повторил хирург. — Замечательно! Ее мясо — самый большой деликатес на свете! Но имейте в виду, это очень злое животное, чуть что — кусается. Пока не убедитесь, что игуана мертва, лучше не приближайтесь к ней.

Убитая игуана лежала на земле абсолютно неподвижно. И все же Фриц и хирург подходили к ней на цыпочках, затаив дыхание.

Игуана, или, по-другому, лигуана, — большая южноамериканская ящерица, живущая на деревьях. На ее широкой плоской голове растянута в зловещем оскале большая пасть с несколькими рядами острейших зубов. На спине торчит не менее ужасный колючий гребень. Туловище венчает длинный-предлинный хвост. Лапы у игуаны мощные, с длинными когтями. На горле болтается кожаный мешок. Эта ящерица великолепно плавает и необычайно проворно передвигается по ветвям деревьев. Питается как животными: мелкими птичками и насекомыми, так и растениями: молодыми побегами деревьев, листьями и цветами. Обычные размеры игуаны — полтора метра в длину и метр в высоту, разумеется, если считать вместе с гребнем. Мясо этого монстра действительно, как сказал дон Пармесан, очень вкусное и нежное.

Но доктор задал своим спутникам весьма неожиданный для них вопрос:

— Неужели вы не остановитесь перед тем, чтобы употребить в пищу этот экземпляр редкого представителя местной фауны?

— Конечно. Игуана особенно вкусна, если зажарить ее на костре прямо с чешуей. А вы, сеньор, разве не знаете этого? — ответил ему хирург, в свою очередь, вопросом на вопрос.

— Странно, право, сеньор, что именно вы подвергаете сомнению мои знания зоолога. Да, мне хорошо известно, что мясо этой ящерицы люди употребляют в пищу, но меня вы можете исключить из числа едоков на этот раз. Я предпочел бы в данном случае даже весьма часто используемых в китайской кухне дождевых червей, трепангов и голотурий, но ни за что не буду есть игуану.

— Подождите еще немного, ваша милость, не ложитесь пока спать! — сказал хирург. — Скоро жаркое уже будет готово, и, может быть, когда вы его увидите и понюхаете, как оно пахнет, передумаете…

И он протянул руку с ножом к игуане, чтобы начать ее разделывать. Но неожиданно Фриц отвел его руку, сказав несколько вызывающим тоном:

— Постойте, сеньор! Давайте уточним одну небольшую деталь. Ответьте мне: кто из нас подстрелил игуану?

— Ну вы…

— Правильно. Следовательно, она — моя собственность. Каждый, кто захочет отведать ее мяса, должен мне заплатить за это.

— Заплатить? Но это же смешно! Позвольте узнать, сеньор, на каком это основании вы утверждаете такие странные вещи?

— На том же, на каком вы хотели посчитаться со мной, вызвав меня на дуэль за «говядину».

— Но в том случае все было правильно и справедливо. Если кабальеро подвергся оскорблению, сатисфакция по законам чести обязательна.

— А в случае с игуаной тоже, если как следует в нем разобраться. Вы потребовали от меня платы за свою собственность в виде выстрела, который вполне мог бы оборвать мою жизнь. Я же поступаю гораздо гуманнее, требуя с вас за свою всего лишь денег. Итак, довольно этих выяснений отношений, фунт мяса игуаны сегодня стоит… пятьдесят бумажных талеров — вот сколько. Но я передумал и вообще не буду его продавать.

— Сеньор… Но вы… шутите?.. — весь дрожа, спросил хирург.

— Я серьезен, как никогда. Тот, кто требует сатисфакции в виде выстрела за ничтожный проступок от своего товарища, не вправе рассчитывать на снисходительность по отношению к себе.

Фриц отрезал от туши игуаны порядочный кусок мяса, нацепил его на заостренную ветку и пристроил над пламенем костра. И очень скоро от мяса поднялась тонкая струйка волшебного аромата…

— Хм. Недурно! — заметил Моргенштерн. — Если эта ящерица и на вкус в самом деле так же хороша, как идущий от нее аромат, я, пожалуй, не устою…

На это отступничество доктора Фриц, поглощенный процессом приготовления экзотического жаркого, никак не прореагировал.

Ему уже приходилось пробовать мясо игуаны, и он хорошо представлял себе, что произойдет с его спутниками, когда оно будет полностью готово.

Наконец этот вожделенный всеми тремя путешественниками момент наступил. Изумительно вкусный запах, казалось, поглотил все остальные на берегу озерка, во всяком случае, он тут главенствовал и мог свести с ума голодного человека… Тем не менее хитрец Фриц продолжил пытку для своих спутников: медленно отрезал себе маленький кусочек мяса, положил его в рот и изобразил на лице величайшее наслаждение, закатив глаза к небу и как бы от восхищения слегка помычав. Для дона Пармесана это было слишком, он не выдержал и, начисто забыв о своей обиде, робко спросил:

— Сеньор, вы действительно не желаете продать ни одного куска?

— Нет.

— И даже самого маленького кусочка?

— Даже самого маленького.

— Скажите тогда… — дон Пармесан сглотнул слюну, — а сколько стоит тот кусочек, который вы сейчас едите?

— Вы — неплохой едок, поэтому для вас всего лишь сто бумажных талеров.

— Ну и ну! И таких денег вы требуете за один лишь небольшой кусок? Да его всего раз десять укусишь, — дон Пармесан опять сглотнул слюну, — и ничего не останется…

— Я знаю, что вы способны делать огромные укусы, сеньор. Нормальных укусов в этом куске двадцать. Десять — это как раз фунт. Так что вы должны мне за два фунта ровно сто бумажных талеров.

— Но это неслыханно дорого! Я прошу вас, скиньте цену, ну вспомните о том, что я все-таки раненый!

— О, я, разумеется, помню про это. Раненый должен соблюдать диету, а самое лучшее для него — несколько дней вообще ничего не есть. Забыть о еде, и все!

— Это невозможно, когда рядом жарится такое ароматное мясо! Сеньор, вспомните, как поступают, в таких случаях благочестивые люди, думающие о ближнем своем. Я готов заплатить вам!

И он достал трясущимися руками кошелек из кармана.

— Не надо, спрячьте ваши деньги! — воскликнул сбросивший наконец маску стяжателя Фриц. — Я ничего с вас не возьму. Мне просто очень хотелось преподнести вам один урок, чтобы раз и навсегда поняли, что нехорошо, неприлично предъявлять по мелочным поводам претензии к товарищу, то есть, как вы только что сказали, «ближнему своему», с которым делишь все трудности и опасности пути и в любой момент можешь попасть в ситуацию на грани жизни и смерти. Я никогда бы не поступил так, как вы. «Все мое — твое» — это главный закон в таком путешествии, на которое мы решились. И, конечно же, игуана — общая собственность. Ешьте, сколько хотите!

Конфликт был исчерпан. Произнеси Фриц еще несколько фраз, дон Пармесан, вполне возможно, уже не перенес бы этого просто физически. Главное, что он понял из нравоучительного спича Фрица, это то, что все преграды отпали и можно есть! Быстренько-быстренько он отрезал себе порядочный кусок мяса и впился в него зубами. Фриц тоже отрезал себе еще кусочек. Подошел доктор Моргенштерн. Некоторое время он молча взирал на трапезу своих спутников, а потом робко поинтересовался:

— Фриц, а что, это действительно так вкусно?

— В высшей степени!

— Тогда, пожалуй, и я попробую немножко. Но, прошу вас обоих иметь в виду, только для того, чтобы потом иметь право сказать, что я ел мясо игуаны.

— Я, разумеется, так сразу и понял, герр доктор. В самом деле, ну что будут говорить о вас в Ютербогке, когда узнают, что вы путешествовали по Южной Америке и не попробовали мяса игуаны! Это же нонсенс! Так я отрезаю?

— Конечно, отрезай!

И Фриц очень быстро зажарил для своего хозяина новый кусок мяса. Доктор попробовал его, нашел, что вкус мяса оказался не хуже того аромата, что оно распространяло, пока жарилось, но интерес исследователя все-таки победил в нем аппетит проголодавшегося человека. Он пристально всмотрелся в структуру волокон мяса игуаны, потом повертел кусок так и этак и, наконец, изрек: