— Салеф! — в третий раз позвал онбаши. Теперь часовой услышал, откуда идет звук. Он поспешно вскочил, схватил свое ружье и сдавленным шепотом спросил:
— Кто здесь?
— Я, — ответил капрал.
— Кто это «я»?
— Ну я же! Ты что, не узнаешь меня?
При слабом свете костра часовому удалось различить неясные очертания человеческой фигуры. Лицо таинственного посетителя по-прежнему было скрыто темнотой, но в его облике часовому почудилось что-то знакомое.
— Назови свое имя, иначе я буду стрелять! — пригрозил он.
— Что за ерунда! Зачем тебе стрелять в своего лучшего друга?
— Аллах! Что ты говоришь? Если ты мой лучший друг, то подойди ближе!
— Я не могу.
— Почему?
— Я боюсь, что меня увидят: твой костер светит слишком ярко. Лучше ты сам подойди сюда, ко мне!
В другой ситуации часовой, конечно, не стал бы следовать этому приглашению, но теперь ему показалось, что он узнает голос своего невидимого собеседника. Он выронил свое ружье, изумленно всплеснул руками и воскликнул:
— Аллах, защити меня! Разве мертвецы встают? Это действительно ты, онбаши?
— Да, это я.
— А может быть, это только твой призрак?
— Нет, это я собственной персоной. Тебе нечего бояться!
— Но ты же мертв: люди видели, что ты утонул в реке и съеден крокодилами!
— Ничего подобного! Я нарочно упал в реку. А теперь я хочу сказать тебе кое-что, что может оказаться для тебя очень важным и полезным. Но если я подойду к огню, меня может увидеть соседний часовой, а я этого не хочу.
— О, вы, Пророки и святые халифы! — воздев руки к небу, проговорил Салеф. — Значит, бывают еще на свете знамения и чудеса! Подумать только, онбаши жив, он не умер!
— Перестань кричать и иди сюда! Говорю тебе, я не хочу, чтобы нас кто-нибудь услышал.
Часовой медленно и нерешительно отошел от костра. Он был суеверен и очень боялся всевозможных духов и привидений. Он внимательно осмотрел онбаши, ощупал его, потом схватил за руку и развернул к свету, сам встав при этом спиной к Шварцу, и только после этого со вздохом облегчения сказал:
— Хвала Аллаху! Это не призрак, это действительно ты! Но, друг, объясни мне тогда, зачем тебе понадобилось прыгать в воду?
— Это была хитрость. Я хотел уйти отсюда.
— Уйти теперь, когда наша жизнь стала такой радостной и привольной? И это ты называешь хитростью? По-моему, ты просто…
Договорить он не успел, так как именно в этот момент железные пальцы Шварца сомкнулись у него на шее, так что у бедняги на миг перехватило дыхание.
— Связать его! — шепотом приказал немец солдату, оттаскивая ошеломленного часового еще дальше от огня. Они тотчас же повиновались, и через несколько минут крепко связанный по рукам и ногам Салеф неподвижно лежал на земле. Только теперь Шварц снял руки с его горла и, приставив к его обнаженной груди острие ножа, пригрозил:
— Произнеси только одно слово, и я проткну тебя насквозь!
— Аллах, помоги мне, — еле слышно прошептал пленник. — Схвачен и связан… Предан моим собственным унтер-офицером!
Что касается последнего, то он предусмотрительно удалился, чтобы не слушать упреков своего бывшего товарища.
— Успокойся! — перебил часового Шварц. — Я не собираюсь причинять тебе зла. Если ты будешь вести себя тихо, то останешься цел и невредим, но если ты подашь свой голос и его можно будет услышать в двух шагах от этого костра, мои люди мгновенно вонзят тебе нож прямо в сердце. Запомни это хорошенько.
— Но кто вы такие и что вам здесь надо?
— Это тебя не касается. Итак, будешь ты молчать или я должен вставить тебе в рот кляп?
— Нет, нет, не надо кляпа, я ведь могу задохнуться! Я буду молчать, не скажу ни слова, ни единого звука не издам!
— Ну что ж, это похвальное намерение, и я советую тебе не отступать от него, потому что твоя жизнь висит сейчас на тонком волоске.
Тем временем один из солдат улегся возле костра в той же позе, в какой недавно лежал часовой, а другой с ножом в руке присел на корточки возле поверженного пленника. Перед тем, как уходить, Шварц сказал ему:
— Когда мой человек принесет тебе известие, что лагерь взят, ты снимешь с ног этого парня веревки и приведешь его ко мне. Руки его пусть останутся связанными, чтобы он не мог убежать. Но если ты все-таки его упустишь, то поплатишься за это собственной жизнью. Поэтому будь начеку!
Пфотенхауер вместе с остальными восемнадцатью солдатами подошел к Шварцу и восхищенно прошептал:
— Здорово это у вас вышло, ничего не скажешь! Если и с прочими мы так же быстро сладим, то уж можем быть собой по уши довольны!
— А вы думать, что это может не удастся нам, храбрейшим? — пренебрежительно спросил Отец Одиннадцати Волосинок. — Господин Шварц, доктор, уже не раз доказывал, что он может подкрасться ко всем врагам с безопасностью, элегантной и комфортабельной!
— Комфортабельная безопасность! Сильно сказано! — пробормотал Серый.
— Перестаньте! — оборвал его Шварц. — Нашли время браниться!
— Вот уж и не думал! — возразил Пфотенхауер и умолк.
— Ну, как я справился со своим заданием, эфенди? — спросил подошедший онбаши, которому не терпелось услышать похвалу.
— Очень хорошо! Если ты и дальше поведешь себя с таким же умом и осторожностью, то получишь от меня щедрое вознаграждение.
— Я заслужу его, поверь мне! Но посмотри, эфенди, мы подошли совсем близко ко второму костру!
— Ты знаешь имя того человека, который там сидит?
— Я ведь говорил тебе, что знаю всех по именам. Этот часовой будет удивлен еще больше, чем первый, потому что он стоял на берегу, когда я упал в воду.
— Тем легче тебе будет отвлечь его внимание. Итак, вперед!
Второй сторож тоже был быстро обезврежен, а с ним и остальные восемь. Онбаши блестяще выполнил свою роль, его «воскрешение из мертвых» неизменно производило на ловцов рабов ошеломляющее впечатление.
Когда последний пост оказался занятым солдатами Шварца, оба немца, онбаши и Отец Одиннадцати Волосинок двинулись назад, к тому месту, где ожидали их остальные солдаты. Возле сторожевых костров все было тихо, люди у залива тоже не подавали никаких признаков беспокойства.
Вернувшись к своим, Шварц сказал Пфотенхауеру:
— Теперь вы останетесь здесь за главного, а я проберусь в лагерь и посмотрю, что там делается.
— А это обязательно? — с сомнением в голосе спросил Серый.
— Да. Мне надо знать, как лучше расставить людей.
— Я, пожалуй, на вашем месте по-другому бы сделал.
— А как же?
— Я уж не стал бы с этими ребятами особо церемониться и так, всем скопом, на них бы и налетел.
— Отчасти вы правы. Нападение было бы для них столь неожиданным, что они вряд ли смогли бы оказать мало-мальски достойное сопротивление. Но, несмотря на победу, мы могли бы оказаться в проигрыше.
— Как так?
— Если мне удастся подойти к ним достаточно близко, я, может быть, услышу какие-нибудь сведения, которые могут оказаться нам полезными. Вообще, я придерживаюсь того мнения, что разведка никогда не помешает.
— Но это же опасно!
— Нисколько! Я могу подкрасться даже к самому осторожному человеку так тихо, что он ни на секунду не заподозрит неладное!
— Тогда, по крайней мере, возьмите с собой и меня, чтоб я в случае опасности мог оказаться полезным.
— Ваше присутствие, честное слово, не принесет мне пользы, а может только навредить. Если со мной действительно что-нибудь случится, хотя я убежден, что никакой опасности мне не грозит, я подниму стрельбу. Услышав выстрелы, вы тотчас же со всеми солдатами поспешите мне на помощь. До тех же пор, пока я не дам этого знака, я нахожусь в совершенной безопасности. Вы не должны беспокоиться обо мне, даже если мое отсутствие окажется долгим.
Шварц махнул рукой и растаял во мраке. Серый посмотрел ему вслед и сердито откашлялся. Опасное предприятие, которое затеял его друг, пришлось Отцу Аиста совсем не по душе.
— Будьте наготове! — недовольным тоном приказал он солдатам. — Слышали, что сказал эфенди? Как только он выстрелит, мы тотчас поскачем в лагерь, а тот, кто не захочет пойти туда добровольно, будет застрелен или изрублен на мелкие кусочки! Боюсь, что нам не придется долго ждать сигнала этого сумасшедшего. Что за безрассудство — одному бросаться навстречу опасности, которой ничего не стоит избежать!
