Токулы были расположены довольно далеко друг от друга. Большинство из них имели круглую форму и были сделаны из стволов деревьев и соломы; тина из Нила скрепляла жерди стен. Крыши хижин были украшены скелетами жирафов или горбатых быков.
Никакого намека на улицы или хотя бы переулки в этой деревне не было, хижины стояли прямо среди полей дурры, почва которых была сухая и твердая в это время года. По этим полям и прокладывал сейчас путь каравану его маленький вожак, и, глядя, как он ловко петляет между хижинами, можно было подумать, что он уроженец здешних мест.
Первые шиллуки, мимо которых промчались путешественники, молча провожали удивленным взглядом странный караван. Это были стройные люди с очень темным цветом кожи и тонкими, совсем не негритянскими губами. Никакой одежды они не носили. Единственное украшение, которое при известном напряжении воображения можно было счесть предметом туалета, состояло из их собственных волос.
Шиллуки никогда не стригут своих волос и делают из них чрезвычайно сложные и замысловатые прически. Одни так искусно заплетают их вокруг головы, что волосы образуют некое подобие венка или полей шляпы. Другие заплетают их от затылка до лба в прямо стоящий гребень, напоминающий шлем баварского всадника. Многие вдобавок прилаживают вокруг головы украшение, напоминающее нимб из белых перьев.
Проезжая мимо одной из хижин, Шварц успел заметить ее хозяина, который мирно сидел у дверей, покуривая трубку. Но Боже правый, что это была за трубка! Ее головка была величиной с добрую тыкву, а мундштук превышал по толщине человеческое запястье. Несчастному негру приходилось так широко открывать рот, что его глаза буквально вылезали из орбит. Но шиллуки заядлые курильщики считали, что наслаждение, получаемое от курения, напрямую зависит от размеров трубки. Табак здесь тоже приготовляется особым образом: сначала он сушится, затем размалывается в муку, из нее месится тесто, которое и выпекается в форме лепешек. В довершение всего табак смешивается с листьями разнообразных ароматных растений, после чего, наконец, его укладывают для курения из таких вот гигантских курительных приборов.
Все жители деревни встречали караван с немым изумлением, но когда он проезжал мимо, они поднимали громкие крики. Шварц не понимал языка шиллуков, но, разобрав произнесенное несколько раз с угрожающей интонацией слово «хомр», он догадался, что негры узнали своих врагов — арабов.
Из близлежащих токулов высыпали мужчины, женщины и дети. Крики были подхвачены ими и распространились дальше, в мгновение ока подняв на ноги всю деревню. Конечно, сигнал тревоги опередил караван, и на его пути стали попадаться небольшие группки разъяренных негров, которые, однако, вынуждены были отскакивать в сторону, чтобы не быть сметенными скачущими животными.
К счастью, лук и стрелы шиллукам неизвестны, они сражаются с помощью дубин и копей, да изредка кто-нибудь раздобудет старое ружье или пистолет. Поэтому воспользоваться своим оружием, которым они яростно потрясали вслед каравану, воинственным шиллукам не удалось.
Вскоре деревня осталась позади, и словак остановил своего осла.
— Теперь все напасти миновали, — сказал он, — они не смогли нас остановить, а вон там, впереди, вы видите Фашоду.
Шварц посмотрел в том направлении, куда указывал Стефан, и увидел небольшое селение, состоявшее из убогих хижин, среди которых возвышались два окруженных стенами здания. Он тронул своего верблюда, и шейх, едва переводивший дух, с лицом багрового Цвета, должен был снова протрусить вперед, хотя и несколько медленнее, чем прежде.
Последний отрезок пути, простиравшийся перед путниками, был абсолютно свободен, так что новых сюрпризов ожидать не приходилось.
— А где ты и другие джелаби собираетесь остановиться? — спросил Шварц словака.
— У каждого из нас в городе есть знакомые, которые с удовольствием нас примут, — ответил тот. А вот у кого будешь жить ты?
— Конечно, у мидура.
— Разве он тебя знает?
— Нет.
— А у тебя есть при себе тескере?[1319]
— Есть, и не только он, а еще хатишериф[1320] вице-короля и другие рекомендации.
— Ну, тогда тебя радушно примут, и тебе не придется ни о чем беспокоиться. Проводить тебя к дворцу мидура?
— Да, потому что я хочу просить аудиенции не только для себя, но и для вас. Мы сразу передадим ему пленников, и он, без сомнения, захочет выслушать ваши показания.
— Спаси Аллах их спины и пятки! Знаменитые «пятьсот» ударов им обеспечены.
Фашоду нельзя назвать городом в полном смысле этого слова, это всего лишь небольшое, хотя и очень старое местечко. Оно стоит на месте Денаба, прежней резиденции шиллуков, которое упоминается как Данупсис, столица нубийской Эфиопии, уже у Плиния[1321]. Благодаря двум правительственным зданиям городок издалека выглядит вполне неплохо, но это впечатление исчезает сразу по вступлении в него.
Дом мидура и казармы выстроены из кирпича и окружены стенами. Для охраны порядка на стенах установлено несколько пушек, а по ночам в городе дежурят патрули — мера, направленная главным образом против постоянно бунтующих шиллуков.
Вокруг этих зданий расположены многочисленные дома и токулы, населенные в основном солдатами и их семьями, которым не хватило места в казармах. Гарнизон Фашоды насчитывает около тысячи штыков. Он состоит из некоторого количества арнаутов[1322] и шумных гехадиа, которые ведут очень беспутную жизнь, но все же более дисциплинированны, чем донголавы, берберы[1323], старая гвардия и египтяне, составляющие остальную часть суданских воинских частей.
Кроме описанных выше зданий в глаза бросались полуразвалившиеся хижины и бараки, ямы, зловонные лужи и целые горы наваленных прямо посреди улицы отбросов.
Благодаря столь плачевным условиям жизни среди населения городка была очень велика заболеваемость и смертность. Кроме того, климат здесь чрезвычайно нездоровый, особенно во время сезона дождей, когда рукав Нила, на котором стоит Фашода, заболачивается и начинает гнить, распространяя зловоние вместе с береговой дамбой, представляющей собой ряд колышков с нагроможденными между ними кучами земли, травы и навоза.
Этот малоприятный уголок является местом ссылки преступников, и для большинства из них направление сюда равносильно смертному приговору. Кроме ссыльных и солдат, население города составляют в основном негры-шиллуки.
Питаются жители Фашоды преимущественно овощами: редькой, дынями, огурцами, тыквами, луком, чесноком, а также разными видами зелени, которые они выращивают в своих огородиках.
Здесь имеется и некое подобие базара — а именно: на одном из перекрестков улиц двое или трое не то греков, не то египтян, торгующих разной мелочью. Кроме них, жители могут рассчитывать только на бродячих джелаби.
Когда караван въехал в город, шиллуки, встретившиеся на его пути, подняли такой же крик, как и их деревенские соплеменники. Побаиваясь солдат, они не отважились на враждебные действия и ограничились тем, что с угрозами и ругательствами бежали вслед за всадниками. Привлеченные шумом, к ним присоединялись все новые и новые любопытные, и к тому времени, как путешественники достигли ворот крепости, их сопровождало уже несколько сотен отчаянно галдящих людей.
Стоявший у ворот часовой спросил прибывших о цели их посещения. Шварц ответил, что он хочет поговорить с мидуром, в чьих владениях находится. Солдат запер ворота и удалился, чтобы доложить о нежданных гостях начальству. Прошло довольно много времени, прежде чем он вернулся вместе с онбаши[1324], который повторил тот же самый вопрос и, получив ответ, отправился за белюк-эмини[1325]. Последний также осведомился о том, что угодно путешественникам, после чего разыскал чауша[1326]. Поинтересовавшись, зачем прибыли всадники, этот привел баш-чауша[1327], который, удовлетворив свою любопытство, поспешил сообщить важное известие мюльасиму[1328]. Лейтенант счел необходимым прибегнуть к помощи юзбаши[1329], который вполголоса отдал какое-то распоряжение своему адъютанту и, наконец, пропустил Шварца и его товарищей во двор. Вся эта сложная операция заняла не менее часа, причем толпа у ворот успела за это время увеличиться втрое, а производимый ею шум усилился в десять раз.
