Теперь пора было поинтересоваться Жутом. Я выпрямился в воде и огляделся. И тут — прямо из того водоворота, который я так боязливо старался обогнуть, — он вынырнул вновь; он почти по пояс высунулся из воды, энергично прыгнул, словно дельфин, и преодолел поток. Невдалеке от меня он приблизился к берегу.

Я не мог им не восхититься. Он плавал гораздо, гораздо лучше меня. Он и не подумал даже обогнуть водоворот. Теперь он плыл к берегу, не оглядываясь и не замечая меня.

Разумеется, я последовал за ним. Стараясь не шуметь, я плыл у него за спиной. Пожалуй, я мог бы настичь его и даже схватить за ногу, но берег был уже рядом. Теперь моим союзником должен был стать ужас. У него с собой не было оружия; у меня тоже. Итак, предстояло то, чего я хотел избежать: рукопашная схватка.

Жут нащупал дно, встал на ноги и заковылял к берегу. Он так торопился, что не оглядывался даже сейчас, с громким, хлестким звуком рассекая воду. Он не слышал, что я иду за ним. Я старался идти с ним в ногу, поэтому он не замечал моих шагов. У края воды я подобрал камень размером с кулак; он мог послужить мне оружием.

Стоя на берегу, он вытянул руки, испустил радостный крик и, повернувшись вполоборота, посмотрел в сторону штольни. Оттуда выплывала лодка; вот сколько времени понадобилось трем мужчинам, чтобы преодолеть напор воды.

— Вы, собаки! Вы мне еще попадетесь! — крикнул он, снова отворачиваясь от реки и спеша уйти.

Я вынырнул сбоку, сделал пару шагов и загородил ему путь.

— А мне ты уже попался! — был мой ответ.

Такого эффекта я не ожидал. Он чуть не свалился от ужаса и, не успев опомниться, получил камнем по голове; от удара он рухнул наземь.

Впрочем, этот человек был необычайно сильным противником; через какой-то миг он наверняка очнулся бы, и тогда мое положение стало бы хуже. Поэтому, едва он упал, я сорвал с него шарф и, заломив ему руки за спину, связал их в локте.

Едва я управился, как он пришел в себя. Его глаза были еще закрыты, когда он сделал попытку вскочить на ноги; это ему, естественно, не удалось. Тогда он открыл глаза и уставился на меня; какое-то время он лежал без движения, потом внезапно подтянул ноги к животу, выбросил вверх тело и, действительно, поднялся на ноги. Изо всех сил он пытался развести руки в сторону и разорвать шарф. К счастью, тот был завязан крепко-накрепко.

Тут же я сорвал свой пояс и подсек ему ноги; он повалился на спину. Я схватил его за колени и связал их. Он не сумел защититься, потому что руки у него были скручены за спиной.

— Так! — сказал я, поднявшись на ноги и переводя дух. — Теперь мы знаем, кто кому попался. Там, в штольне, люди не станут жрать друг друга, а ты объяснишь добрым жителям Руговы, как тебя угораздило так быстро попасть в шахту, о которой ты вообще ничего не знал.

— Дьявол! — прошипел он. — Дьявол и еще сто раз дьявол!

Он закрыл глаза и спокойно разлегся.

Тем временем поток подхватил лодку; она неслась стрелой. Люди, сидевшие в ней, увидели меня и стали править в мою сторону.

— Господин, мы думали, ты погиб! — еще издали воскликнул Колами. — Слава Аллаху! Он тебя спас! Кто лежит возле тебя?

— Жут.

— О боже! Ты поймал его?

— Да.

Слуги гребли так, что лодка, причалив, на полкорпуса выскочила из воды. Все трое выпрыгнули на берег и поспешили ко мне.

— Вот он, да, вот он! — ликующе воскликнул Колами. — Как хорошо ты умеешь плавать, господин! Как же тебе удалось его одолеть?

— Это я потом расскажу. Сейчас отнесите его в лодку; на ней мы довезем его намного быстрее, чем если будем нести по мосту. Скорее пошлите кого-то к сторожевой башне, чтобы люди знали, что я им не солгал. Иначе, не дождавшись меня, они набросятся на моих спутников.

Все было исполнено. Вскоре лодка причалила к другому берегу. Колами со слугами внес Жута в дом. Я взял в руки куртку, жилет, сапоги и в одних чулках последовал за ними. Снять феску я даже не подумал; она сидела на мне как влитая. Мокрую одежду пришлось сменить. Одолжить штаны было делом щекотливым, слишком свежа была память о зоологическом открытии, сделанном лордом по пути сюда. К счастью, у хозяина имелись новые, еще ненадеванные шальвары; их я и выбрал. Едва я облачился в обновку, как появились Халеф и англичанин. Лорд шагал, словно Петер в своих сапогах-скороходах[1239], а Халеф вприпрыжку частил за ним, как маленький пони за длинноногим верблюдом.

— Это правда? Вы схватили его, мастер? — крикнул Линдсей, распахивая дверь.

— Вот он лежит. Взгляните на него!

Верный выбранной роли, Жут лежал с закрытыми глазами.

— Мокрый! В воде, наверное, сражались? — стал расспрашивать Линдсей.

— Почти.

— Он был в шахте?

— Да.

— Well! Теперь он не будет уже врать!

— О, сиди, на тебе другие штаны? — сказал Халеф. — Ужасно там наверняка было, на этом опасном месте! Мне так хочется все узнать.

Но для рассказа не было времени; уже подошли остальные. Остальные? Нет, сбежалась вся деревня; все хотели посмотреть и послушать меня. Мы встали у дверей и пропустили в дом лишь старейшину и «отцов деревни» — самых почтенных стариков. Заглянул сюда и местный полицейский, толстый как Фальстаф; он был вооружен жестяной трубкой, наверное, заменявшей ему духовой инструмент.

Когда все эти люди увидели местного любимца, который лежал на земле связанный по рукам и ногам и мокрый до нитки, они совершенно возмутились; старейшина гневно крикнул:

— Как вы смели без моего позволения обращаться с ним, как с пленником?

— Немного умерь свой тон! — холодно возразил я. — Но сперва расскажи мне, как это перс сумел от вас скрыться?

— Я позволил ему отойти.

— Почему и зачем ты вздумал это позволить?

— Он хотел позвать слуг, чтобы те помогли отыскать шахту.

— Скорее они помешали бы ее найти.

— Мы попусту прождали тебя. А раз ты не пришел, значит, совесть у тебя нечиста. Я приказываю мигом развязать перса!

Этот приказ был адресован толстому полицейскому; тот двинулся его исполнять. Однако Халеф взял его за руку и произнес:

— Дружище, не трогай этого человека! Я угощу плеткой любого, кто коснется его без позволения этого эмира!

— Что ты говоришь? — воскликнул старейшина. — Здесь командую я один, и я говорю, что Кара-Нирван будет развязан!

— Ты ошибаешься! — возразил я. — Приказы сейчас раздаю я. А если ты перечишь мне, то я велю тебя связать и положить рядышком с персом. Ты самый ничтожный из слуг падишаха и в присутствии более важных чиновников вообще не смеешь командовать, а лишь обязан повиноваться. Я тебе говорю, что вали даже не возразит, если я пропишу тебе бастонаду. Впрочем, я соблаговолю поведать тебе, зачем мы прибыли в Ругову; ты будешь внимательно слушать меня и заговоришь, когда я тебе позволю. Я вижу, что почтенные жители деревни жаждут узнать, в чем же тут дело.

Тут вмешался Халеф:

— Нет, эфенди! Как может такой благородный человек, как ты, напрягать свои уста, дабы втолковывать этому ничтожному киаджи, что здесь случилось и что должно было произойти! Я — твоя правая рука и твой язык; я открою отцам сего селения глаза на того, кто жил у них под боком, а они ни слухом, ни духом не ведали, что тот рожден в Джаханнаме и туда же отправится.

И он начал на свой манер повествовать; чем дольше длился его рассказ, тем сильнее изумлялись слушатели. Когда он обмолвился о встрече с Колами, тот вмешался:

— Теперь позволь мне продолжить рассказ, ведь ты не знаешь, что произошло в штольне.

Хозяин хане заговорил о подозрениях, которые он питал давно, и в связи с этим упомянул несколько событий, случившихся в округе. Он рассказывал так искусно, что слушатели дивились тому, как это они не сумели додуматься. Когда он, наконец, заговорил о том, как мы проникли в штольню и задержали перса, ему едва удалось довести рассказ до конца — так часто его перебивали возгласами и восклицаниями.

Лишь старейшина слушал молча. Потом он произнес: