— Со мной? — спросил «ученый».

— Да, с тобой. Ты не знаешь, что я имею в виду?

— Даже не догадываюсь.

— Тогда сядь, чтобы я мог изложить суть дела со всей обстоятельностью.

Мое внезапное появление так поразило их, что алим и впрямь тотчас уселся. Я коротко, но повелительно кивнул углежогу; тот тоже сел.

— Сперва мне надо сообщить тебе, что я все еще не брошен в сторожевую башню, — обратился я к «ученому». — Так что ты очень просчитался.

— В сторожевую башню? — смущенно спросил он. — Я не знаю, что ты имеешь в виду.

— Тогда ты очень забывчив!

— Как так?

— Ты же сказал, что я наверняка уже нахожусь в сторожевой башне в Ругове.

— Господин, я не знаю такой башни и не говорил так.

— Да ты, пожалуй, и не думал, что меня забьют там плетью до смерти?

— Нет. Я вообще не понимаю тебя.

— Ладно, ты меня вообще не понимаешь, зато я охотно верю, что, по твоему разумению, мне никогда не найти следы англичанина.

Он не ответил. Голос отказал ему. Он жадно хватал воздух. Поэтому я продолжал:

— Конечно, ни один человек кроме тебя и Жута не знает, что лорд оказался в ваших руках; однако он уверял тебя, что я все же его отыщу. Что ж, глупо было не верить этому. Ученый человек должен быть смышленее.

— Какого англичанина ты имеешь в виду?

— Того, которому ты хотел всыпать сотню ударов.

Для него это было уж слишком. Он сглатывал и сглатывал слюну, не говоря ни слова.

— Господин, — воскликнул углежог, — какое право ты имеешь говорить нам вещи, которые не может понять ни один человек.

Он хотел подняться, но я осадил его:

— Успокойся, Шарка! С тобой я вообще не хочу иметь дело. Этот алим сам мне ответит. Я ищу англичанина, которого он сюда привез.

— Но я за всю свою жизнь не видел никакого англичанина! — воскликнул алим.

— Послушай, это страшная ложь. Ты же вчера приехал сюда только за тем, чтобы договориться с Шаркой о месте, где его можно спрятать.

— Нет, нет, это неправда!

— Ладно, мы еще посмотрим. Я прибыл, чтобы заплатить за него выкуп.

— Ах! — проронил он. — Кто же тебе это поручил?

— Я сам. Я один решился доставить тебе этот выкуп.

Он глупо уставился на меня. Углежог был умнее его. Он догадался, что ничего хорошего ждать от меня нельзя, и потому вскочил и крикнул:

— Ложь, ничего, кроме лжи! Здесь никто не знает об англичанине. Если ты вздумал нас оскорбить, то весьма просчитался! Ты уже вчера…

— Молчи! — заорал я на него. — Твоей заслуги, конечно, нет в том, что я сейчас стою здесь жив и здоров. Ты хотел нас убить возле пруда, лежащего перед стеной из скал. К счастью, мы не так глупы, как ты думаешь. Садись!

— Эй ты, — закричал он на меня, — не вздумай еще раз подозревать меня в чем-нибудь таком! Это плохо для тебя кончится.

— Сядь, — повторил я. — Я не потерплю, чтобы мне тут перечили. Кто из вас поднимется без моего позволения, того я пристрелю. Так что, Шарка, мигом садись, иначе…

— Попробуй меня усадить! Здесь я стою, и здесь мой нож! Если ты еще…

Он не стал продолжать. Он выхватил нож из-за пояса и замахнулся на меня, но тут позади нас прогремел выстрел; с отчаянным воплем он рухнул наземь. Остальные вздрогнули от ужаса, но я крикнул:

— Сидите, иначе тоже схлопочете пулю! Вы окружены!

— Не верьте этому! — кричал углежог; он сидел на земле и держался руками за ногу. — Берите ружья! Они стоят там, а в доме их еще больше.

— Да, они стоят там. Принесите-ка их!

С этими словами я указал на стену, и все увидели трех моих спутников, державших ружья наизготовку. Стрелял Халеф из своей двустволки.

— Вперед, вперед! — приказал углежог.

Но никто не поднялся с места. Каждый понимал, что в него угодит пуля, если он лишь попробует повиноваться углежогу. Тот разразился ужасными проклятиями. Тогда я поднял приклад и пригрозил:

— Молчи! Еще одно слово, и я тебя прибью! Мы уже вчера доказали, что не боимся вас, а сегодня нас стало еще больше.

— Пусть вас будет сто человек, я и то не испугаюсь. Ты не напрасно велел в меня стрелять. Ведь…

Он схватил нож, выпавший у него из рук, и швырнул в меня. Я отскочил в сторону. Нож пролетел мимо, и в следующую секунду он получил удар прикладом, от которого вытянулся без чувств.

Это произвело впечатление. Никто не рискнул хоть движением выказать неприязнь. Конечно, я более всего следил за теми тремя, у которых были при себе пистолеты; однако, к счастью, ни один из них даже не догадался воспользоваться этим оружием.

— Вы видите, что мы не шутим, — сказал я. — Пусть алим даст мне ответ. Остальные могут спокойно сидеть. Где находится англичанин?

— Его здесь нет, — ответил он.

— И в пещере нет?

— Нет.

— Ты совершенно прав, ведь он уже выбрался наружу.

— У… же… вы…брался… на…ружу?.. — заикаясь, проговорил он.

— Если хочешь увидеть его, оглянись.

Я подал знак, повернувшись туда, где сидели Линдсей и переводчик. Оба подошли. Алим оцепенел от ужаса.

— Теперь ты веришь, что я отыскал его следы? — улыбнулся я. — Едва ты привез его, как он уже на свободе. Кстати, вы можете убедиться, что у этих двоих с собой даже ружья, которые оставались у вас в комнате. Вы полностью в наших руках, и мы просим еще выдать нам пистолеты, оставшиеся у этих трех бравых вояк. Переводчик вытащит пистолеты у них из-за пояса; вам самим нельзя касаться оружия. А потом каждый из вас отдаст ему и нож. Кто откажется, того застрелят.

Я взял карабин наизготовку, а англичанин приложил одно из ружей к щеке, хотя и не понял, что я сказал. Это окончательно напугало наших врагов. Они без возражений сложили оружие.

— Халеф, веревки!

Понадобилось всего три секунды, чтобы малыш выполнил этот приказ.

— Свяжи Алима!

— Господин, что ты выдумываешь! — воскликнул «ученый». — Связать меня? Этого я не потерплю!

— Ты спокойно снесешь это, иначе получишь пулю в голову. Ты воображаешь, что можешь бить лорда из старой, доброй Англии, а он будет за это обращаться с тобой, как с падишахом? Ты разве не знаешь, как оскорбителен удар плеткой? Вы все вместе и порознь будете связаны. Остальным я даю слово, что с ними ничего не случится, но с тобой расплатятся плеткой и должок вернут с лихвой.

Он вытянул руки, отстраняя Халефа. Тогда Линдсей спросил переводчика:

— Как будет по-турецки «я помогу»?

— Ярдумджу'м, — ответил тот.

— Well! Ярдумджу'м, мой мальчик!

Он поднял плетку, выроненную алимом, и отвесил тому несколько таких крепких ударов, что бедняга отказался от мысли противиться нам. Его связали; потом настала очередь остальных. Те не упорствовали; они питали слишком большое уважение к направленным на них ружьям. Мы заломили им руки за спину, чтобы они не сумели развязать друг у друга узлы. Разумеется, им связали и ноги.

Потом я осмотрел ногу углежога. Рана была не такой опасной. Хотя Халеф и целился в колено, но был не так меток: пуля попала выше и, пробив насквозь мякоть, угодила в костер. Я перебинтовал рану, а потом связал и его; сознание вернулось к нему. Он бросал на меня свирепые взгляды, но не говорил ни слова.

Теперь я отозвал своих спутников в сторону. Пленникам не полагалось слышать, о чем мы переговаривались.

— Послушайте, мастер, вы совершили большую глупость, — сказал лорд, обращаясь ко мне.

— Когда я пообещал этим людям, что с ними ничего не случится?

— Естественно… yes![1218]

— Я вовсе не считаю это глупостью.

— А чем же еще? Может быть, необычайной хитростью?

— Нет, я сделал лишь то, что велела мне человечность.

— Идите отсюда с вашей человечностью! Эти негодяи покушались на вашу и нашу жизнь. Это правда или нет?

— Разумеется.

— Yes! Ладно, но я не понимаю, почему мы не должны покушаться на их жизнь! Или вы не знаете закон, по которому здесь действуют?

— Я знаю его так же, как и вы; но если эти полудикие люди действуют по своему закону, то ведь нет никакой надобности, чтобы и нам он служил мерилом нашего поведения. Вы имели дело с разбойниками-штиптарами; они же столкнулись с джентльменом, исповедующим христианскую веру, а кроме того, еще и лордом из старой, доброй Англии. Сохранит ли он свое gentlemanlike[1219], если станет действовать по законам этих разбойников?