— Где он сейчас находится?

— Я отослал его домой. Он ведь сосед конакджи, и если тот увидит его, то будет потом мстить.

— Это самое умное, что ты сегодня вечером сделал.

— А разве глупо, что мы, когда путь стал свободен, направились в дом и заставили старуху-хозяйку связать всех своих слуг?

— Не могу сказать, что ты был образцом мудрости.

— Этим людям так и надо. Я говорю тебе, что все они заодно с нашими врагами.

— Я знаю это. Надо хоть на сегодняшнюю ночь обезопасить себя от них, иначе они тотчас пошлют гонца вслед бежавшим. Итак, идем в комнату!

Мы вернулись в комнату, где хозяин, судя по выражению лица, встретил мое возвращение со страхом.

Возможно, Халеф сообразил, что остальные догадаются, будто я хотел его отчитать. Чтобы поправить репутацию, этот неисправимый враль подошел к хозяину и сказал:

— Военный совет окончен; мы провели его на улице. Я согласен с решением нашего мудрого эфенди; ваша судьба препоручена его рукам.

Охотнее всего я залепил бы ему оплеуху; слишком уж он полагался на мою симпатию к нему. Я ограничился тем, что метнул в него гневный взгляд и допросил хозяина; результат был отрицательным. Он всячески отказывался, что был в сговоре с беглецами.

— Господин, я невиновен, — уверял он. — Спроси мою жену и моих людей; они скажут то же самое.

— Конечно, ведь они подучены тобой. Есть в твоем доме комната, где можно запереться?

— Да, прямо за нами подвал. Дверь находится как раз в том углу, где сидит моя жена.

Пол был глиняным, утоптанным, но в той его части, где сидела жена, имелся дощатый настил с откидной дверцей, снабженной настоящим замком. Ключ лежал в кармане у хозяйки; она достала его и открыла замок. Вниз вела лестница. Я зажег свет, спустился и увидел довольно большое, четырехугольное помещение; в нем лежали овощи. Я снова выбрался наверх и велел развязать хозяина.

— Спускайся! — приказал я ему.

— Что мне там делать?

— Мы будем там совещаться, потому что внизу нам никто не помешает.

Он медлил; тогда Халеф вытащил из-за пояса плетку. Хозяин тут же стал спускаться. Остальным приказано было следовать за ним, как только мы освободим их от веревок. Последней спустилась старуха, и мы подняли лестницу наверх. Затем принесли из спальни подушки и одеяла и сбросили их вниз; наконец, я пояснил нашим пленникам:

— Теперь можете начинать совещание. Подумайте, будете ли завтра утром честны со мной. А чтобы не замышляли побег, скажу вам, что мы выставим у дверцы караул.

До сих пор они помалкивали; теперь начали громко протестовать; однако мы пресекли возражения, захлопнув дверцу и заперев ее. Ключ я убрал. Халеф и Оско остались на страже.

Вместе с Омаром я вернулся в дом пастуха, который с нескрываемым любопытством ждал нас. Он узнал обо всем, что мы сочли нужным ему рассказать; потом мы отправились на покой.

После тягот, испытанных нами в последние дни, мы спали так крепко, что проснулись ближе к полудню, хоть я просил нашего хозяина разбудить нас на рассвете.

Когда мы подошли к конаку, то нашли дверь запертой изнутри. Халеф и Оско еще спали, и нам пришлось постучать. Прямо на дверце, ведущей в подвал, они устроили себе постель из сена и соломы. Нам они сообщили, что арестованные вели себя очень спокойно. Когда дверцу открыли и лестницу сбросили вниз, конакджи и его люди выбрались из подвала. Лица, увиденные нами, прямо просились на холст живописца. Они дышали гневом и яростью, хоть и пытались скрыть эти чувства. Хозяин начал с упреков и оправданий; я прервал его речь словами:

— Мы будем говорить только с тобой; пойдем в дальнюю комнату. Остальные могут приняться за обычную работу.

В следующий миг эти остальные исчезли. Когда мы уселись в комнате, конакджи встал перед нами с гримасой бедного грешника.

— У тебя была целая ночь, чтобы подумать, признаешься ли ты во всем или же нет, — начал я. — Мы ждем твоего ответа.

— Господин, — молвил он, — мне не нужно было ни о чем думать. Я могу сказать лишь одно, что я невиновен.

Теперь он принялся рассказывать перипетии минувшей ночи, находя в этом выгоду для себя. Всю ночь он думал о том, как оправдаться, и искусно прибегал к уверткам.

Чтобы обмануть его, я произнес наконец:

— Похоже, мы заподозрили тебя без всякой причины; я готов принести подобающее извинение.

— Господин, я не требую ничего. Мне достаточно знать, что ты считаешь меня честным человеком. Ты — чужак в этой стране и не знаешь здешних условий. Стоит ли удивляться, что ты совершаешь такие ошибки. Похоже, твои люди тоже не из здешних мест. Тебе подобало бы взять с собой в проводники какого-нибудь местного жителя, пусть даже на время; ты мог бы полностью положиться на него в таких щекотливых ситуациях.

Ага! Вот он и раскрыл свой замысел. Я согласился, сказав в ответ:

— Ты прав. Надежный проводник дорогого стоит. Но ведь именно потому, что я чужеземец, мне не стоит брать проводника.

— Почему?

— Я не знаю людей. Я легко мог бы положиться на человека, который не заслуживает моего доверия!

— Это правда.

— Ты не знаешь надежного проводника для меня?

— Может, есть такой. Мне, конечно, надо знать, куда вы держите путь.

— В Каканделы.

Это была неправда, но у меня имелась причина, чтобы назвать именно это место. Его лицо тотчас приняло разочарованный вид; он торопливо спросил:

— Я этого не ожидал, господин.

— Почему нет?

— Потому что вчера я слышал, что вы поедете совсем в другом направлении.

— В каком же именно?

— В том же, что и те пятеро всадников, побывавших здесь вчера.

— Ах так! Но кто же это тебе сказал?

— Они это упомянули, когда говорили о вас. По их словам, вы давно уже преследуете их.

— Соглашусь, но теперь я потерял к ним интерес.

— Верно, господин, у вас есть очень веский резон так внезапно переменить планы? — спросил он доверительным тоном.

— Я устал, — ответил я, — гоняться за этими людьми; они всегда ускользают от меня. То и дело попадаешь в неприятные положения и допускаешь необъяснимые промахи. Ты ведь сам это видел.

— О, со вчерашнего дня мы не хотим даже говорить об этом. Что случилось, то случилось; нужно это забыть. Сильно же, наверное, оскорбили тебя эти пятеро всадников.

— Необычайно.

— Что ж, ты так долго преследовал их, что было бы глупо отказаться от своих планов именно сейчас, когда ты вот-вот можешь настичь их, если всерьез возьмешься за дело.

— Откуда ты это знаешь?

— Сужу по тому, что узнал от них. Ты ведь знаешь, наверное, куда они едут?

— Откуда мне знать? Я и отказался их дальше преследовать, потому что не знаю, куда они направились. Мне надо выискивать их следы, обследовать окрестности и заниматься расспросами. Пока я что-нибудь узнаю наверняка, они давно минуют горы. Так что, лучше мне ехать другим путем.

С таинственной миной на лице он обратился ко мне:

— Сейчас ты узнаешь, эфенди, что я вовсе не жажду мести. Наоборот, я окажу тебе большую услугу; я подскажу, где ты можешь найти этих людей.

— Ах, ты знаешь это! Куда же они ускакали?

— Отсюда на Глоговик. Они спрашивали меня, сколько туда ехать, и я описал им весь путь.

— Великолепно! — вскрикнул я, радуясь. — Эта новость для меня, конечно, очень важна. Мы сегодня же поскачем в Глоговик. Но узнаем ли мы там, куда они направятся дальше?

— Об этом тебе нечего даже спрашивать, потому что я все знаю.

— Они были как-то уж слишком болтливы с тобой!

— О, нет; я все подслушал.

— Тем лучше, а то я подумал, что они задумали тебя обмануть. Итак, куда они намерены ехать?

— В Фандину. Это место лежит по ту сторону Дрины. Там они хотят сделать остановку, вот там ты их и поймаешь.

Мне было ясно, что поездку в Фандину он выдумал, но все-таки я спросил:

— А ты не знаешь дорогу из Глоговика в Фандину?

— Знаю; как же, очень хорошо! Я сам из тех краев. Вы минуете очень интересные места, например, знаменитую Чертову скалу.