Я пристально посмотрел на него. Он смутился. Быть может, он по неведомой мне причине лишь притворяется, что болен подагрой?

— Потому что болезнь гнездится в моих бедрах, а не ступнях, — возразил он.

— Так ты не чувствуешь боли в большом пальце?

— Нет.

— И он не опух?

— Он здоров.

— А по вечерам бывает жар?

— У меня никогда не было жара.

Вот он и выдал себя, ведь раз подобных симптомов не было, не было у него и подагры. Он совершенно несведущ в признаках, что сопутствуют приходу подагры. Я знал теперь, чего мне ждать. Тогда я обратился к нему, решив упомянуть его мнимую библиотеку:

— В своем страдании и одиночестве ты черпаешь утешение и развлекаешь себя множеством книг.

— Книг? — изумленно переспросил он.

— Да, ведь ты человек ученый и собрал множество фолиантов, чему можно только завидовать.

— Кто это говорит?

— Опять же портной.

Очевидно, карлик выдумал это, чтобы заманить меня в ловушку. Хабулам понял это, потому сказал:

— Господин, моя библиотека не столь ценна, как ты думаешь. Конечно, для меня этих книг достаточно, но для такого человека, как ты, их слишком мало.

— Все же надеюсь, ты позволишь мне взглянуть на библиотеку.

— Да, но не сейчас. Ты устал, и я велю отвести вас в ваши покои.

— Где они находятся?

— Не в этом доме, ибо вам здесь будут мешать. Я велел привести в порядок Башню старой матери; там вы будете одни.

— Хорошо, как тебе угодно. Почему это здание зовется Башней старой матери?

— Сам не знаю. Говорят, что некая старуха часто являлась здесь после своей смерти. По вечерам она стояла наверху, на балконе, облачившись в белый саван и благословляя оттуда своих детей. Ты веришь в привидения?

— Нет.

— Тогда тебя, наверное, не напугает эта старуха?

— Не выдумывай! Разве и сейчас она приходит сюда?

— Так говорят слуги, и потому по вечерам никто не заходит в башню.

Зачем он сказал мне это? Если в башне бродит призрак, то, пожалуй, я скорее откажусь там ночевать. Быть может, кто-то другой, облачившись в одеяние призрака, проберется в башню, чтобы сыграть с нами какую-то злую шутку, а потом свалить все на эту старуху — какая примитивная мысль! Она могла родиться лишь в умах людей такого пошиба.

— Мы будем рады, — ответил я, — хоть раз увидеть призрака и спросить его о том, каково в стране мертвых.

— Хватит ли у тебя на это мужества?

— Наверняка.

— Все это может плохо кончиться для тебя. С подобными духами не разговаривают; это может стоить жизни.

— Я не верю в это. Аллах не позволит никому из проклятых им убегать от мук ада и прогуливаться по земле. А добрых духов бояться незачем; если же кто-то вздумает напугать нас, переодевшись как призрак, то мы без разговоров прикончим его. А теперь прошу тебя — распорядись, чтобы нас доставили в башню.

— Сейчас вы минуете часть сада, и мне думается, ты будешь рад этому. Сад стоил мне немалых денег, но он так же роскошен, как Сад блаженных, что пребывает за вратами первого рая.

— Жаль, что я не могу насладиться им, как подобает, ведь мне не удастся побродить по нему.

— Если хочешь, ты все же насладишься этим садом. Тебе не нужно идти самому, ты можешь объехать сад. Моя жена тоже плохо ходит. Поэтому я велел смастерить для нее коляску, на которой она ездит. Сейчас ее нет дома, и ты можешь взять ее коляску.

— Это большая милость для меня.

— Я велю, чтобы тебе сразу ее доставили. Хумун повезет тебя и будет прислуживать вам.

Значит, этот слуга будет постоянно следить за нами, так что нам не удастся ничего предпринять втайне от него. Поэтому я возразил:

— Я не смею отнимать у тебя твоего любимца; я привык, что мне помогают мои спутники.

— Нет, я не в силах это терпеть, — парировал он. — Они тоже мои гости, как и ты, и было бы невежливо с моей стороны относиться к ним как к прислужникам. Не отвергай мою помощь. Я поручил Хумуну выполнять все ваши приказы и неотступно находиться рядом с вами.

Неотступно находиться рядом с нами! Это значит, что мы пребываем под его присмотром. Как мне только избавиться от него?

Хумун принес коляску, я уселся в нее и попрощался с нашим хозяином. Слуга выкатил меня из комнаты, и остальные последовали за мной.

Пройдя широким коридором главного здания, мы очутились сперва во дворе, на котором, судя по всему, хранили навоз. По обе стороны тянулись низкие, похожие на сараи, постройки, набитые соломой. С четвертой стороны двора располагались конюшни; посредине имелся проход, через который мы и попали в сад.

Здесь расстилалась лужайка, где стояли многочисленные копны сена. Далее мы прошли вдоль грядок с овощами, среди которых цвели несколько цветков. Неужели так выглядит знаменитый Сад блаженных? Нет, в таком случае пророк не имел ни малейшего представления о вкусах мусульман.

Миновав эти грядки, мы снова достигли лужайки; она была больше прежней. Здесь тоже стояли несколько стожков, сложенных из сена и соломы. А рядом высилась Башня старой матери.

Это было круглое, очень обветшалое, но довольно высокое строение с четырьмя окошками, расположенными одно над другим. Стекол в окнах, как принято, не было. Вход был открыт.

На первом этаже имелось одно-единственное помещение, оттуда вела наверх ветхая лестница. Я заметил, что к стенам были положены циновки, на них оставлено несколько подушек. Посреди помещения на низких подпорках лежала четырехугольная доска, которая, вероятно, должна была служить нам столом. Больше в комнате ничего не было.

— Это ваше жилище, господин, — пояснил Хумун, вкатив сюда мою коляску.

— Здесь часто живут гости?

— Нет. Это наша лучшая комната, и повелитель особо отметил тебя, отведя вам эту комнату.

— Что за помещения над нами?

— Еще два таких же помещения, как это, а потом покои, из которых открывается чудесный вид вдаль, но они не обставлены, потому что никто никогда там не жил.

Стена, окружавшая нас, выглядела так, словно время от времени здесь случалось маленькое землетрясение, выворачивавшее камни из кладки. Не имелось ни штукатурки на стенах, ни камина. Это была голая дыра.

По пути мне, кстати, пришла мысль, как избавиться от этого слуги. Мы встретили работника с больными, гноившимися глазами, и я невольно вспомнил, что на Востоке все верят в дурной глаз. Как известно, итальянцы называют его jettatura — «сглаз».

Если человек с дурным глазом пристально поглядит на другого, тому остается ждать всевозможных бед. Если случится так, что кто-нибудь начнет поглядывать на других колким, пристальным взглядом, то его легко заподозрят в том, что он умеет наводить на других порчу, и тогда все стараются его избегать.

Чтобы защитить от сглаза детей, им повязывают на шею красные ленты или вешают кусочек коралла, имеющего форму руки.

Взрослые же знают лишь один-единственный способ избавиться от сглаза. Он заключается в том, что человек протягивает руку в сторону того, кто наводит порчу, и широко растопыривает пальцы. Сделав это, он быстро удаляется; это спасает его от дурного глаза.

— Я очень доволен этим жилищем, — сказал я. — Надеюсь, ты принесешь нам вечером лампу?

— Я принесу ее, когда отправлюсь за ужином. Еще что-нибудь желаешь, господин?

— Вода — это все, что нам сейчас нужно.

— Спешу принести ее и надеюсь, что вы будете довольны моей внимательностью и быстротой, с какой я выполняю поручения. Таким господам, как вы, надо прислуживать без промедления. Я слышал, что вы говорили моему повелителю. Вы умеете быть внимательными и преданными. Мое сердце задрожало, когда я узнал об опасностях, которые вам довелось испытать. Аллах хранил вас, иначе бы вы давно погибли.

— Да, Аллах нас всегда спасал. Он наградил меня одним талантом, который защищает меня в минуту опасности, вот почему ни один враг не может мне причинить никакой беды.

Его любопытство было задето.

— А что это, господин? — с нетерпением спросил он.