Хозяин принес кувшин, вмещавший, пожалуй, полтора литра. Я смело открыл рот и приложился к кувшину. Верно, в нос ударила углекислота.

— Где ты хранишь это пиво? — спросил я.

— В больших кувшинах, а горлышко плотно затыкаю.

— Зачем ты затыкаешь его?

— Потому что тогда в пиве возникают газы, и вкус его становится лучше. К его поверхности поднимаются пузыри и пена.

— Кто же тебе показал этот рецепт?

— Беверьяли, научивший меня варить пиво. Попробуй-ка!

Я не только попробовал, но и выпил, потому что напиток был вовсе не таким скверным. Моим спутникам он тоже понравился. Тогда я заказал себе кувшин куда больших размеров и этим, как заметил, моментально завоевал сердце болгарина.

Он принес другой кувшин — его содержимого нам, пожалуй, хватило бы до позднего ужина — и спросил, не хотим ли мы вдобавок перекусить.

— Позже! Сейчас пока нет, — ответил я. — Сперва нам надо переговорить с одним из жителей этой деревни. Ты знаешь всех людей в округе?

— Всех.

— И мясника Чурака?

— И его. Он был мясником, а сейчас торгует скотом и разъезжает повсюду.

По мне, милее всего было бы пойти к Чураку и заглянуть к нему домой. С людьми лучше всего знакомиться у них дома; там вернее всего поймешь, что это за люди. К сожалению, я не мог сейчас ходить. А попросить, чтобы меня принесли к нему в дом, было бы и неудобно и смешно.

— Как ему живется сейчас? — осведомился я.

— Очень хорошо. Раньше он был беден, но торговля, кажется, приносит много денег; теперь Чурак — один из самых богатых людей в округе.

— Много ли хорошего о нем говорят?

— Конечно. Он человек дельный, набожный, очень уважаемый; он немало хорошего сделал. Если у тебя какие-то дела с ним, то ты убедишься, что он человек честный.

— Это меня радует, ведь мне хотелось заключить с ним своего рода сделку.

— Важную?

— Да.

— Значит, ты лишь на какое-то время остановился у меня, а потом будешь жить у него?

— Нет, я останусь у тебя. Мне Сбиганци понравились; мне очень красочно описали эту местность…

— Вот в таком краю мы живем, господин, да, вот в таком. Он окружен двумя реками — уже хорошо. А какие великолепные горы тянутся вверх, в Слетово, и еще дальше. Тут так и тянет всюду побродить.

— Мне это говорили. Особенно романтична, наверное, дорога к Дерекулибе.

Я умышленно повернул наш разговор к домику, затерянному в ущелье. Я хотел из уст этого постороннего человека узнать, что же это за место.

— К Дерекулибе? — переспросил он. — Не знаю такого места.

— Значит, это малоизвестное место?

— Я о нем еще ни разу не слышал.

— Но ведь где-то в ваших краях есть какой-то уединенный домик, который так и называют — Дерекулибе.

— Вряд ли. Я в Сбиганци родился и прожил всю жизнь. Казалось бы, кому как не мне знать об этом домике?

— Гм! Человек, со мной говоривший, называл его этим именем. Наверное, он его и придумал.

— Возможно.

— Все равно домик должен быть где-то здесь. Судя по названию, он находится в ущелье. Может, ты знаешь такой домик?

— В нем живут люди?

— Не знаю.

— Если не живут, есть такой домик на примете. Он стоит в лесу, в самом мрачном уголке ущелья. Этот деревянный домик построил мой отец, ведь лес принадлежал ему, но лет восемь назад лес купил у меня мясник.

Эта история убедила меня, что речь идет именно об этом доме. Я продолжил расспросы:

— А для чего твой отец построил его?

— Чтобы хранить там инструмент: мотыги, лопаты, заступы и тому подобное.

— А для чего он нужен мяснику?

— Не знаю. Не знаю даже, пользуется он им или нет; понастроил в нем, правда, лавок, которых прежде не было.

— Домик закрыт?

— Да. Разделен он на две половины. Построен в дальнем конце ущелья, где по скалам стекает ручеек. А почему ты так подробно о нем расспрашиваешь?

— Мне описали его и сказали, что дорога, ведущая туда, выглядит очень романтично.

— Тебя обманули. Тебе придется идти открытым полем, а потом — мрачным лесом, где никаких приятных видов не встретишь. Скалы сходятся все ближе. Там, где они соединяются, лес угрюмее всего. Вот там ты и увидишь домик, стоящий возле ручья, что пробивается прямо из скалы. Там нет никаких красот.

Тут вмешался Халеф:

— Сиди, мы ищем одно место, которое не можем найти; сегодня утром ты уже называл похожее имя. Это не то место, которое значится в записке Хамда эль-Амасата? Ты говорил, что наш путь, возможно, проляжет через него.

— Ты имеешь в виду Караорман?

— Да, звучало именно так.

— Там недостает одной буквы. Мы ищем Каранорман.

— Быть может, там написано с ошибкой?

— Возможно. А в Караормане знают тебя? — спросил я хозяина.

— Да, — ответил он. — Я часто бывал в этой деревне, ведь дорога в Истиб пролегает через нее.

— А там есть большое хане?

— Нет, гостиницы там нет никакой. Деревня лежит возле Истиба, и люди предпочитают идти туда, а не сворачивать в деревушку.

— Речь идет о местечке или о доме, который называют Каранорман-хане.

— Не знаю. В этой округе такого точно нет.

— Я тоже об этом думал. А кто деревенский староста в Сбиганци?

— Это я. Еще мой отец был старостой.

— Ты здесь вершишь правосудие?

— Да, эфенди. Мне, правда, редко докучают подобными делами. Здесь живут хорошие люди. Если что и случается, так все по вине чужаков. Увы, власть киаджи слаба. Порой эти мерзавцы только посмеиваются: знают же, что скорее их поддержат, чем меня.

— Это плохо. В таких случаях надо проявлять строгость, чтобы тебя уважали.

— Это я и делаю, но полагаться приходится больше на самого себя, чем на своих начальников. Я имею дело с плутами, для которых нет ничего святого, которые уважают лишь крепкие кулаки, а они у меня есть. Вот так я и веду здесь суммарный процесс[1182]. Случается порой, что поколачиваю обе стороны, но это не всегда кончается безобидно. Вот несколько недель назад я едва не поплатился жизнью.

— За что?

— Ты, может, слышал о двух аладжи?

— Да.

— В здешнем краю это самые наглые и опасные плуты, сущие штиптары. Они храбры до удали, хитры, как дикие кошки, свирепы и жестоки. Представь себе, что один, которого зовут Бибаром, — а брат его зовется Сандаром, — въезжает как-то вечером на мой двор, спешивается, заходит в комнату и, не обращая внимания на присутствующих, требует от меня порох и пули.

— От киаджи? Вот так здорово!

— Разумеется. Если бы я дал их ему, моя репутация была бы погублена. Так что я ему отказал. Тогда он бросился на меня, и началась жестокая схватка.

— Ты, конечно, справился с ним, ведь кругом было столько людей, которые помогали тебе.

— Ох! Никто даже пальцем не шевельнул. Они боялись, что аладжи им отомстят. Я, правда, не слабак, но одолеть такого верзилу мне было не по силам. Он навалился на меня и так побил, что скверно бы мне пришлось, если бы не подскочили двое слуг. Все вместе мы схватили его за шиворот и выбросили вон.

— Вот так раз! Начальник полиции вместо того, чтобы задержать бандита, вышвыривает его на улицу!

— Смейся, смейся! Я был рад, что от него отделался. Что мне оставалось с ним делать?

— Запереть его, а потом доставить в Ускюб, столицу этого вилайета.

— Да, это моя обязанность, но как я мог ее исполнить? Куда прикажете его запереть?

— В местную тюрьму.

— Ее нет.

— Может, у тебя дома есть какое-то надежное место?

— Есть-то оно есть, и разные люди там перебывали, но аладжи — другое дело. Такого в подвал и вдесятером не отведешь. Он наверняка бы защищался с оружием в руках, и кому-то это стоило бы жизни. И даже если бы мне удалось разоружить и запереть его, как бы я доставил его в Ускюб?

— Связал бы и положил на телегу.

— Чтобы в пути на меня напали его дружки и убили!

— Тогда на твоем месте я бы послал гонца в Ускюб и вызвал на подмогу военных.