— Он дал, но оно не помогло. Тогда он рассердился, и теперь я не могу уже на него работать.

— Плохо. Но есть же еще один, который лечит болезни, — старый Мюбарек. Ты к нему не обращалась?

— Он меня ненавидит.

— Чем же ты ему насолила?

— Ничем.

— Значит, у него нет оснований ненавидеть тебя.

— Он считает… Он считает… Ой, смотрите, вот он! — И она указала в направлении, откуда мы приехали.

С нашего места можно было видеть всю дорогу, которая вела в город. Во время нашего разговора я время от времени бросал на нее взгляд, особенно на камень, где сидел нищий. Последний исчез, но зато я заметил долговязую фигуру, медленно приближавшуюся к нам.

Куда делся нищий? Вся местность перед нами была как на ладони. Он был виден везде, куда бы ни пошел. Если бы он направился в город, мы тотчас заметили бы его, особенно огромные костыли. Но его не было видно нигде.

Недалеко от камня, где он сидел, имелась плантация хлопчатника. Посадки были высотой до бедра, там он не смог спрятаться, да и подняться, если бы залег, вряд ли ему удалось бы. Его внезапное исчезновение оказалось просто непостижимым. Между тем незнакомец медленно приближался. Голову он опустил, как будто что-то внимательно рассматривал на земле. Дойдя до первой хижины, он не пошел дальше прямо по дороге, а свернул к нам. Вот тогда женщина и обратила на него внимание. Впрочем, ей можно было этого не делать: я стоял так, что видел все и во время разговора не спускал с него глаз. Остальные тоже повернулись к нему.

— Да, это Мюбарек, — сказал турок. — Эфенди, посмотри на него!

— Я это уже сделал.

— Теперь ты сам можешь услышать, как трещат его кости.

— Посмотрим. Может, он сделает так, что и мы исчезнем?

— Он может все.

— Скажи ему, чтобы сделал.

— Я не осмелюсь.

— Почему?

— Он может наказать меня.

Вот, наконец, старец подошел. Двигался он медленно, не отрывая взгляда от земли. Обе женщины испуганно вскочили. Турок поднял руку в приветствии. Я сделал вид, что не замечаю его, не спуская тем не менее глаз со старика. При этом я убедился, что он через щели под полуопущенными веками внимательно нас разглядывает. Его погруженность в себя была лишь маской. Поступал ли он так всегда или только в конкретном случае со мной?

Я прислушался. Действительно, при каждом шаге были слышны какие-то странные звуки — будто кости стучали. Но такому хитрецу и более сложные вещи были явно по плечу!

Одет он был так, как и рассказывал турок. Он был очень худ, глаза глубоко запали, как и у нищего, встреченного нами по дороге. На ногах ничего не было. Костистое лицо было землистого цвета. Скулы сильно выступали, а рот, наоборот, казался вдавленным. Зубов у него наверняка не было. Подбородок же выдавался наружу в унисон носу.

То был знаменитый целитель, наделенный Аллахом столь многочисленными волшебными дарами. Он держал себя прямо как далай-лама, для которого остальные люди — настолько незначительные существа, что он не удостаивает их даже взглядом. И его я — так мне показалось — где-то видел, причем при таких обстоятельствах, которые оставили в моем подсознании явно неприятный осадок.

Я ошибался, когда полагал, что он не обращает на нас внимания. Сделав несколько шагов вперед, он обернулся и уставился на нашу группу, а потом послышался его дрожащий голос:

— Небатя!

Сборщица растений вся сжалась.

— Небатя! Ко мне! — Он указал пальцем на землю рядом с собой.

Так подзывают убежавшую собаку. Женщина опасливо, мелкими шажками приблизилась. Он воззрился на нее, как будто хотел проткнуть насквозь взглядом.

— Как давно умер твой муж?

— Три года как.

— А ты молилась о его душе?

— Я делаю это ежедневно.

— Он не был приверженцем учения Пророка, имя которого свято. Он являлся насрани — поклонником иного учения. Он принадлежал к христианам, людям, которые сами не знают, во что они, собственно, верят, они распались на секты и перессорились между собой. Но Аллах в своем великодушии решил и их поместить на небо, в нижней его части. Но муж твой будет изжарен в аду.

Он ожидал ответа, но женщина молчала.

— Ты слышала? — спросил он.

— Да, — ответила она тихо.

— Что скажешь?

Она по-прежнему молчала.

— Верь мне, я сам его видел. Сегодня ночью ангел Аллаха забирал меня с земли на небо. Подо мной лежал ад с горячими угольями. И там я среди прочих углядел и твоего мужа. Он прикован к скале. Адские чудовища терзают его тело, огонь лижет лицо. Я слышал его стоны. Он видел меня и умолял передать тебе, что колья, вбитые в скалу возле него, предназначены для тебя и твоего выводка.

Женщина заплакала.

Легче всего мне было бы дать этому парню по морде, но я сдержался. Рука Халефа лежала на рукояти плетки, а взгляд переходил с меня на старца. Мне стоило ему кивнуть, и маленький хаджи огрел бы знаменитость между ушей.

— И еще одно, — продолжал тот, — твой сын промышляет вблизи моего жилища. Пусть сделает еще один шаг — и я нашлю на него всех духов темного царства, и они будут наказывать тебя, пока ты не образумишься! Заруби это себе на носу!

Он повернулся и зашагал дальше.

— Аллах-иль-Аллах! — воскликнул Халеф. — Эфенди, это человек или нет?

— Я пока над этим думаю.

— Вот и я тоже говорю. Разреши мне наказать этого жулика и немного попортить его толстую шкуру!

— Во имя Аллаха, молчи! — предупредил турок.

— Молчать? Почему это я должен молчать?

— Он ведь слышит каждое твое слово.

— Мне смешно.

— Смотри — вот сидит его слуга. — И он указал на сухое дерево, где на ветке восседала ворона.

— Это сатана? — спросил Халеф.

— Нет, птица-дух, которой он приказал подслушивать нас и потом передавать, о чем мы говорили.

— А я говорю, что это обычная ворона!

— Ошибаешься! Разве ты не видишь, с каким любопытством она к нам прислушивается!

— Само собой. Эти птицы очень любопытны. Мне хочется всадить в нее пулю!

— Не делай этого! Это будет означать твою смерть!

— Глупости!

— Выстрел попадет не в нее, а в тебя!

— Моя винтовка в обратную сторону не стреляет!

И Халеф потянулся за ружьем. Тут к нему подскочили обе женщины и стали умолять не стрелять, потому как тем самым он сделает несчастными нас всех.

— У вас что, нет мозгов, женщины?! — вскричал он гневно.

— Поверь нам, поверь! — умоляла сборщица целебных растений. — И другие были так же неразумны, как и ты, и горько поплатились за это!

— Ну и что же с ними произошло?

— Они заболели.

— Вот несчастье!

— Один вообще с ума сошел.

— Это и раньше в нем сидело.

— А некоторые умерли.

— Значит, смерть была предопределена для них.

— О нет, это все потому, что они пренебрегли птицей целителя.

Поскольку все внимание было сосредоточено на Халефе, я спокойно навел штуцер на ворону и медленно спустил курок.

Женщины вскрикнули от ужаса. Пуля пробила ворону насквозь. Она валялась под деревом и не шевелила лапками.

— Эфенди, что ты наделал! — закричал турок. — Это будет стоить тебе высшего блаженства на небе.

— Беги быстрее к птице! — крикнул я ему. — Заткни поскорее все отверстия, чтобы дух не выбрался наружу. Ну что за глупые люди!

Халеф спрыгнул с лошади и принес ворону На ней было множество паразитов. Он показал ее турку и женщинам и сказал:

— Если Мюбарек не может освободить от блох вверенных ему духов, значит, он ничего не может. Стыдитесь! Вы когда-нибудь слыхали о блохастом духе? Где об этом написано? Может, в книгах христиан? Пророк об этом точно ничего не сообщал!

Развенчание вороны прошло быстро — без сучка без задоринки. Мой выстрел подействовал эффективнее, чем длинные увещевания.

Трое верующих переглянулись, потрясли головами, оглядели ворону, наконец турок сказал мне:

— Эфенди, какое твое мнение? Может быть дух у паразитов?

— Нет.

— Но он ведь злобный!

— А кто самый злой?