— А Селим-ага будет меня слушаться? — спросил я мирзу.
— Он должен повиноваться тебе, как если бы я был на твоем месте. Ты возьмешь все, что у него есть, и отошлешь его ко мне, если он тебе больше не понадобится, с человеком, которого я к тебе направлю. А я буду ждать здесь, пока ты не вернешься. Ты продашь мои вещи, и все, что ты ни сделаешь, будет правильно.
Англичанин следил за сборами к дальней поездке.
— В Багдад, мистер? Я с вами!
У меня не было возражений. Еще один человек захотел ехать с нами — Халеф. Но это было уже лишним — он был нужен для охраны лагеря. Мы выехали и вскоре достигли третьей излучины Тигра выше Багдада, внутри ее-то по ту сторону реки и располагался Гадим.
Мы свернули направо с почтовой дороги, ведущей в Киркук, Эрбиль, Мосул и Диярбакыр, проскакали через кирпичный завод и позволили себе перевести дух. По приятным пальмовым рощам мы добрались до Гадима, населенного исключительно персами-шиитами.
Это местечко стоит на святой земле, ибо здесь расположена усыпальница имама Мусы ибн Джафера. Этот известный человек совершил паломничество в Мекку и Медину в компании Гаруна аль-Рашида. В Медине он приветствовал усыпальницу Пророка словами: «Здравствуй, отец!», в то время как халиф сделал это так: «Здравствуй, братец!»[1087]
«Как, ты состоишь с Пророком в более близких родственных отношениях, чем я?» — гневно воскликнул халиф, и с тех пор возненавидел его с такой же силой, как раньше любил. Джафера бросили в темницу, где он и окончил свои дни. Но после смерти над его могилой вознеслась мечеть с золотым куполом и четыре минарета.
Гадим известен и другой достопримечательностью — типично западным достижением, которое выглядит в восточном обрамлении более чем странно — неким подобием конки, начинающейся у Арсенала и идущей до Багдада. Она была построена губернатором Мидат-пашой, охочим до всяческих реформ и вскоре обосновавшимся на высоких постах в Стамбуле. Если бы его не отозвали на еще более важное место, Месопотамия имела бы свою железную дорогу, связавшую бы Константинополь с долинами Евфрата и Тигра. К сожалению, эта программа так и осталась до сих пор невыполненной.
Персы, населяющие Гадим, в основном торговцы и купцы, которые ежедневно ездят по делам в Багдад. Чтобы разыскать среди них агу, я, прежде всего, отправился в караван-сарай, которых в Гадиме и Багдаде множество.
Было около полудня, и жара стояла неимоверная. Июль… Над городом лежало непроглядное марево, все закрывали лица. В одном из переулков нам встретился мужчина в богатом персидском одеянии. Он ехал на белой лошади, снабженной такой богатой упряжью, какую могли позволить себе только очень состоятельные люди. Мы были в сравнении с ним просто оборванцами.
— Убирайтесь в сторону, отойдите! — крикнул он нам, и на лице его мелькнуло выражение презрения.
Я ехал рядом с англичанином, и переулок был достаточно широк, чтобы перс спокойно проехал мимо. Но меня возмутило его поведение.
— У тебя достаточно места, проезжай, — спокойно сказал я.
Но, вместо того чтобы спокойно проехать, он развернул лошадь и произнес:
— Суннитская свинья, ты забываешь, где находишься! Убирайся прочь, иначе я покажу тебе…
— Попробуй!
Он выхватил верблюжью плетку из-за пояса и размахнулся. Но не успел опустить ее, ибо мой вороной совершил скачок и мой кулак вышиб перса из его роскошного седла. Я уже хотел ехать дальше, даже не удосужившись посмотреть, как он там, на земле, себя чувствует, как услышал сдавленный крик слуги, приставленного ко мне Хасаном Арджир-мирзой:
— Во имя Бога, это же мирза Селим-ага!
Я тут же обернулся. Повергнутый перс снова сидел в седле и тянул из-за пояса кривую саблю. Теперь он узнал говорившего.
— Араб, ты ведь араб! — кричал он. — Как ты можешь находиться рядом с этим неверным, тебя проклянет Аллах!
Я не дал слуге времени ответить, а заговорил сам:
— Закрой свой рот. Твое имя Селим-ага?
— Да, — ответил он, несколько обескураженный моим тоном.
Я подвел коня вплотную к его лошади и сказал вполголоса:
— Меня послал Хасан Арджир-мирза. Веди меня в свое жилище!
— Тебя? — спросил он удивленно, разглядывая меня. Потом повернулся к слуге и спросил: — Это так?
— Да, — ответил тот. — Этого эфенди зовут эмир Кара бен Немей, он передаст тебе письмо нашего господина!
Еще раз, окинув меня подозрительным, пристальным взглядом, он сказал:
— Сначала я прочту письмо, а потом поговорим о том ударе, которым ты меня наградил. Следуй за мной, но в отдалении, чтобы не оскорблять моих глаз.
Этот человек тоже когда-то был подданным шаха, из близкого его окружения, но потом отказался от своих военных должностей. Ему-то Хасан и доверил свое имущество. Все это в свое время поведал мне мирза. Если бы этот человек был настоящим шахсаваром, то есть всадником при шахе, то ему следовало бы знать, как вести себя с встречными людьми, пусть они и выглядят как оборванцы. Хотя мы с Линдсеем никоим образом себя к таковым не относили. Кроме того, он явно не очень умно поступал, вышагивая с таким важным видом, на самом деле будучи беженцем. Мне, естественно, не хотелось поддерживать в нем это высокомерие, поэтому я дал Линдсею знак, и мы взяли его в «клещи», поместив между собой.
— Собака, осади назад! — угрожающе проговорил он. — Иначе я огрею тебя плеткой!
— Молчи, дурень, — спокойно ответил я, — иначе получишь еще раз по носу. Распорядитель посуды своего хозяина должен вести себя поскромнее. Ты явно заслужил несколько уроков вежливости.
Он ничего не ответил, только снова набросил на лицо покрывало, которое во время стычки было отброшено. Поэтому-то его и не узнал сразу слуга.
Наш путь пролегал по разным узким переулкам, пока Селим не остановился перед невысокой стеной. В ней был проделан вход, прикрытый несколькими перекладинами. Кто-то впустил нас внутрь. Войдя во двор, я увидел лежащих на земле верблюдов, жующих жвачку из ячменя и семян хлопчатника, какой обычно кормят в Багдаде этих животных. Рядом полулежали или сидели на корточках несколько человек, которые при появлении аги вскочили на ноги. Как мне показалось, этот маленький царек научил их выказывать ему почтение.
Он передал поводья одному из этих людей, мы доверили лошадей нашему слуге. Потом ага прошел с нами в дом, фасад которого образовывал заднюю часть двора. Лестница привела в некое полуподвальное помещение, крайне необходимое здесь в каждом доме из-за жары. Эта четырехугольная комната была выложена по стенам подушками, пол покрывал мягкий красивый ковер, на одной из подушек стоял серебряный кофейный прибор, рядом я заметил ценнейшую трубку, а на стенах рядом с оружием висело несколько чубуков для почетных гостей. В древнем фарфоровом кувшине в виде дракона лежал табак, а посредине стены висела на серебряной цепи лампа, наполненная кунжутным маслом.
По всем понятиям, это было поистине княжеское убранство, и я усомнился в том, что все оно принадлежало are.
— Салам алейкум! — произнес я, входя в комнату.
Линдсей сделал то же, однако Селим не ответил. Он уселся на подушки и хлопнул в ладоши. Тут же появился один из людей, которых мы видели во дворе, и по знаку аги поставил на огонь кальян. Это происходило с поистине восточной медлительностью, и мы все это время как ученики стояли с дурацким видом у дверей. Наконец наполненное глубоким смыслом действо подошло к концу, и слуга удалился — только для того, чтобы встать за дверью и слушать все, о чем будет говориться внутри.
Теперь ага счел нужным вспомнить о нас. Он выпустил несколько колец дыма и удостоил нас вопросом:
— Откуда же вы прибыли?
Вопрос был явно излишним, ибо слуга уже все ему рассказал, но я решил не ухудшать и без того нездоровую обстановку, хотя бы во имя Бенды, сестры мирзы, которая, как я знал, была с этим человеком в тесных отношениях. Потому я ответил:
— Мы посланцы Хасана Арджир-мирзы.
