— Well! Тогда идем.

Малыш хаджи Халеф Омар был не согласен с таким решением.

— Сиди, — сказал он, — разве не нужно дать этим курдам урок и помешать им преследовать нас впредь?

— И что ты хочешь сделать?

— Как ты думаешь, где у них лошади?

— Некоторые, может быть, в домах, а другие где-то рядом, но не в деревне.

— Тогда давай найдем это место и уведем их лошадей. Это нетрудно. Они наверняка не осмелятся подъехать к нам в открытом поле. А у лошадей не должно быть многочисленной охраны.

— Хочешь стать конокрадом, Халеф?

— Нет, сиди. Это не воровство, разве я не прав?

— В этом случае, при вынужденной защите, пожалуй, не воровство. Но все же это по меньшей мере будет неосторожно. Нам нужно время, чтобы отыскать лошадей: не исключено, что мы будем вынуждены сразиться с охраной. Но это нам совершенно не нужно. Мы скоро доберемся до Гумри и будем в полной безопасности.

Мы поехали дальше, однако через некоторое время заметили, что курды по-прежнему следуют за нами. Правда, они уже держались от нас на таком расстоянии, что были не опасны. Позже, у поворота, мы потеряли их из виду и неожиданно обнаружили, но уже перед собой. Они незаметно обогнали нас, чтобы либо снова закрыть нам дорогу, либо быстрее нас попасть в Гумри. Очень скоро мы поняли, что они намереваются сделать последнее — опередить нас на пути в Гумри. Вскоре перед нами, хоть и на очень далеком расстоянии, уже показались очертания одинокой скалы, на которой и раскинулась Гумри-Кала. Собственно, Гумри — слабый, построенный из глины форт, который можно взять, имея лишь несколько орудий. Курды, однако, считают его сильной крепостью.

Мы было приблизились к форту на расстояние примерно одной английской мили, как неожиданно вокруг нас раздались дикие вопли. Из ближних кустов выскочили несколько сотен курдских воинов и бросились на нас. Линдсей вскинул ружье.

— Ради бога, сэр, не стреляйте! — крикнул я ему и ударом руки опустил ружье вниз.

— Почему? — спросил он. — Вы боитесь, мистер?

У меня не осталось времени для ответа. Курды были уже совсем рядом. Один из молодых людей наступил на мою ногу в стремени, вскочил на моего вороного и замахнулся кинжалом для удара.

Я вырвал у него оружие и швырнул его на землю. Затем схватил за плечо другого.

— Ты мой защитник! — крикнул я ему.

Он затряс головою.

— Ты вооружен, — сказал он.

— Я доверяю тебе все оружие. Вот, возьми его.

Он взял мое оружие и только тогда положил руку мне на плечо.

— Он мой на целый день! — заявил курд громко.

— Другие тоже, — добавил я.

— Они не просили защиты, — ответил курд.

— Я делаю это за них. Они не говорят на вашем языке.

— Пусть они тоже сложат свое оружие, тогда я буду их защитником.

Мы быстро сложили оружие, хотя никто из моих спутников не был доволен таким решением. За исключением одного курда, угрожавшего мне кинжалом, остальные, казалось, теперь не столько жаждали наших жизней, сколько желали обрести над нами власть. Этот же, с кинжалом, сверлил меня таким свирепым взглядом, каким может обладать только кровный мститель; вскоре мое предположение подтвердилось. Как только мы двинулись, он увидел еще одну жертву для мести: вытащил кинжал и бросился на моего пса. Но тот действовал быстрее его. Доян отпрянул, чтобы избежать удара, потом схватил врага за запястье прямо над ручкой кинжала. Курд завопил и выронил нож. В мгновение ока пес опрокинул его на землю и схватил теперь уже за горло. На мужественное животное тут же нацелилось несколько ружей.

— Уберите ружья, ради бога, иначе пес его убьет! — крикнул я.

Пуля, которая вряд ли сразила бы пса, мгновенно стала бы причиной смерти курда. Воины это поняли, к тому же они не были уверены в меткости своих выстрелов и потому опустили ружья.

— Отзови собаку! — приказал мне один.

— Именно эта бестия убила моего соседа! — крикнул другой; то был староста, появившийся из-за куста. С его стороны было мудрой предосторожностью держаться от нас на должном расстоянии.

— Староста, ты прав, — отвечал я, — собака сейчас перекусит этому человеку шею, если я ей прикажу.

— Отзови собаку, — повторил курд.

— Скажи мне сначала, не этот ли человек — мститель?

— Да, это он.

— Тогда я вам покажу, что я его не боюсь. Доян, назад!

Пес отпустил курда. Тот встал. Боль его была так велика, что он едва сдерживался от крика, но еще больше была его ярость. Он вплотную подступил ко мне и угрожающе затряс раненой рукой.

— Твой пес отнял всю силу моей руки, — в ярости завопил он, — но не думай, что я передам право мести другому!

— Ты говоришь как лягушка, кваканья которой никто не боится! — ответил я. — Дай мне твою руку, я ее осмотрю и перевяжу!

— Ты врач? Мне не нужна твоя помощь, даже если мне придется умереть. Но я тебе обещаю — умереть тебе придется именно от этой руки!

— Я вижу, что у тебя начинается горячка от укуса собаки, иначе ты бы постарался спасти свою руку.

— Мне поможет акушерка из Гумри. Она знает больше, чем ты, — отвечал он презрительно. — Ты и этот тази — оба псы и должны умереть как псы.

Он укутал раненую руку в полы своей одежды и поднял с земли кинжал. Нас взяли в окружение, и мы двинулись дальше. Ни у кого из курдов не было при себе коня; все они оставили их в Гумри. Я был немало озабочен нашей судьбой, но настоящего страха не испытывал.

Молча шагали рядом с нами курды, думавшие, очевидно, только о том, чтоб не дать нам снова уйти. Малыш Халеф и оба араба тоже не произносили ни слова, только англичанин никак не мог сдержать своего гнева.

— Хорошенькую кашу, сэр, вы заварили! — сказал он. — А ведь могли бы всех этих парней укокошить.

— Мы просто не смогли бы этого сделать, сэр. Они слишком быстро накинулись на нас.

— Yes! А теперь мы в их лапах. Сдано оружие! Неприятнейшая история! Ужасно! Чтобы я снова с вами пошел в Курдистан!.. Как звучит по-курдски осел, мистер?

— Кер, а ослик, маленький ослик, — дашик.

— Well! Тогда мы четверо поступили как дашики, а вы — как очень старый и очень большой кер. Понятно?

— Премного обязан, мистер Линдсей! Примите мою искреннюю благодарность за признание моих заслуг! А вы не хотите подумать над тем, что такое безумие, когда пять человек воображают, будто в состоянии справиться с двумястами, уже подступившими прямо к горлу?

— У нас лучшее оружие!

— Разве возможно было применить его на таком расстоянии? Даже если бы мы их удержали, пролилось бы много крови; наверняка не обошлось бы и без нашей. И потом — кровная месть! О чем вы только думаете!

Тут мы заметили всадника, который приближался к нам галопом. Когда он подъехал поближе и можно было разглядеть черты его лица, я узнал в нем Дохуба, курда, родственники которого были пленниками в Амадии. Все остановились при его появлении. Он протиснулся через толпу и протянул мне руку.

— Господин, ты пришел?.. Ты в плену?!

— Как видишь?

— О, извини! Меня не было в Гумри, я только что вернулся и узнал, что ловят пятерых чужеземцев. Я тотчас же подумал о тебе и спешно прибыл, чтобы удостовериться в правильности своих мыслей. Господин, я твой слуга! Прикажи, чего ты желаешь!

— Благодарю тебя! Но мне не нужна твоя помощь, потому что этот человек уже является нашим защитником.

— На какое время?

— На один день.

— Эмир, позволь мне быть твоим защитником на все дни, навсегда, пока я жив.

— Он разве позволит тебе?

— Да. Ты наш друг, друг всех, ведь ты друг бея. Он ждал тебя и радуется, что скоро может поприветствовать тебя и твоих спутников.

— Я не смогу к нему прийти.

— Почему?

— Разве может эмир показываться без оружия!

— Я уже увидел, что оружие у вас отняли.

Он повернулся к нашему эскорту со словами:

— Отдайте им оружие!

Этому воспротивился раненый курд:

— Они пленники и не могут иметь при себе оружия!

— Они свободны, ибо они гости бея! — гласил ответ.