— У тебя есть какое-либо оружие?

— Только этот кинжал.

Я отступил для безопасности на шаг.

— Положи свой кинжал на землю и отойди на два шага в сторону! — приказал я.

Он выполнил мой приказ. Я поднял кинжал и сунул его себе за пояс.

— Теперь спускайся!

Собака осталась наверху, а мы спустились вниз, к поджидавшим нас людям.

Я подробно рассказал своим спутникам о том, что произошло наверху. Англичанин посмотрел на пленника, которому было немногим больше двадцати лет, и сказал:

— Мистер, этот малый очень похож на старика старосту! Yes!

Теперь я тоже заметил большое сходство.

— Действительно! Может быть, это его сын?

— Наверняка! Спросите этого сорванца еще раз. Если это так, тогда такая забота старосты об этом человеке была бы обоснована. Но тогда же это являлось бы и чрезвычайным случаем нарушения законов гостеприимства.

— Кто ты такой? — спросил я пленника.

— Курд, — ответил он.

— Из какой местности?

— Из Миа.

— Ты лжешь!

— Господин, я говорю правду.

— Ты из этого селения.

Он помедлил всего лишь миг, но этого было достаточно, чтобы я убедился в своей правоте.

— Я из Миа, — повторил он.

— Что ты здесь делаешь так далеко от места, где родился?

— Я здесь в качестве посланника старосты Миа.

— Мне думается, что ты знаешь старосту Миа не так хорошо, как здешнего. Потому что ты — сын старосты.

Теперь он прямо-таки испугался, хоть и старался не показать нам этого.

— Кто сказал тебе эту ложь? — спросил он.

— Я не позволяю, чтобы мне лгали. Ни ты, ни другие. Я уже завтра утром узнаю, кто ты есть на самом деле. И если ты меня обманул, пощады тебе не будет.

Он опустил в растерянности глаза. Мне следовало прийти ему на помощь, подсказать ему — как он будет себя вести, так и будут с ним обращаться.

— Если ты честно все расскажешь, я прощу тебя, потому что ты слишком молод, чтобы спланировать все заранее. Если же будешь упрямиться, то для тебя не останется иного общества, кроме моего пса.

— Господин, ты все равно узнаешь, что я сын старосты. Это так.

— Что вы искали в этом доме? — продолжил я допрос.

— Лошадей!

— Как вы хотели их увести?

— Мы заперли бы вас и открыли обе двери. Тогда лошади были бы наши.

Это признание не было для него постыдным, потому как у курдов конокрадство и открытое разбойное нападение считались благородными поступками.

— Кто тот мертвец, лежащий наверху?

— Хозяин этого дома.

— Очень умно было все задумано. Хозяин дома шел впереди, так как лучше всех ориентировался. А почему именно ты за ним последовал? Здесь же были и другие?

— Господин, жеребец, на котором ты скакал, должен был принадлежать моему отцу. Мне нужно было позаботиться о том, чтобы никто другой не захватил лошадь. Скакун принадлежит тому, кто первым коснется его, — такие у нас обычаи.

— Значит, кражей руководил твой отец? А ведь он мне обещал радушный прием!

— Действительно, он обещал тебе прием, но вы не наши гости.

— Почему? — спросил я удивленно.

— Вы живете одни в этом доме. Где хозяин, гостями которого вы должны быть? Если бы вы потребовали, чтобы хозяин оставался в доме, тогда вы были бы нашими гостями.

Это был урок, который пригодился мне позже.

— Твой отец обещал же мне безопасность!

— Ему можно не держать данное вам слово, вы же не наши гости.

— Мой пес убил хозяина этого дома. Разве у вас это является основанием для кровной мести?

Он ответил утвердительно. Я спрашивал дальше:

— Кто будет мстителем?

— Сын убитого. Он здесь.

— Я доволен тобой. Ты можешь идти домой.

— Господин! — воскликнул он, радостно удивленный. — Ты говоришь серьезно?

— Да. Я тебе обещал, что с тобою обойдутся соответственно твоему поведению. Ты был чистосердечен, поэтому заслуживаешь свободы. Скажи своему отцу, что мы мирные люди и никого не желаем лишать жизни. Но если на нас нападают или нас оскорбляют, мы умеем достойно защищаться. Печально, что погиб человек, но он сам в этом был виноват; того, кто будет мстить за его кровь, я не боюсь.

— Конфликт можно уладить, если ты заплатишь. Я могу поговорить с сыном погибшего.

— Я не буду платить ничего. Если бы этот человек не пожелал нас ограбить, с ним ничего не произошло бы.

— Господин, как только наступит утро, вас одного за другим убьют.

— Даже если я отпущу тебя живым, подарив жизнь и свободу?

— Да. Несмотря на это. Ты добр ко мне, потому я хочу тебе кое-что сказать: у вас хотят забрать лошадей, оружие и деньги. Пока вы все не отдадите, вам не позволят покинуть селение. А мститель будет требовать твоей крови.

— Они не получат ни наших денег, ни наших лошадей, ни нашего оружия. Моя жизнь в руках Господа, а не в руках какого-то курда. Вы видели наше оружие, когда я стрелял в дерево и ветку? Вы познакомитесь еще с другими возможностями ружей, когда мы будем вынуждены стрелять в людей.

— Господин, ваше оружие с нами ничего не сделает. Мы заляжем в соседних домах и через окна сможем вас перестрелять. Вы нас даже не увидите.

— Значит, мы в осаде, — заметил я. — Но она не продлится долго.

— Это мы знаем. У вас мало еды и питья, и потому в конце концов вам придется выполнить наши условия: отдать деньги, коней и оружие, — сказал юный курд.

— Это еще большой вопрос! Скажи своему отцу, что мы друзья бея из Гумри.

— Такое известие не окажет на него никакого действия. Конь дороже дружбы какого-то бея.

— Тогда мы пропали. Ты можешь идти, возьми твой кинжал.

— Господин! Мы заберем у вас лошадей и все остальное, но будем уважать вас как достойных и хороших людей.

Этот разговор был настолько наивным, насколько наивным может быть курд. Я пропустил его к двери и в то же время позади себя услышал громкий голос.

— Мистер! — вскричал Линдсей. — Вы его отпускаете?

— Для нас так лучше.

— Рассказывайте же! Что он сказал? Я должен все знать.

Я передал ему разговор с курдом, а также то, что староста был именно тем человеком, которому мы обязаны нападением; эта весть вызвала целый поток разнообразных выражений.

— Ты отпустил этого вора, эмир? — сказал мне с укоризною Мохаммед Эмин. — Зачем?

— Сперва я пожалел его, а потом отпустил из расчета. Если бы мы оставили его здесь, он поставил бы нас в трудное положение: нам пришлось бы его кормить, а нам самим не хватает еды. Теперь же он нам будет благодарен и посоветует своим соплеменникам не сражаться с нами, а, скорее, торговаться. Мы пока не знаем, что может произойти, и сможем только тогда действовать уверенно и без помех, когда среди нас не окажется посторонних.

Все поддержали мое мнение. Спать, конечно, мы не собирались, а решили быть начеку.

Неожиданно Халеф толкнул меня и сказал:

— У тебя, сиди, теперь есть время подумать о подарке, который передал мне в Амадии для тебя тот человек.

И верно! О футляре я и забыл.

— Принесите его!

Я открыл футляр и не смог сдержать крика восторга. Он был сделан очень красиво и чисто. Но футляр не шел ни в какое сравнение со своим содержимым! Там лежал персидский кальян для курения на лошади. То была дорогая трубка, мне даже англичанин позавидовал. Жалко, что я не могу закурить ее прямо сейчас. У нас было очень мало воды, чтобы наполнить кальян.

— Он и тебе что-то дал? — спросил я слугу.

— Да, господин, пять золотых меджиди. Иногда хорошо, сиди, что Аллах дает возможность расти и пьяным вишням, как ты называешь те ягоды. Аллах-иль-Аллах! Он знал, что делал.

Когда начало рассветать, мы забрались на крышу, откуда видна была большая часть деревни. Лишь вдалеке мы увидели нескольких мужчин, которые, казалось, наблюдали за нашим домом; поблизости не было ни души. Немного спустя открылась дверь дома напротив, оттуда вышли два человека и направились в нашу сторону. Посередине дороги они остановились.

— Вы будете стрелять? — спросил один из них.