Ранним утром, все еще дрожа от холода, мы пустились в дальнейший путь. Достигнув края плоскогорья, мы снова долго петляли по ущельям, спускаясь все ниже и ниже по головокружительным уступам, похожим на гигантские ступени.
Опасность подстерегала нас на каждом шагу. Часто дорога превращалась в тропу, над которой видна была лишь узкая полоска раскаленного неба, а внизу зияла бездна с обломками скал, словно нагроможденными руками исполина. В небе кружили грифы, не оставлявшие нас ни днем, ни ночью. Если мы останавливались на ночлег, зловещие птицы садились рядом, чтобы утром взмыть в небо и сопровождать нас дальше, пронзительными криками напоминая о своем присутствии. Иногда в скальной расщелине мелькал силуэт шакала, ожидавшего, как и грифы, когда путешественник упадет без сил от истощения или свалится в пропасть.
К полудню мы миновали опасный каменный лабиринт, выехали на травянистую равнину и вскоре обнаружили нужные нам следы: там проскакали десять подкованных и две неподкованные лошади. Однако, судя по отпечаткам копыт, этот отряд, чувствуя погоню, мчался без отдыха всю ночь и опережал нас на шесть часов.
Солнце уже начинало скатываться с небосклона к горизонту, когда скакавший впереди Олд Дэт остановил коня и показал нам новые следы: отряд неизвестных нам индейцев на неподкованных лошадях двигался вслед за беглецами. Определить число краснокожих, преследующих солдат Хуареса, было невозможно, так как ехали они гуськом, один за другим.
— Не нравится мне этот след, — проворчал Олд Дэт. — Встреча с краснокожими в Мапими не сулит нам ничего хорошего.
— Мой белый брат прав, — подтвердил Виннету. — Все апачи ушли из Мапими, чтобы принять участие в сражении, и сейчас здесь могут бродить шайки враждебных нам племен.
Поехав дальше, мы вскоре обнаружили место, где индейцы догнали белых. Судя по следам, оба отряда какое-то время вели переговоры, а затем, найдя общий язык, отпустили проводников-апачей и продолжили путь вместе.
К вечеру равнина сменилась холмами, поросшими низким кустарником, среди которых вился небольшой ручей. Мы остановились на его берегу и напоили лошадей, а Олд Дэт, прикрыв ладонью глаза от солнца, долго осматривался.
— Там, ниже по течению, я вижу две темные точки. Похоже, это койоты. Но почему эти бестии спокойно сидят и не убегают? Койоты — трусливые животные и при появлении человека спешат пуститься наутек.
— Пусть мои братья помолчат, — перебил нас Виннету. — Я слышу чей-то голос.
В тишине со стороны койотов до нас долетели слабые крики.
— Человек! — воскликнул Олд Дэт, вскочил в седло и помчался на зов.
Койоты при нашем приближении поджали хвосты и затрусили прочь. Посередине ручья из воды торчала человеческая голова, над которой висела туча комаров.
— Ради всего святого, сеньоры, помогите! — раздался полустон-полумольба. — Я больше не вынесу этой пытки…
— Что с вами? — спросил Олд Дэт по-испански, спрыгивая с коня. — Как вы оказались в воде? Что вы там делаете?
— Меня закопали.
— Тысяча чертей! Кто посмел закопать живого человека?
— Индейцы и белые.
Мы осмотрелись и действительно заметили следы тех, за кем гнались.
— Джентльмены, за дело, — приказал нам вестмен. — Лопаты у нас нет, поэтому придется лезть в воду и откапывать беднягу руками.
— Вы найдете лопату в ручье у меня за спиной. Негодяи бросили ее в воду и присыпали песком.
— У вас есть лопата? — несказанно удивился Олд Дэт. — Впервые вижу, чтобы человек отправлялся в прерию и брал с собой лопату!
— Я гамбусино, старатель. У золотоискателей всегда при себе лопата и кирка.
Мы нашли его лопату и принялись за работу. Дно ручья было песчаное, мягкое, и копать его было нетрудно. Негодяи вбили за спиной незнакомца кол и привязали к нему его голову так, что бедняга не мог наклониться. Солнце пекло немилосердно, жажда мучила его, но напиться он не мог. Связанный по рукам и ногам, освободиться он тоже был не в состоянии. Как только мы откопали гамбусино и сняли с него ремни, он потерял сознание.
Когда золотоискатель пришел в себя, мы отнесли его в наш лагерь на берегу ручья. Переодевшись в сухую одежду и подкрепив свои силы куском жареного мяса, незнакомец рассказал нам о своих злоключениях:
— Последнее время я работал старателем на приисках в горах, примерно в дне пусти отсюда. Бонанса[13] там богатая, народу работает на ней много, и я подружился с одним человеком по имени Хартон…
— Хартон? — неожиданно перебил Олд Дэт. — А как его полное имя?
— Фред Хартон, он из Нью-Йорка, и ему уже под шестьдесят.
— Он что-нибудь рассказывал вам о себе?
— Он вдовец, жена давно умерла, а сын работает в Фриско. Вы знакомы с Фредом?
Непонятное волнение охватило старика, глаза сверкали, на впалых щеках проступил багровый румянец. Усилием воли он взял себя в руки и продолжил расспросы, но уже обыденным, ровным тоном.
— Я встречался с ним, но это было очень давно. Тогда фортуна улыбалась ему, он пустился в торговлю и разбогател. Вы что-нибудь слышали об этом?
— Кое-что он мне рассказывал. Он выходец из порядочной и обеспеченной семьи, получил образование, со временем нажил капитал и открыл большой магазин, но его родной брат присосался к нему, как пиявка, и промотал его состояние.
— А как звали этого негодного брата?
— Генри.
— Все сходится, ошибки быть не может. Очень надеюсь вскоре увидеть вашего товарища.
— Боюсь, что вам больше никогда не свидеться. Негодяи, закопавшие меня здесь, увели его с собой, и жить ему осталось недолго.
— Как все произошло?
— Да я ведь и начал было рассказывать все по порядку, но вы меня перебили. Итак, непутевый брат пустил на ветер все состояние Хартона, но, как мне кажется, Хартон любит его и называет не иначе, как «бессовестный мальчишка». Знаете, как бывает: уж не повезет, так не повезет. Так случилось и с Хартоном: разорившись, он брался за любую работу, был рабочим, вакеро, гамбусино, но несчастья преследовали его, и он влачил нищенское существование.
— Ему нельзя было браться за то, что он не умеет делать!
— Легко сказать, сеньор. Тысячи людей занимаются тем, к чему меньше всего пригодны. А может быть, его брат тоже был когда-то золотоискателем, и он надеялся, что встретит его на одном из приисков?
— Вряд ли. Если бы его брат был удачливым гамбусино, зачем бы ему понадобилось разорять Хартона? У него и так хватало бы денег!
— Деньги быстро кончаются, особенно, если швырять их направо и налево, а негодяй был известный мот. Возможно, Хартон думал, что брат взял у него деньги на время и отправился снова попытать счастья на приисках. Как бы то ни было, Хартон в конце концов попал в Чиуауа и нанялся к моему хозяину. Там я с ним и познакомился. Золотоискатели — народ завистливый и недружелюбный, но он мне понравился, и мы с ним больше не расставались.
— Как зовут вашего хозяина?
— Дэвис. Мистер Дэвис, — сразу же поправился гамбусино.
— Тысяча чертей! Сеньор, не говорите ли вы по-английски?
— Так же хорошо, как и по-испански.
— Будьте так любезны, перейдите на английский язык. Среди нас есть два джентльмена, не владеющих испанским, а ваш рассказ будет им очень интересен, — и Олд Дэт кивнул в сторону отца и сына Ланге.
— Почему? Кто они такие? — спросил изумленный гамбусино.
— Сейчас узнаете. Мистер Ланге, позвольте вам объяснить: этот человек старатель и работает на некоего мистера Дэвиса из Чиуауа.
— Что вы сказали? Мистера Дэвиса? — воскликнул Ланге. — Да ведь это хозяин моего зятя!
— Да вы не волнуйтесь так, сэр. Дэвисов и в Штатах и в Мексике пруд пруди, может быть, это другой человек.
— Если вы говорите о Дэвисе-золотодобытчике, то здесь ошибки быть не может. В наших краях такой Дэвис один, — сказал гамбусино.
— Да, это он! — не мог успокоиться Ланге. — Вы его знаете?
— Мне ли его не знать? Я на него работаю.