Они подскакали галопом, осадив лошадей в считанных шагах от меня. Не найдя в выражении их лиц ни малейшей враждебности, я тоже не выказывал пока беспокойства.

— Селям алейкум! — поприветствовал меня один из них. — Алейкум! — ответил я.

— Ты спал этой ночью здесь?

— Именно так.

— Разве у тебя нет палатки, в которой ты смог бы отдохнуть?

— Нет. Аллах разделил свои дары по-разному. Одному он дал крышу из войлока, а покрывалом другому оставил небо.

— Но у тебя могла бы быть палатка. Лошадь же у тебя есть, а она стоит дороже сотни палаток.

— Это мое единственное имущество.

— Не продашь ли его?

— Нет.

— Ты, видно, из племени, расположившегося недалеко отсюда.

— Почему?

— Твой жеребец совсем свежий.

— И все же мое племя живет за много дней пути отсюда, далеко за священными городами Запада.

— Как называется твое племя?

— Уэлад-герман.

— Да, там, в Магрибе, чаще говорят «уэлад» вместо «бени» или «абу». Почему ты так далеко уехал из своей страны?

— Я побывал в Мекке, а теперь еще хочу повидать поселения кочевников и расположенные в Персии города, чтобы побольше рассказать своим соплеменникам, когда вернусь домой.

— И куда же твой путь лежит сейчас?

— Все время на восход солнца, куда ведет меня Аллах.

— Тогда ты можешь поехать с нами.

— А какова ваша цель?

— Мы едем к скалам Кернина. Чуть повыше их, на берегах Тигра и на островах, пасутся наши стада.

Хм! Может быть, эти люди как раз и есть джовари? Они спрашивали меня, значит, не покажется невежливым, если и я кое-что разузнаю. И спросил:

— Какому племени принадлежат эти стада?

— Племени абу-мохаммед.

— А поблизости есть еще и другие племена?

— Да. Ниже по течению живут алабеиды, которые платят дань шейху Кернины, а выше — джовари.

— А те кому платят дань?

— Сразу видно, что ты прибыл из дальних стран. Джовари никому ничего не платят. Наоборот, они сами собирают дань.

— Вы с ними воюете?

— Да. Мы объединились с алабеидами. Если хочешь совершить подвиг, будем воевать вместе. Но почему ты спал здесь, под Львиным холмом?

— Я не знаю этих мест. Я устал и прилег отдохнуть, вот и все.

— Аллах керим… Ты — любимец Аллаха, иначе Людоед разорвал бы тебя. Ни один араб не смог бы здесь пролежать и часа, потому что вокруг этой скалы водятся львы.

— На реке Тигр водятся львы?

— Да, в нижнем течении; зато дальше вверх ты встретишь только леопардов… Хочешь поехать с нами?

— Если смогу быть вашим гостем.

— Ты — наш гость. Вот тебе наши руки. Давай обменяемся финиками!

Мы соединили ладони, а потом я получил от каждого по финику и сразу же съел их, отдав взамен пять своих, также немедленно употребленных в пищу. После этого мы направились на юго-восток. Через некоторое время мы переправились через Тартар, и равнина стала более холмистой.

Пять моих спутников оказались почтенными кочевниками; в их сердцах не было места для фальши. Они ездили на свадьбу в дружественное племя и теперь возвращались, полные веселых воспоминаний о празднествах и пирах, в которых принимали участие.

Местность становилась все выше, но потом вдруг снова стала понижаться. С правой стороны вдали показались руины старого Текрита, с левой, также на большом удалении — Джебель-Кернина, а прямо перед нами раскинулась долина Тигра. За полчаса мы добрались до реки. В этом месте она была широкой, пожалуй, с английскую милю, а воды ее разделялись большим, вытянутым в длину и поросшим зеленью островом, на котором я заметил множество палаток.

— Поедешь с нами на ту сторону? Наш шейх очень обрадуется такому гостю!

— Но как нам удастся переправиться?

— Ты это сейчас увидишь, потому что нас уже заметили. Следуй за нами вверх по течению. Там пристает келек.

Келеком здесь называют паром, длина которого раза в два больше ширины. Он состоит из надутых козьих шкур, скрепленных деревянными перекладинами, на которые положены либо бревна, либо доски, а на них уже кладут груз. Все это перевязывается ивовыми прутьями. Правят таким паромом, или плотом, при помощи двух весел, изготовленных из расщепленных кусков бамбука. Именно такая конструкция и отделилась от острова. Паром был настолько велик, что мог бы выдержать и побольше, чем шестеро всадников. Он доставил нас невредимыми на ту сторону.

Нас приветствовали несколько собак, толпа детей и старый, достойного вида араб, отец одного из моих спутников.

— Позволь мне отвести тебя к шейху, — сказал мой прежний собеседник.

В дороге к нам присоединились еще мужчины, скромно державшиеся позади и не пристававшие ко мне с расспросами. Они не сводили восхищенных глаз с моего коня. Путь был недолгим. Вскоре мы оказались перед вместительной хижиной, построенной из ивовых стволов, крытой бамбуком и обитой снаружи матами. Когда мы вошли, с циновки поднялся крепко сбитый человек. Перед нашим приходом он был занят точкой своего ножа.

— Селям алейкум! — приветствовал я его.

— Алейк! — ответил он, буравя меня взглядом.

— Позволь мне, о шейх, привести этого человека к тебе, — попросил мой спутник. — Он — благородный воин, и я не осмеливаюсь предложить ему свою палатку.

— Кого привел ты, тот и для меня желанен, — таков был ответ.

Мой спутник удалился, и шейх протянул мне руку.

— Садись, о чужестранец. Ты устал и голоден. Ты должен отдохнуть и поесть, однако прежде разреши мне посмотреть на твоего коня!

Чисто арабский подход: сначала позаботься о лошади, а потом уже о человеке. Когда шейх вернулся, я сразу же заметил, что осмотр вороного добавил уважения к хозяину.

— У тебя благородное животное, машалла! Я могу позволить тебе остаться! Я знаю этого коня.

— Откуда же ты его знаешь?

— Это же лучший конь хаддединов.

— Ты знаешь шейха хаддединов?

— Мохаммеда Эмина?

— Да. Я пришел от него.

— Он послал тебя ко мне?

— Не совсем, но и к тебе тоже. Я пришел к тебе как его посланец.

— Сначала отдохни, потом все расскажешь.

— Я не устал, а то, что мне надо сказать тебе, столь важно, что я мог бы сказать это немедленно.

— Так говори!

— Я слышал, что джовари — твои враги.

— Да, это так, — ответил он, сохраняя мрачное выражение лица.

— Они и мои враги, а также враги хаддединов.

— Я это знаю.

— А знаешь ли ты, что они заключили союз с абу-хаммед и обеидами для нападения на хаддединские пастбища?

— Я это знаю.

— Я слышал, что ты объединился с алабеидами, чтобы проучить грабителей?

— Да.

— И вот я приехал к тебе, чтобы обсудить детали.

— В таком случае я еще раз скажу тебе «добро пожаловать»! Ты подкрепишься и не покинешь нас, пока я не созову старейшин.

Не прошло и часа, как вокруг меня и шейха сидели восемь человек, отрывая большие куски мяса от поданного нам барана. Эти восемь и были старейшинами племени абу-мохаммед. Я чистосердечно рассказал им, как советовался с хаддединами и стал посланцем их шейха.

— Что ты хочешь предложить нам? — напрямую спросил шейх.

— Ничего. Над вашими головами прошло больше лет, чем над моей. Младшему не пристало определять дорогу старшим.

— Ты говоришь, как старик. Твоя голова еще молода, но ум твой стар, иначе Мохаммед Эмин не сделал бы тебя своим посланцем. Говори! Мы послушаем, а потом решим.

— Сколько воинов насчитывает твое племя?

— Девятьсот.

— А племя алабеидов?

— Восемьсот.

— Итого тысяча семьсот. Ровно половина того, чем располагают соединенные враги.

— Сколько воинов у хаддединов?

— Тысяча сто. Однако часто не все зависит от численности. Вы знаете, когда джовари соединятся с абу-хаммед?

— На следующий день после Яум-эль-джума, дня собраний, пятницы.

— Ты это точно знаешь?

— У нас есть надежные союзники среди джовари.

— И где они должны соединиться?

— У развалин Хан-Кернина.

— А что будет потом?