Когда пришло время, мы спустились во двор, где Инчу-Инта держал наших лошадей. Там мы увидели Молодого Орла и нашего старого Паппермана: они должны были сопровождать меня к месту поединка. Вскоре появился Тателла-Сата верхом на белом муле, он был один.

И вот мы отправились в путь. Хранитель Большого Лекарства, Душенька и я — впереди, Молодой Орел и Папперман — сзади.

Сверху нам хорошо было видно, что население Верхнего и Нижнего городов плотным кольцом окружило арену. Там находились все, кто только мог ходить.

Четверо моих противников уже сидели наготове. Когда мы ступили в круг, они встали. Только Тангуа остался сидеть — он не мог подняться. Тателла-Сата заранее приготовил себе место прямо за мной. Он занял его и отныне не спускал глаз с четырех вождей.

Мне было объявлено, что первым будет держать речь председатель комитета, — так оно и произошло. Потом говорили каждый из четырех вождей. Последнее слово было за мной. Я вышел вперед и так громко, чтобы каждый мог меня услышать, произнес:

— Олд Шеттерхэнд пришел, чтобы не говорить, а сражаться. При приближении опасности только трусость распахивает рот, мужественный воин действует молча. Никто из ораторов почему-то не упомянул о разговоре между Пидой и мной…

Тут «первый председатель комитета» пренебрежительно отмахнулся:

— Комитет решил, кому о чем говорить! А что решено на комитете…

— Молчи! — перебил его я. — Решено было между Пидой и мной. Ваш комитет для меня не существует. Я могу его признавать или не признавать. Я позволил, чтобы ты давал команду стрелять, а больше тебе ничего не позволено!

— Но я стою здесь не для того, чтобы…

— Не хочешь стоять — садись! — снова прервал его я и, подойдя к нему, пригнул к земле, куда он, опешив, и уселся. Потом я громко обратился к присутствующим:

— Вместе с Пидой я выбрал моих знаменитых братьев Шако-Матто и Вагаре-Тея, чтобы они следили за соблюдением всех условий поединков. Пусть теперь они перечислят их все!

Вожди поднялись и сделали то, о чем я просил, после чего бросили жребий. Моим противникам выпало стрелять в меня в следующей последовательности: Тусага Сарич, То-Кей-Хун, Киктахан Шонка и Тангуа. И вот они, один за другим, образовали передо мной полукруг. Каждый держал в руках двустволку и излучал всем своим видом предвкушение победы. Прежде чем занять свое место, я подошел к Ават-Ниа, стодвадцатилетнему вождю шошонов. Склонившись перед ним, я поцеловал старцу руку и сказал:

— Ты самый старший из нас, дышащих этим воздухом. На тебе лежит печать благословения и любви Великого Духа, который привел тебя сюда не для того, чтобы увидеть пролитую кровь тех, которые дороги тебе и которым дорог ты. Ты будешь первым, кто увидит, что любая борьба между людьми — это глупость, над которой можно было бы только посмеяться, если бы не последствия…

Глаза старика блеснули:

— Олд Шеттерхэнд покажет нам эту глупость, чтобы наши потомки не повторяли ошибок их предков. Победа будет твоей!

Я вернулся на указанное мне место. Душенька опустилась рядом. В тот же миг Киктахан Шонка гневно воскликнул:

— Что делает скво среди воинов? Прочь отсюда! Прогоните ее!

— Ты боишься скво? — усмехнулся я. — Тогда уходи ты! Она ничего не боится, а потому останется.

— Разве Олд Шеттерхэнд стал женщиной и не чувствует оскорбления, которое ощущаю я, воин? — нахмурил брови вождь.

— Ты спрашиваешь, что нужно моей скво среди воинов? Ты в самом деле думаешь, что вы воины? Вы слабые старухи! Потому я и пошел на все ваши условия, не вдаваясь в обсуждения. Олд Шеттерхэнду и в голову не придет сражаться с вами, потому что он мужчина. Он привел сюда свою скво, потому что достаточно одного ее жеста, чтобы обезоружить любого из вас. Бойтесь ее!

— Пусть остается! — зло выкрикнул Киктахан Шонка. — Но моя первая пуля достанется тебе, а вторая — ей!

— Ладно, пусть остается, — согласились другие вожди. — Пора начинать!

Мы находились в центре размеченного участка, рядом с помощниками. Первый большой круг вокруг нас образовывали знаменитости, среди них и двенадцать вождей апачей. За ними — младшие вожди и заслуженные воины, обладавшие определенными привилегиями. А дальше, куда ни кинь взгляд, простые люди, среди которых бросались в глаза рабочие, занятые в каменоломнях и на постройке памятника. Они прекратили работу, чтобы насладиться представлением, и вели себя весьма разнузданно. Вместе с заслуженными воинами сидела Кольма Пуши, а около обеих Ашт — жена Пиды и ее сестра. Присутствие их лишний раз подтверждало, что четыре тысячи всадников уже в Долине Пещеры.

Конечно же, глаза всех присутствующих неотрывно следили за нами. Господин председатель комитета, которого я недавно усадил на землю, вдруг вспомнил о своих обязанностях. Он поднялся и готов был давать сигнал стрелять.

Шако-Матто и Вагаре-Тей вытащили свои револьверы, взвели курки и предупредили, что мгновенно застрелят любого из моих противников, если только они совершат что-нибудь недозволенное.

— Начинать каждый из поединков только по взмаху моей руки! — объявил председатель комитета. — Итак, первый — Тусага Сарич, вождь капоте-юта. Он готов?

Названный вождь взвел курок и ответил:

— Готов. Только пусть теперь Олд Шеттерхэнд докажет, что одного-единственного жеста руки его скво достаточно, чтобы погубить любого из нас. Пусть она сделает это!

Я кивнул Душеньке. Та мгновенно вытащила «лекарство» моего первого противника из баула и ловко повесила его мне на шею, позаботившись о том, чтобы тщательно прикрыть сердце. Я повернулся к Хранителю Большого Лекарства и показал ему талисман.

— Я готов, — обратился я к своему врагу, не обращавшему никакого внимания на наши приготовления. — Можно начинать. Пусть стреляет Тусага-Сарич! Через минуту — я!

Вокруг воцарилась тишина. Каждый смотрел на меня, но никто пока не понял, в чем же дело.

— Время пришло — начинайте! — поторопил Тателла-Сата.

Тотчас раздалась команда председателя комитета. Но Тусага Сарич опустил ружье. Он первым понял, что произошло. Широко раскрытыми глазами, в которых застыл ужас, он неотрывно смотрел на мою грудь.

— Мое «лекарство»! Мое «лекарство»!

— Стреляй! — приказал я ему.

— В мое «лекарство»?! — завопил он. — Откуда оно у тебя? Кто его дал тебе?

— Не спрашивай, стреляй! — приказал я ему во второй раз.

Тут по толпе прошел громкий гул. Люди еще не поняли, в чем дело, но догадались, что я отнюдь не так беззащитен, как они полагали. Лица моих друзей посветлели. А голос Тателла-Саты зазвучал радостно:

— Почему Тусага Сарич не стреляет? И почему не подается команда для Олд Шеттерхэнда? Он должен ждать только минуту, не дольше! Итак, пусть Олд Шеттерхэнд возьмет ружье!

Я сделал это. Во второй раз прозвучала команда моему противнику, но он закричал:

— Я не могу стрелять! Не имею права! Кто прострелит свое «лекарство», тот погубит собственную вечную жизнь!

— Минута прошла! — констатировал Тателла-Сата.

Прозвучала команда для меня.

— Тусага Сарич отправится в Страну Вечной Охоты! — сказал я, направив ствол моего штуцера ему в грудь.

— Уфф! — проревел индеец, отпрыгнул в сторону и помчался прочь.

— Боже мой! — прошептала Душенька. — Теперь у меня отлегло от сердца Я верила в тебя, но все-таки боялась…

Смешно было видеть старого вождя улепетывающим с резвостью мальчишки, но никто не смеялся. По старому, до сих пор действующему закону прерий он теперь потерял честь, ибо при любых обстоятельствах должен был позволить мне выстрелить.

Моим следующим противником согласно жребию стал То-Кей-Хун. Выражение его лица просто невозможно описать. Я не стал тянуть время и долго держать его в неведении и попросил Душеньку повесить на место прежнего новое «лекарство», после чего произнес:

— Стреляет То-Кей-Хун, вождь ракурро-команчей! Я готов! Но что я вижу? У него сперло дыхание от страха?

Мои слова чуть не подбросили его вверх. Глаза команча яростно слезились.