Тут индеанка снова улыбнулась, ответив:

— Вам все же придется самим пойти на это собрание.

— Нам? Нам обоим? — не поверила удивленная Душенька.

— Да.

— Подозреваю, что лично мне уж никак не в качестве женщины…

— Все будет тайно. Никто вас не увидит. Вожди войдут в Дом Смерти. Шаман команчей хочет так, да и шаман кайова согласен с ним. Они утверждают, что Дом Смерти еще тысячу лет назад был Вигвамом Совета верховных предводителей, станет он им и теперь. Но все же это место захоронения вождей и женщинам под страхом смерти запрещено появляться там, да и простым воинам тоже.

— Невероятно! — оживилась Душенька. — Значит, они войдут в Дом среди ночи?

— Да, чуть раньше, потому что церемония должна начаться ровно в полночь.

— Значит, мы должны проникнуть туда заблаговременно, возможно в одиннадцать.

— Но без тебя.

— Почему?

— Ты ведь только что сама слышала, что женщинам вход туда строго запрещен под страхом смерти. Это слишком опасно. Твое участие в ночной авантюре совершенно исключено.

— Ого! Тогда я отказываюсь подчиниться! Если ты сейчас же не возьмешь свои слова назад, то я сама пойду к Дому Смерти, спрячусь и подожду там до полуночи, чтобы подслушать не только индейцев, но и вас.

— И где же ты собираешься спрятаться?

— Этого я не знаю.

— Но должна знать.

— Уже заранее?

— Конечно! Легко сказать «я спрячусь». Подходящее место найти не так просто, на это потребуется время, а его у нас не так много. Мы еще не знаем, сколько человек явится сюда…

— Знаем, — вмешалась Какхо-Ото. — Придут Кикта-хан Шонка, Тусага Сарич, То-Кей-Хун и Тангуа, четыре верховных вождя, а кроме них — два шамана кайова и команчей и еще пять младших вождей от каждого из четырех племен. Также разрешено присутствовать нескольким простым воинам: они должны принести хворост и старика Тангуа, который не может идти. Каждое племя зажжет собственный костер совета. Общий для всех огонь разожгут на алтаре, который позже примет «лекарства» всех вождей, до тех пор пока все, что решится на совете, не будет исполнено.

— Значит, мы можем предположить, — подхватил я, — что присутствовать будет по меньшей мере человек тридцать. Как они разделятся и где усядутся, нам пока неизвестно. В нижней части Дома нет ни одного угла, где мы могли бы остаться незамеченными. Там вообще нет ни единого предмета, за которым можно спрятаться, — есть только алтарь, вокруг которого они соберутся.

— Так давайте спрячемся наверху! — воскликнула Душенька, удивившись собственной сообразительности. — С помощью лестницы. В нишах, отдушинах, углублениях…

— Совершенно верно, — кивнул я. — Но об огне ты не забыла?

— О чем ты?

— О чем? Ну и вопрос! Там можно задохнуться от дыма или выдать себя кашлем. Не забывай, они разожгут пять костров! Огонь будут поддерживать сучьями и хворостом. Окажись материал недостаточно сухим, поднимется такой чад, что там, наверху, где ты хочешь спрятаться, мы и минуты не выдержим, если не отыщем местечко, в котором нас не достанет никакой дым.

— Думаешь, там есть такое?

— Надеюсь. Ты права: надо подняться наверх. Но не слишком высоко, иначе мы ничего не услышим! Надо узнать направление ветра и прикинуть силу тяги. Вход дома открыт, все оконные отверстия сквозные, значит, тяга должна быть хорошей. Но в какую сторону пойдет воздушный поток? Предлагаю испытать. До сумерек у нас еще четверть часа. Идемте скорее внутрь, разожжем огонь и посмотрим, куда потянет дым.

— Вот тут-то нас и сцапают! — вставил молчавший до этого Папперман.

— Там никого нет, — уверила Какхо-Ото. — Можно не опасаться.

Мое предложение было принято. Мы отправились к постройке, собрав по пути сухие сучья. Снова вытащили лестницу. Папперман остался внизу раздувать огонь, а мы вчетвером поднялись наверх, наблюдая за медленно разливающимся по всему храму дымом. Обнаружив подходящее для нас место, мы спустились вниз, чтобы погасить огонь и тщательно уничтожить его следы. Когда мы вернулись к месту нашей стоянки, Какхо-Ото попрощалась с нами. Пока моя жена готовила у костра ужин, мы растопили медвежий жир и сделали несколько маленьких свечек. Карабкаться в темноте по торчащим из стены ступеням, да еще без какой-либо опоры и перил, было все-таки опасно. Каждый неосторожный шаг грозил падением. Потому я и хотел подняться один, вместе с Молодым Орлом. Душенька, собственно, была бы там лишней, к тому же она все равно не поймет ни слова из переговоров, которые, естественно, будут вестись на индейских наречиях. Но она больше боялась за меня, чем за себя, и была убеждена, что в ее присутствии я стану вести себя гораздо осторожнее.

Ближе к одиннадцати мы отправились в путь и дали Папперману наказ, если утром он нас не дождется, осторожно провести разведку. Мы прихватили с собой револьверы, хотя и не думали, что они нам пригодятся.

Подъем оказался тяжелее, чем раньше, поскольку пришлось тянуть за собой лестницу. Я лез первым, за мной — Душенька, Молодой Орел — позади. Наконец, добравшись до самого верха, мы спрятали лестницу в глубокой выемке, погасили свечки и вылезли наружу.

Над нами нависал купол звездного неба. Ярко сияла луна. Матово-серебристый свет исходил от зеркала озера, застывшего в обрамлении береговых зарослей.

Долго ждать нам не пришлось — вскоре мы заметили медленное движение расплывчатых фигур индейцев. Многие тащили связки дров и хвороста. Мы насчитали тридцать четыре человека. Разглядели мы и носилки, на которых несли вождя кайова. Дождавшись, пока последний индеец не исчезнет внутри храма, и мы проскользнули внутрь, погрузившись в кромешную тьму.

Снизу доносился едва различимый таинственный шорох. Никто не разговаривал. Похоже, все было заранее и подробно спланировано. Вдруг внизу вспыхнула искра, потом еще и еще. Появились маленькие огоньки, и вскоре запылали четыре костра, образовав квадрат, в середине которого возвышался алтарь. Вокруг каждого костра расположилась группа индейцев во главе с вождем. Дым не причинял нам беспокойства, исчезая через отверстия с противоположной стороны. Свет огня едва-едва пробивался наверх, и в мерцании пламени все пришло в движение: ниши, мумии, скелеты, кости… Душенька схватила меня за руку и прошептала:

— Как все необычно! Это пугает меня!

— Хочешь уйти? — улыбнулся я.

— Нет, нет! Ведь такое никогда не повторится. Подумать только, мы как будто в аду!

Слова ее не были преувеличением, но я уточнил, что мы в чистилище. Фигуры внизу были жалкими душами, собравшимися вершить свое последнее черное деяние. Пока я об этом раздумывал, прозвучали первые слова:

— Я Ават-Това, шаман команчей. Я говорю: пришла полночь!

— Я Онто-Тапа, шаман кайова. Я возвещаю о начале переговоров! — вторил ему другой голос.

— Пусть начнутся! Пора начинать! — по очереди произнесли другие вожди.

Мы и теперь не могли узнать лиц говоривших — мы видели только их фигуры и слышали голоса, доносящиеся и в самом деле как из преисподней. Тем временем к алтарю подошел шаман команчей и произнес:

— Я стою перед священным хранилищем «лекарств». В храме нашего старого, знаменитого брата Тателлы-Саты висит гигантская шкура давно вымершего серебристого льва, на которой написано следующее: «Храните ваши «лекарства»! Бледнолицый переправится через Большую Воду и преодолеет широкие прерии, чтобы забрать их у вас. Если он хороший человек, он принесет вам настоящую благодать. Если нет, то от него придет великое горе во все ваши поселки и вигвамы!»

Потом к алтарю вышел шаман кайова.

— А рядом со шкурой серебристого льва висит шкура большого военного орла, на которой написано: «Потом появится герой и назовут его Молодым Орлом. Он три раза облетит Скалу Лекарства и снизойдет к вам, чтобы вернуть все, что отнял бледнолицый». Я спрашиваю вас, верховные вожди четырех союзных племен, останетесь ли вы верны решениям, которые были приняты вами сегодня?

— Будем верны, — прозвучало в ответ.