— Пропали! На веки вечные пропали!

Затем, словно безумная, помчалась к нему вниз и заревела на него:

— Трус! Предатель! Обманщик! Это и мне принадлежало! Это было и мое тоже! Теперь ничего нет, безвозвратно пропало!

— Да, нет… нет! — бормотал он.

— И моей это было собственностью, точно так же, как и твоей! Ты мне обещал это! Это была плата, цена моего сердца! Неужели ты думаешь, что я полюбила бы тебя без денег? И ты выбрасываешь их, ты, негодяй, ты, жалкий слабак, ты!

Она схватила его за руки и стала трясти. Он оттолкнул ее и прокричал:

— Прочь от меня, змея! Ты обрекла меня на гибель! Если бы я не последовал за тобой в твой пуэбло, то у меня было бы сейчас все, что душе угодно, и свобода тоже, которую я теперь потерял. Я схвачен… схвачен… схвачен!

— Вот так, вот так! — кричала она, снова вцепившись в него и встряхивая. — Ты меня обманул, я тебя ненавижу. Я радуюсь, что ты в плену, в восторг приду, когда услышу, что палач, слышишь, ты, палач…

Он зажал ей рот ладонью и проорал:

— О палаче ты говоришь, о моей смерти! Но ты, прежде чем мне руки свяжут, дорогу мне проложишь! Отправляйся туда, чертовка; отправляйся в ад, откуда ты и пришла!

Он оттолкнул ее, и она упала в озеро, а он свесился с края берега и голосом безумца прокричал ей вслед:

— Там, внизу, — сумка! Поищи ее! Я тебе ее обещал; теперь она твоя. Поздравляю, поздравляю!

Я помчался вниз, чтобы прыгнуть за Юдит, но Виннету опередил меня. Через несколько секунд он выбрался вместе с ней на поверхность, и руки множества индейцев протянулись, чтобы принять ее у него. Мелтон даже не взглянул на эту сцену, а схватил меня за руку и прошипел:

— Вы отправились за мной, чтобы получить мои деньги, много денег! Не так ли, сэр?

— Да, — спокойно ответил я.

— Тогда прыгайте в озеро. Я их выбросил туда!

— Это неправда!

— Неправда? Сэр, они были у меня в сумке, которая только что исчезла в воде. Исчезла! Вы знаете, что это значит? Ради денег люди жертвуют своей честью, совестью, покоем, высшим блаженством, попирают законы. Делают… делают… делают все, чтобы победить. А когда заполучат их, нужно скрываться в глуши, где ими нельзя насладиться. Потом же мчатся за проклятой бабой, что намерена разделить с тобой деньги, а не муки совести, и выбрасывают их, лишь бы не отдавать, в воду… в воду… в воду! Вы знаете, сэр, что это значит?

Это была столь отвратительная сцена, что мое перо противится описывать ее. Я стряхнул негодяя с себя, попросил Эмери связать его и пошел к тому месту, где лежала Юдит. Она пребывала в обмороке. Я взял ее руку, чтобы пощупать пульс. Он был медленным и слабым, но все же ощущался вполне явственно. Она жила, и, значит, мне не стоило беспокоиться из-за нее. Да, я был настолько жестокосерден, что сказал себе: купание в воде ей вообще ничем не может повредить. Итак, я оставил ее лежать, чтобы похлопотать о более важных вещах.

Сперва следовало известить нихоров, что мы сейчас схватили могольонов. Поэтому я отослал одного из разведчиков, он должен был передать послание своему вождю. При этом я строго-настрого приказал ему не попасться на глаза могольонам. Те были на пути к Тенистому источнику, и ему, следовательно, надлежало не только объехать их и источник, но и позаботиться о том, чтобы не оставлять следов.

Мне очень хотелось узнать, взяли ли могольоны обоих своих пленников или оставили их на Белой Скале. Об этом мне должны были рассказать следы. У Глубокой воды мы не смогли их разглядеть, земля там была затоптана. Вместе с Виннету я обошел вокруг зарослей. С западной их стороны — мы прибыли с восточной — шла колея от колес дилижанса. Судя по характеру следов, лошадей распрягали, чтобы напоить. Затем след вел вокруг этого места и вновь соединялся с широкой полосой следов могольонов.

Раз они взяли певицу и адвоката с собой, значит, были убеждены в том, что смогут застать нихоров врасплох и победить тех. На это намекнул Виннету, когда, покачивая головой, произнес:

— Крепкий Ветер, должно быть, вполне уверен в своей победе, иначе бы он не повез с собой бледнолицых. Но почему он вообще их взял с собой? Они могут стать ему обузой. Но, возможно, он не искал никакой выгоды, а лишь пытался предотвратить ущерб.

— Ты имеешь в виду их побег?

— Да. Он забрал с собой всех опытных воинов, оставив в лагере лишь стариков, женщин и детей. Значит, эти двое легко могли бы сбежать!

— Разумеется, это единственная причина, какую я способен найти, но даже ее нельзя считать веской, потому что немало трудностей и помех доведется ему претерпеть, волоча с собой дилижанс и его обитателей. Ему придется следить за пленниками денно и нощно. Если бы они и несколько воинов с ними остались в лагере у Белой Скалы, то и пленники оказались бы под надежным присмотром, и вождь бы мог свободно передвигаться.

— Мой брат думает верно.

— Надо учесть еще особенности местности, по которой могольонам придется передвигаться. Вспомни же об ущелье, что ведет вверх на плато и снова сбегает вниз, по ту сторону его! Как же там можно проехать на дилижансе?

— Может быть, они не знают дорогу как следует и посчитали, что смогут проехать тут даже на дилижансе.

— Тогда они очень беспечные люди. Когда хотят напасть на враждебное племя, то все-таки беспокоятся о дороге, ведущей туда. По такой местности, какую ты мне описал, они вообще не смогут проехать на дилижансе дальше Тенистого источника. Этой ночью они расположатся там на отдых. Ты не думаешь, что нужно проследить за ними?

— Нужно.

— Но это можно сделать лишь в темноте?

— Подобраться к ним близко можно, естественно, лишь ночью, но мне лучше поехать за ними еще днем. Пусть мой брат Чарли отправится вслед за мной попозже и прибудет туда в темноте.

— Прекрасно. Как и где мы встретимся?

— Ты уже был со мной у Тенистого источника и знаешь ту местность. Я поеду тебе навстречу, пока не удалюсь от источника на десять выстрелов из нарезного ружья. Там я тебя подожду. Когда ты окажешься около этого места, то дашь разок поговорить твоему «медвежебою», а я отвечу из своего Серебряного ружья.

— Сюда мы потом не вернемся?

— Нет. Наши должны подъехать позднее. Пусть они тронутся в путь еще ночью вместе с пленниками и постараются прибыть к нам за час до начала дня. Могольоны к этому времени уже уедут оттуда. Сейчас я напою своего коня и сразу же уеду.

— Тогда скажи нихорам, чтобы они тоже привели остальных коней.

Он привел наших коней и, напоив своего, уехал. Это был лучший из разведчиков, которого можно было послать вслед могольонам.

В лагере у Глубокой воды нам предстояло пробыть достаточно долго, и мы решили сделать его как можно более удобным. Пленникам, правда, мы не могли предоставить комфорта. Когда Юдит очнулась после своего обморока, Данкер связал ее и положил на траву рядом со связанным Джонатаном. Когда я выразил удивление, почему он положил их рядом, Данкер спросил меня:

— Неужели вы думаете, что это могло бы навредить нам, сэр?

— Да. Разве пленникам можно болтать друг с другом? Они могут ведь обговорить план побега или условиться насчет отговорок и прочих лживых показаний.

— Да пусть! Нам их показания не нужны, у нас и так доказательств хватает. Разве вы не догадываетесь, почему я их положил рядом?

— Из злорадства. Разве не так?

— Нет, не из злорадства. Пожалуй, это можно назвать озорством с моей стороны, сэр, но никак не больше. Я предполагаю, что они не станут деликатничать друг с дружкой. И мне очень хотелось бы, чтобы они друг друга покусали. Посмотрите на них. Что это за взгляды! Какие жуткие гримасы они строят! О’кей, мне надо туда, к ним, чтобы разок послушать их болтовню.

Он приблизился к ним, а затем уселся возле их голов так, чтобы они не могли его видеть. Физиономия старого проказника демонстрировала мне, как забавляет его разговор пленников. Понаблюдав за ними немного, я улегся в тени под деревьями и заснул.

Индейцы дали мне выспаться без помех. Когда я наконец к вечеру пробудился, то почувствовал себя достаточно окрепшим. Наверное, можно было бы поспать еще, если бы Джонатан Мелтон и Юдит настойчиво не потребовали разговора со мной. Как только я подошел к ним, Юдит закричала: