Шум от моего падения в связи с сообщением слуги взбудоражил всех, кто был в саду. Салдань бросился на шум, который он услыхал, а за ним трое его слуг, и, увидев человека со шпагою в руке (потому что как только я поднялся, я приготовился защищаться), он атаковал меня со своими людьми. Но он скоро понял, что меня не легко свалить. Слуга, несший факел, приблизился более других; это мне дало возможность увидеть Салданя в лицо, и я узнал того самого француза, который когда-то хотел меня убить в Риме из-за того, что я помешал ему произвести насилие над Леонорой, как я вам уже рассказывал. Он меня узнал тоже, и, не сомневаясь, что я пришел к нему, чтобы отплатить ему тем же, он крикнул мне, что на этот раз я не ускользну от него. Он удвоил усилия и сильно стал меня теснить, так что я, падая, чуть не сломал себе ногу. Я отбивался, отступая к беседке, куда, как я видел, вошла в слезах возлюбленная Вервиля. Она не выходила из этой беседки, хотя я и отступил к ней, или потому, что не успела, или из страха не могла двинуться. Что касается меня, то я почувствовал еще большую храбрость, когда увидел, что не могу быть атакован кроме как через дверь беседки, довольно узкую. Я ранил Салданя в кисть руки, а самого остервенелого из слуг — в руку у локтя; это меня несколько ободрило. Я не надеялся, однако, спастись и ждал, что, наконец, он застрелит меня из пистолета, если я доставлю ему много труда заколоть меня шпагой; но Вервиль пришел мне на помощь. Он не хотел без меня возвращаться домой и, услыхав шум и звон шпаг, поспешил избавить меня от опасности, в которую вверг меня, или разделить ее со мной. Салдань был с ним знаком и подумал, что он пришел к нему на помощь, как его друг и сосед; он почувствовал себя обязанным ему и уже заранее кричал:

— Вы видите, сударь, что меня убивают в моем же доме!

Вервиль, понявший его мысли, ответил ему без колебания, что он готов ему служить во всех других случаях, но что теперь он здесь за тем, чтобы защищать меня против всякого, кто бы это” ни был. Салдань, взбешенный тем, что обманулся, сказал ему с бранью, что он и сам покончит с двумя злодеями, и в то же время с яростью атаковал Вервиля, который встретил его весьма смело. Я вышел из беседки, чтобы присоединиться к моему другу; но, застигнув врасплох слугу с факелом, я не хотел его убить, а удовольствовался тем, что ударил его плашмя по голове, и это так испугало его, что он бросился вон из сада в поле с криком: «Разбой!» Прочие слуги тоже разбежались. Что же касается Салданя, то в то самое время, как унесли свет, я увидел, как он упал на загородку, или потому, что был ранен Вервилем, или по какой другой причине.

Мы не сочли своевременным поднимать его и быстро удалились. Сестра Салданя, которую я видел в беседке и которая знала, что ее брат был человеком, способным на большую жестокость, вышла оттуда и тихо, вся в слезах, стала нас просить взять ее с нами. Вервиль страшно обрадовался тому, что возлюбленная была в его власти. Калитку нашего сада мы нашли приоткрытой, как ее оставили, — мы ее не закрывали, чтобы без труда открыть ее, если принуждены будем выйти.

В нашем саду была низкая зала, расписанная и разукрашенная, где обедали летом; она стояла отдельно от дома. Мои молодые господа и я упражнялись в ней в фехтовании, и так как это было самое приятное место во всем доме, то у барона д’Арка, его сыновей и у меня было у каждого по ключу, чтобы слуги не ходили туда и чтобы книги и мебель были в безопасности. Туда именно мы повели нашу барышню, которая никак не могла утешиться. Я сказал ей, что мы пойдем подумать о ее и нашей безопасности и что мы скоро к ней вернемся. Вервиль больше четверти часа будил своего подгулявшего слугу-бретонца. Когда он зажег нам свечу, мы советовались некоторое время о том, как нам быть с сестрой Салданя; наконец решили поместить ее в моей комнате, которая находилась наверху и которую никто, кроме меня и моего слуги, не посещал. Мы вернулись в садовую залу со светом; Вервиль громко вскрикнул, когда вошел, — это меня сильно удивило. У меня не было времени спрашивать его, в чем дело, потому что я услыхал разговор за дверью, которая открылась в тот самый момент, когда я погасил свечу. Вервиль спросил:

— Кто там?

Его брат Сен-Фар нам ответил:

— Я. Какого дьявола вы пришли без свечи в это время?

— Я разговаривал с Гаригесом, потому что не мог заснуть, — ответил ему Вервиль.

— А я, — сказал Сен-Фар, — не мог тоже заснуть и пошел заняться в залу; и прошу вас оставить меня одного.

Мы не заставили его просить нас два раза. Я вывел нашу барышню ловко, как только мог, став между нею и Сен-Фаром, который вошел в это самое время. Я отвел ее в свою комнату, — она не переставала отчаиваться, — и вернулся к Вервилю в его комнату, где слуга опять нам зажег свечу. Вервиль сказал мне с удрученным видом, что должен непременно итти к Салданю.

— А что вы хотите делать, — спросил я, — прикончить его?

— Ах, мой бедный Гаригес, — вскричал он, — я самый несчастный человек в мире, если не освобожу мадемуазель Салдань от рук ее брата!

— Да в руках ли она у него, если она у меня в комнате? — ответил я.

— Слава богу, если бы она там была! — сказал он мне, вздохнувши.

— Мне кажется, что вы бредите! — возразил я.

— Я не брежу, — ответил он, — но мы приняли старшую сестру мадемуазель Салдань за нее.

— Как! — спросил я, — разве вы не с нею были в саду?

— Конечно, с нею, — сказал он.

— Так зачем же вы хотите итти на убой к ее брату, — ответил я, — если сестра, которая вам нужна, у меня в комнате?

— Ах, Гаригес! — вскричал он тогда, — я хорошо знаю, что видел.

— И я тоже, — сказал я, — и чтобы показать вам, что я не ошибся, пойдемте посмотрим мадемуазель Салдань.

Он мне ответил, что я сошел с ума, и пошел за мною в большом огорчении. Но мое удивление было не меньше его скорби, когда я увидел в своей комнате девушку, которой я никогда не видал и которая была совсем не той, какую я привел. Вервиль был столь же удивлен, как и я, но в вознаграждение был удовлетворен, потому что он находился тогда с мадемуазель Салдань. Он признался, что именно он ошибся; но я не знал, что ему ответить, потому что не мог понять, какими чарами девушка, которую я всегда сопровождал, превратилась в другую, идя из садовой залы в, мою комнату. Я внимательно осматривал возлюбленную Вервиля: она была, бесспорно, не той, кого мы освободили из рук Салданя, и совсем не была на нее похожа. Вервиль, видя меня таким растерянным, спросил:

— Что с тобою? Я признаюсь тебе еще раз, что я ошибся.

— А я еще более, чем вы, если мадемуазель Салдань пришла сюда с нами, — ответил я.

— Тогда с кем же? — спросил он.

— Я не знаю, — сказал я, — да и никто другой не может знать, кроме нее самой.

— Я тоже не знаю, с кем я пришла, если не с этим господином, — сказала тогда мадемуазель Салдань, имея в виду меня, — потому что то не был мосье Вервиль, кто освободил меня от брата, — то был другой человек; он пришел к нам вскоре после вас. Не знаю, были ли этому причиной стоны моего брата или нашего слуги, — пришедшие с ним вместе рассказали ему о том, что произошло. Он велел отнести моего брата в его комнату, и моя горничная мне потом рассказала о том, о чем я вам говорю, и о том, что она заметила, что этот человек знает моего брата и наших соседей, а я, выйдя, подождала его в саду, где просила его отвести меня к себе до завтра, и что тогда я прикажу отвести меня к одной даме, моей приятельнице, пока не пройдет бешенство моего брата, которого, как я ему призналась, я имела все основания бояться. Этот человек довольно вежливо предложил проводить меня всюду, куда я захочу, и обещал защищать меня от брата, хотя бы и с опасностью для жизни. В его сопровождении я пришла в этот дом, где Вервиль, — я сразу узнала его по голосу, — говорил с этим человеком, после чего меня отвели в комнату, где вы меня и видите.

Все, что нам рассказала мадемуазель Салдань, еще не объяснило мне вполне того, что произошло; но, по крайней мере, она мне очень помогла догадаться, каким образом это произошло. Что касается Вервиля, то он так внимательно рассматривал свою возлюбленную, что почти ничего не слыхал из того, о чем нам она рассказала; он принялся говорить ей любезности, не дав себе труда узнать, каким путем она попала в мою комнату. Я взял свечу и, оставив их одних, вернулся в садовую залу, чтобы поговорить с Сен-Фаром, хотя и опасался, что, по своему обычаю, он мне наговорит много обидных вещей. Но я был сильно удивлен, найдя вместо него девушку, которую, как я был вполне уверен, я увел из дома Салданя. Но мое удивление еще более возросло, когда я увидел ее всю в беспорядке, как будто над ней совершилось насилие: ее волосы были растрепаны, а платок на шее был в крови в нескольких местах, как и лицо.