Кто-нибудь, может быть, обвинит меня в том, что я рассказал здесь о совершенно ненужном обстоятельстве; другой же похвалит меня за большую искренность. Но вернемся к Раготену.

Раготен и моназияи

Тело его было испачкано и избито, рот пересох, голова отяжелела, а руки связаны за спиной. Он поднялся как мог и, осмотревшись по сторонам и не увидев ни жилья, ни людей, пошел по первой протоптанной тропинке, какую нашел, напрягая все силы своего ума, чтобы понять хоть что-нибудь в своем приключении. Идя со связанными руками, он претерпел ужасную муку от нескольких надоедливых мошек, которые привязались, по несчастью, к тем частям его тела, куда его связанные руки не могли достать, и он принужден был несколько раз кататься по земле, чтобы освободиться от них, передавив их или заставив их покинуть место, какое они захватили. Наконец он напал на кочковатую дорогу, огороженную плетнем и залитую водой, и ему приходилось перейти в брод речушку.

Он обрадовался этому, потому что ему нужно было обмыть себе тело, все облепленное грязью. Но, подойдя к броду, он увидел опрокинутую повозку, из которой возница и крестьянин вытаскивали, по увещанию одного почтенного монаха, пятерых или шестерых монашенок, насквозь промокших. Среди них была почтенная эстивальская аббатиса,[316] которая возвращалась из Манса, куда она ездила по важному делу, и которая по неосмотрительности кучера потерпела крушение. Аббатиса и монашенки, когда их вытащили из телеги, заметили вдали голую фигуру Раготена, который шел прямо на них, чем они были страшно возмущены, а еще больше отец Жифло, духовник монастыря. Он велел этим добрым сестрам скорее повернуться к нему спиной, из боязни беспорядка, и изо всех сил крикнул Раготену, чтобы тот ближе не подходил. Но Раготен все шел вперед и стал уже на доску, которая была там положена для удобства пешеходов. Тогда отец Жифло с кучером и крестьянином пошел ему навстречу и сперва усомнился, не нужно ли его заклинать, — настолько тот напоминал дьявола. Наконец он спросил его, кто он, откуда он идет, почему он наг, почему у него связаны руки. Все эти вопросы он задал с большим красноречием и сопровождал свои слова разными оттенками голоса и движениями рук.

Раготен ответил ему неучтиво: «Какое вам дело?» и хотел перейти на другую сторону по доске и так сильно толкнул преподобного отца Жифло, что тот полетел в воду. Почтенный духовник потащил за собою кучера, а тот — крестьянина, а Раготену их падение в воду показалось столь забавным, что он закатился со смеху. А потом пошел к монашенкам, которые, опустив покрывала, отвернулись от него к изгороди, поворотив лица к полю.

Раготену были совершенно безразличны лица монашенок, и он прошел мимо, думая, что все кончено, — но этого не думал отец Жифло: он побежал за Раготеном в сопровождении крестьянина и кучера, который из трех рассердился больше всех, так как был уже в плохом настроении, потому что госпожа аббатиса отругала его. Он бросился вперед, догнал Раготена и сильным ударом кнута по коже того отомстил, за то, что вода замочила его кожу. Раготен не ждал второго нападения, а бросился бежать, как побитая собака. Но кучер, не удовольствовавшись одним ударом кнута, подгонял его множеством других, и от каждого удара на коже бичуемого выступала кровь. Отец Жифло, хотя и задыхался от бега, не переставал кричать: «Бей, бей!» изо всей своей силы, а кучер изо всей своей удвоил удары Раготену и начал только тогда шутить, когда перед бедняком предстала как убежище мельница.

Он побежал к ней (а его палач — за ним по пятам) и, увидев ворота заднего двора открытыми, кинулся туда и налетел на собаку, которая цапнула его за ягодицу. Он поднял жалобный крик и бросился в открытый сад с такой поспешностью, что опрокинул шесть ульев пчел, стоявших у входа, и это было верхом его несчастья. Эти крылатые слоники, наделенные хоботками и вооруженные жалами, ожесточились на его голое тельце, которое не могло защищаться руками, и изжалили его ужасным образом. Он кричал так сильно, что собака, которая его укусила, испугавшись его или, скорее всего, пчел, убежала. Безжалостный кучер сделал, как и собака, а отец Жифло, который на минуту забыв гнев для любви к ближнему, стал раскаиваться, что был слишком мстительным, и пошел сам поторопить мельника и его людей, которые слишком медленно шли на помощь человеку, убиваемому в их саду.

Мельник спас Раготена от острых и ядовитых мечей его летучих врагов и, хотя он был рассержен паденьем своих ульев, смиловался над несчастным. Он спросил его, какой дьявол пихнул его голого и со связанными руками между ульями; и когда Раготен хотел ему ответить, то не мог из-за невероятной боли, какую он чувствовал во всем теле. Новорожденный медвежонок, которого еще мать не облизала, более благообразен в своем медвежьем обличьи, чем Раготен был в своем человеческом, после того как его изжалили пчелы и он распух с головы до ног. Жена мельника, сострадательная женщина, велела приготовить ему постель и уложить его. Отец Жифло, кучер и крестьянин вернулись к эстивальской аббатисе и ее монашенкам, которые снова сели в повозку и, сопровождаемые преподобным отцом Жифло верхом на кобыле, отправились дальше.

Оказалось, что эта мельница принадлежит выборному[317] дю Риньону[318] или его зятю Баготьеру[319] (я не знаю хорошо — кому именно). Этот дю Риньон был родственником Раготену, и когда тот сообщил об этом мельнику и его жене, они стали ухаживать за ним с большой заботой, а перевязки удачно до самого его выздоровления делал ему цирюльник из соседнего местечка. Как только он стал ходить, то вернулся в Манс, где радость его, когда он узнал, что Ранкюн и Олив нашли его лошака и привели с собою, заставила его забыть падение с телеги, удары кучерова кнута, укус собаки и жала пчел.

Дестен и Этуаль, Леандр и Анжелика, две прекрасные и совершенно влюбленные пары, прибыли в главный город Менской провинции без всяких дурных встреч. Дестен опять ввел Анжелику в милость у ее матери и умел настолько хорошо выхвалить достоинства, знатность и любовь Леандра, что добрая Каверн начала столь же одобрять чувство молодого человека и девушки, которое они испытывали друг к другу, сколь раньше ему противилась.

Дела бедной труппы не очень-то были хороши в городе Мансе; но один знатный человек, очень любивший комедию, вознаградил их за скаредность мансенцев.[320] Большая часть его имения находилась в Менской провинции, а в Мансе у него был дом, и там часто гостили знатные люди из его друзей, и придворные и провинциалы, и даже некоторые остроумцы из Парижа, среди которых бывали поэты первой степени, — словом, он был чем-то вроде современного Мецената.[321] Он страстно любил комедию[322] и всех, кто с ней связан, и это-то каждый год привлекало в главный город Менской провинции лучшие в королевстве труппы комедиантов. Этот вельможа, о котором я вам рассказываю, прибыл в Манс в то самое время, когда наши комедианты хотели оттуда уезжать, мало довольные мансенскими зрителями. Он их просил остаться еще недели на две из уважения к нему и, чтобы обязать их, дал им сто пистолей и обещал еще столько же, когда они будут уезжать. Он был очень доволен, что позабавит комедией многих знатных людей обоего пола, прибывших в Манс вместе с ним и остававшихся там по его просьбе. Вельможа, которого я назову маркизом д’Орсе,[323] был страстный охотник и велел прибыть в Манс всей своей охоте, одной из самых лучших во Франции. Степи и леса Менской провинции были самым прекрасным из всех мест для охоты, какие могут только найтись во Франции, — и для охоты на оленя и для охоты на зайца, — и тогда город Манс наполнился охотниками, которых слух об этом большом празднике привлек туда, и большую часть с женами, радовавшимися, что увидят придворных дам, чтобы потом говорить о них весь остаток своих дней, сидя за печкой. Это было небольшое честолюбие провинциалов, которые могут сказать иногда, что они в таком-то месте и в такое-то время видели придворных, которых имена они произносят совершенно запросто, как, например: «Я проиграл Роклору», «Креки столько-то выиграл», «Коакен охотится за оленями в Турене».[324] И если заведешь с ними разговоры о политике или о войне, они не перестанут проповедывать (осмелюсь так выразиться), пока не исчерпают всей материи, какой располагают.