Дестен поблагодарил его за добрые вести, какие тот сообщил ему, и, расспросив о месте, где находился Вервиль, решил ехать туда, надеясь узнать от него новости о своем недруге Салдане, который, он не сомневался, был виновником похищения Анжелики и который держал теперь в своих руках дорогую для него Этуаль, — если все то была правда, что думала Анжелика. Он просил своих друзей вернуться в Манс и обрадовать госпожу Каверн известием о том, что ее дочь нашлась, и заставил их обещать прислать к нему нарочного или приехать кому-нибудь из них сообщить, в каком положении находится мадемуазель Этуаль. Он узнал от Гарруфьера о дороге, которой он должен ехать, и название местечка, где найдет Вервиля, и, заставив кюре обещать, что его сестра будет заботиться об Анжелике, пока не пришлют за нею из Манса, сел на Леандрову лошадь и прибыл перед вечером в то самое местечко, куда ехал. Он не решился сразу сам итти к Вервилю, боясь, как бы Салдань, который, как он думал, находится в этой провинции, не встретился с ним, когда он выйдет. Он остановился поэтому в скверной гостинице, откуда послал мальчика сказать господину Вервилю, что дворянин, которого он желает видеть, просит его к себе. Вервиль пришел к нему, бросился ему на шею и долго его обнимал, не могши говорить от большой радости. Оставим их приветствовать друг друга, как двух людей, которые сильно любят один другого и которые встретились, не думая, что они увидятся когда-либо, и перейдем к следующей главе.

Вервиль и Дестен принялись рассказывать друг другу обо всех своих делах, неизвестных другому. Вервиль поведал ему чудеса о зверствах его брата Сен-Фара и добродетельности его жены, терпящей их; он хвалился блаженством, каким наслаждается, обладая своей женой, и сообщил ему новости о бароне д’Арке и господине Сен-Совере. Дестен рассказал ему все свои приключения, ничего от него не скрывая; а Вервиль признался, что Салдань находится в этой же провинции, что он всегда страшно нечестен и очень опасен, и обещал ему, если мадемуазель Этуаль у него в руках, сделать все возможное, чтобы отыскать ее, и помочь Дестену со всеми своими друзьями освободить ее.

— Нет у него более пристанища в этой провинции, кроме дома моего отца да одного дворянина, который стоит не больше его самого и который не господин в своем доме, потому что из младших самый младший.[283] Он должен к нам заявиться, если действительно находится в этой провинции; мой отец и я терпим его только из-за родства; Сен-Фар любит его не больше, хотя они и похожи друг на друга. Итак, я хотел бы, чтобы вы завтра поехали со мной; я знаю, куда вас спрятать (там вас никто не увидит, если вы сами этого не захотите), а я тем временем велю следить за Салданем, и мы будем знать все, что бы он ни сделал.

Дестен нашел довольно разумным совет, который дал ему его друг, и решился ему последовать. Вервиль вернулся ужинать к владельцу местечка, старому человеку, его родственнику, наследником которого он думал быть, а Дестен закусил тем, что нашлось в гостинице, и лег пораньше, чтобы не заставлять ждать Вервиля, велевшего приготовить все, чтобы рано утром ехать к отцу.

Они выехали в назначенный час и целых три мили, пока они ехали вместе, сообщали друг другу подробности, о которых у них прежде не было времени говорить. Вервиль оставил Дестена у одного слуги, который женился в том местечке и у которого был очень уютный домик в пятистах шагах от замка барона д’Арка. Он приказал, чтобы все это было в тайне, и обещал ему скоро вернуться. Не прошло и двух часов, как уехал Вервиль, когда он возвратился и сказал Дестену сразу же, что у него есть что ему сказать. Дестен заранее побледнел и опечалился, а Вервиль — тоже заранее — обнадеживал его, что есть средство от несчастья, о котором он хочет ему сообщить.

— Сойдя с лошади, — сказал он, — я увидел Салданя, которого за руки и за ноги несли в нижнюю комнату: его лошадь упала под ним за милю отсюда и совсем его разбила. Он мне сказал, что хочет со мною поговорить, и просил меня навестить его, как только лекарь, который там уже находился, осмотрит его ногу, сильно разбитую при падении. Когда мы остались одни, он сказал мне: «Я должен всегда признаваться вам в моих поступках, хотя вы наименее снисходительный из моих судей и ваше благоразумие всегда пугает мое безрассудство». После этого он признался мне, что увез одну комедиантку,[284] в которую давно уже влюблен, и рассказал подробности об этом увозе, — они-то меня и удивляют. Он сказал, что тот дворянин, о котором я вам уже сказал, его друг, что он не мог найти убежища во всей провинции и принужден был оставить его и увести своих людей, которых давал ему для помощи в его замысле, потому что одного из его братьев, замешанного в провозе соли,[285] ищут сборщики соляной пошлины, и он поэтому очень нуждается в друзьях, какие бы его скрыли.

«Так как, — сказал он, — я не осмелился показаться и в самом маленьком городишке, потому что это похищение наделало много шуму, то я приехал со своей добычей сюда. Я просил мою сестру, а вашу жену, взять ее в свои комнаты, подальше от барона д’Арка, строгости которого я боюсь, и заклинаю вас (потому что не могу ее оставить здесь и что мои слуги страшно глупы), дать мне вашего слугу, чтобы сопровождать ее вместе с моими в мое бретонское поместье, куда я и сам отправлюсь, как только смогу сесть на лошадь».

Он меня также спросил, не могу ли я дать ему еще нескольких человек, кроме моего слуги, потому что, как он ни смел, он хорошо видит, что очень трудно трем человекам отвезти так далеко девушку, увезенную без ее согласия. Что касается меня, то я представил это дело очень легким, чему он скоро поверил, как все легковерные глупцы. Его слуги вас совсем не знают, а мой очень ловок и мне очень верен. Я велю ему сказать Салданю, что он возьмет с собою смельчака, своего приятеля, то есть вас; ваша возлюбленная будет уведомлена, и этой ночью, когда они будут в состоянии далеко уехать при лунном свете, она притворится больной в первой же деревне. Надо будет остановиться; мой слуга попробует напоить людей Салданя, что Довольно легко (это вам поможет спастись с вашей барышней), и, уверив двух пьянчуг, что вы уже погнались за ней, поведет их по противоположной дороге.

Дестен нашел вполне вероятным то, что предлагал Вервиль. В это время слуга, за которыми посылал тот, вошел в комнату. Они советовались вместе что делать. Вервиль провел остаток дня запершись с Дестеном и едва расстался с ним после столь долгой разлуки, за которой, быть может, последует еще более долгая. Правда, Дестен надеялся увидел Вервиля в Бурбоне,[286] куда тот должен был ехать и куда Дестен обещал ему прибыть со своей труппой.

Наступила ночь. Дестен находился в указанном месте со слугой Вервиля; двое слуг Салданя не преминули явиться, и сам Вервиль вручил им в руки мадемуазель Этуаль. Представьте себе радость двух молодых любовников, которые любили друг друга так, как только можно любить, и усилие, какое им пришлось употребить, чтобы не разговаривать. Когда они проехали с полмили, Этуаль начала жаловаться; ее уговаривали потерпеть до местечка, до которого было две мили, где, обещали, она отдохнет. Она притворилась, что ее болезнь все усиливается. Слуга Вервиля и Дестен старались, чтобы Салданьевы слуги не нашли странным то, что они остановились так близко от места, откуда выехали.

Наконец они прибыли в местечко и просили пустить их в гостиницу; она, по счастью, была полна проезжими и любителями выпить. Мадемуазель Этуаль еще лучше представила больную при свече, чем в темноте. Она легла одетая и просила, чтобы дали ей отдохнуть хоть час, после чего, она думает, сможет опять сесть на лошадь. Салданьевы слуги, настоящие пьяницы, позволили делать слуге Вервиля все, что он захочет, потому что он получил такие полномочия от их господина, и подружились скоро с четырьмя или пятью крестьянами, такими же пьяницами, как они. Те и другие принялись пить, не думая ни о чем другом в мире. Слуга Вервиля время от времени тоже пил, чтобы показать пример, и под предлогом, что идет посмотреть, как чувствует себя больная, и поторопить с отъездом, пошел и велел ей и Дестену садиться на лошадей и показал им дорогу, какой надо ехать. Он вернулся к пьющим и сказал, что барышня спит, а это значит, что она скоро будет в состоянии сесть на лошадь. Он сказал им также, что и Дестен лег в постель, и принялся пить за здоровье обоих слуг Салданя, которому они уже много навредили. Пили через меру и так опьянели, что не могли подняться из-за стола. Их отнесли на сеновал, потому что они бы испачкали кровати, если бы их на них положили. Слуга Вервиля притворился пьяным и, проспав до дня, разбудил поспешно слуг Салданя и сказал им со страшно огорченным лицом, что их барышня бежала, что он послал за ней своего товарища и что им надо садиться на лошадей и разделиться, чтобы ее не упустить. Он целый час толковал им о том, что хотел сказать, и я думаю, что хмель у них и за неделю не прошел. А так как в эту ночь была пьяна вся гостиница, вплоть до хозяйки и служанок, то и не думали спросить, куда девались Дестен и его возлюбленная; да я думаю, что о ней не более помнили, чем если бы никогда ее не видали.