Сам императорский дом также не мог не подпасть влиянию представителей религии, особенно в сфере установления заповедей (цзе) и обрядов.
Так, в г. прав. Дао Цзуна Шоу-лунь, 3-й год (1098), вышел указ, коим приглашали монаха чжи-де (настоятеля) с горы И-у-люй[400] (в Маньчжурии) в императорский дворец. Наследник престола должен был, согласно указу императора Дао Цзуна от г. пр. Тай-Кань, изучать буддийские книги.
Но несмотря на такую, незначительную впрочем, зависимость от жрецов религии, правительство, считавшее себя начальною функцией всех дел в государстве, держало их под своим строгим контролем, предписывая не уклоняться от возложенных на себя обетов и не разрушать заповедей, а также ходить собирать богатства (милостыню?), эксплуатировать народ своими предсказаниями (пророчествами о худом и хорошем), что, конечно, дает нам знать, что тогдашнее духовенство не отличалось особенным совершенством. Так, императорским декретом от десятого года Цинь-нин (Дао-Цзуна 1064), в 7 луне, было определено: «Запрещается монахам и монахиням (сень-ни, буд.) ходить и гадать народу, а также получать за это богатства». Видите, господин читатель, какая заботливость со стороны правительства об интересах народа и, в тоже время, какой страшный удар самому основному из пяти (второму) правил буддийского учения: собирать милостыню (если здесь под словом «богатство» разуметь сию последнюю!). Дальше мы увидим еще не то.
«Указом от третьего года Тай-Кань (1079), в 9 луне, было наложено запрещение на открытие жертвоприношений в публичных местах без особенной нужды». Такая же точно Китайская практичность Киданьского правительства высказывается и в постановлениях касательно пропитания монахов (при Тяньцзо), что мы увидим ниже.
Даже Тяньцзо, так мало обращавший внимания на дела в государстве, и тот восстает против безнравственности духовенства, преступления ими заповедей и указом в 1112 году (второй год Тянь Цин) «запрещает монахам и монахиням разрушать возлагаемые на себя обеты» (нарушать заповеди, цзы).
Вообще духовенству (и особенно буддийскому) жить у Киданей было не очень красно: в других государствах и династиях (при Юань-Вей, Тоба Хе) они пользовались большими преимуществами, между прочим, избегали наказаний за преступления наравне с обыкновенными гражданами. Киданьское правительство, видимо, не давало им потачки в этом отношении и подвергало их за преступные деяния наказанием наравне с обыкновенными гражданами. Таков был смысл указа, изданного в 1-й год Да-Ань (1085)[401].
После этого коротенького обзора об отношении духовенства к Верховной власти и закону перейдем к обзору некоторых постановлений Киданьского правительства касательно СОДЕРЖАНИЯ духовных особ (монахов и монахинь) и их численности в государстве.
«В 4-й год Тай Кань (1078) все дороги (дао) донесли, что монахов и монахинь, пропитывающихся на счет народа (правительства), во всех дорогах состоит 360.000 душ». Цифра эта довольно почтенная, если принять во внимание незначительность тогдашнего народонаселения в Северном Китае, т.е. соб. киданей (около 3.000.000; войска в районе 5 столиц всего насчитывалось 1.107.300; см. цз. 36).
У этих пропитывающихся на счет народа монахов и монахинь, как видно, были особенные монастырские люди. Так, (цз. 23) в 8-й год Сянь-юнь, в 1 луне, (1072) некто Уэргу-Делеский сянь-гунь (си-инь) ЧЖАО доложил императору, что на Северной границе было столкновение (с неприятелем), причем было много убито людей, доставлявших пропитание монахам и монахиням (сень и ни) в Южной столице».
Впрочем, не все монастыри были паразитными учреждениями, эксплуатировавшими силы государства: мы встречаем между ними и такие, которые помогают государству, особенно в критические минуты (голодовку, пожары), ассигнуя для этого довольно значительные суммы. Такова, напр., была кумирня (сы) Хай-юнь-фо-сы, доставлявшая правительству ежегодно 1.000.000 связок (чохов) для покрытия народных нужд (для прокормления бедных, а голод при Дао Цзуне был довольно часто).
При Дао-Цзуне мы, однако ж, не видим каких-нибудь мер, радикально изменяющих самый быт духовных и отношение к нему народа: эта честь принадлежит практическому Тяньцзо. «В 1-й год своего царствования (т.е. 1101 год Цянь-Тун), в 3-й луне, он изданным указом созвал собор (духовных), на котором они должны были выработать особенный Закон касательно своего прокормления». Но дальше история ничего не говорит, т.е. к каким результатам пришел собранный совет, что именно признал он источником своего пропитания? Но то, что тут в этот момент совершилось нечто важное в изменении быта духовенства — это не подлежит сомнению.
Кидане взяли на себя, в тоже время, и миссионерство (конечно, в видах политических), награждая другие менее значительные государства: Гао-ли, Ся и пр. — буддийскими книгами и пересылая туда монахов для распространения учения. В свою очередь и эти государства присылали к ним книги (буд.) и монахов, которые особенно хорошо знали буд. классические книги. Так, в 3-й год, в 11 луне (1067, г. пр. Сянь-юнь) читаем: «Ся прислало монаха (Цзинь-фо-фаня), знающего классические книги».
В 8 год тех же годов правления (1072), в 13 луне, «наградили Гаоли буд. Св. книгами». В 9-й год Тай Кань (1083) «довели до сведения монахов, что Гао-ли награждена буд. книгами, и если кто-нибудь хорошо знает их, то может отправиться для проповеди». В (1096 г.) 1-й год Шоу-Лунь «Ся представило множество буддийских книг (е-фо-цзинь)».
Кроме этих посольств, некоторые местности присылали пожертвования к Ляоскому двору (замечательно, что все отправление сосредоточивается при дворе, а народ и духовенство во всем зависят от «власть имущих») в пользу духовенства и для жертв Будде (сы-фо-фань-сень). Так, под 9-м годом Да-Ань (1094) читаем: «Гань-лу в Син-чжун-фу[402] прислало чиновника (ши) с жертвами для Будды и милостыней монахам».
Я коснулся положения духовенства очень кратко, по вышеуказанной причине, и только при двух последних царствованиях (Дао-Цзуна и Тяньцзо), потому не смею прийти к каким-нибудь серьезным заключениям. Выскажу свой взгляд только на общее значение религии у этого народа и вообще на Востоке.
Из всех вышеприведенных фактов мы можем думать: 1) что буддийская религия имела более или менее широкое распространение среди собственно высших слоев общества (разговор Тай-цзу с чиновниками и Беем); представители же ее, монахи и, вообще, духовенство, не отличавшееся особенною строгостью в исполнении возлагаемых на себя обетов, часто вызывали со стороны правительства репрессивные меры; 2) наряду с этой религией были другие учения: ДАОСКОЕ и КОНФУЦИАНСКОЕ. О первом мы узнаем по дорожнику Ху-цяо (Цидань го чжи, ц. 25), а о втором — из вышеприведенного разговора Тай-Цзу с чиновниками. Но о их положении и отношении к обществу я сказать ничего не могу; 3) подобно теперешним маньчжурским императорам на Китайском троне, Кидане (двор), вышедшие почти из тех же мест, привели с собой в Северный Китай и ШАМАНСКУЮ религию. Эта последняя религия, кажется, имела довольно большое значение среди собственно массы, народа, для которого она была не чужда, особенно в то время, когда Кидане жили у Сяньбийских гор. Буддизм же, даосизм и конфуцианство проникли в более высшие сферы, во дворец Киданьских государей.
Можно думать, и с большим вероятием, что Кидане первые познакомили Северный Китай с ИСЛАМОМ, ибо мы видим, что между ними и Уйгурами, жившими в Северо-Западной части Китая и Пичане (Ар-сы-лань-хойгу, Гань-чжоу-хойгу, Та-чжоу-хой-гу, Го-чанцами (Турпань) и др. бу-цзу-бяо — цзю 70), были самые живые сношения: кроме присылки дани Уйгуры представляли монахов (?), книги и пр. Сама императрица Шу-лу вела свой род от Уйгуров (ее предки в последовательности колен: Же-су, Вейнин-ше-ли (Вейнин? Шериф?), Шу-шу-мей-ли (Шу-шу? Имам?), Таке-мурле (Махмуд?) ее отец). После по истории Даши (цз. 31) мы узнаем, что Тай-Цзу находился в самых родственных, дружественных отношениях с У-ми-чжу, предком (цзу) того Те-ле (Толго?), к которому обращался Даши с просьбой о пропуске. Одним словом, все нам говорит, что между Уйгурами и Киданями была самая живая связь: торговая, политическая, религиозная (монахи) и даже литературная (книги[403]). А что между Уйгурами, жившими в Пичане, в это время распространялось учение Магомета, то в этом, кажется, нельзя сомневаться: появление ислама относится к 622 году, т.е. к половине 7-го века, и он перенесся сюда еще раньше эпохи политического могущества Уйгуров (с полов. 8-го до полов. 9-го = 750-850), живших сначала на Севере, а затем, благодаря усилению Хакасов, осевших в сказанной местности. Значит, с нашей стороны не будет большой смелостью, если мы признаем за Киданями честь первых проводников религии Магомета к стенам Китая, где она теперь обращает на себя такое напряженное внимание Европейского ученого света. Мы, конечно, не смеем утверждать, что сами Кидане исповедовали ислам, хотя есть много фактов, указывающих нам отчасти и на это: а) что они носили чалму (фу-цзинь), что как известно, составляет одну из характерных черт поклонников Магомета (хотя, собственно, употребление чалмы нужно выводить из климатических условий), в) некоторые Киданьские принцы (Ма-лу, сын Юань-цзу, дядя Амбагяня, НИ-ГУ-ЧА, сын И-цзу, дядя Малу, Су-Ла, брат Нигуча и пр.) носили титул ше-ли (что, очевидно, тур. шериф) и пр[404].
