Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Что во всех этих случаях Платон имеет в виду не просто охоту, не символ охоты, видно из того текста (VII 535 d), где люди недостаточно трудолюбивые - это люди, отвлекающиеся от науки "гимнастическими занятиями, охотой и всякими телесными трудами", или из того текста, где говорится о "недостойном правителе, который любит гимнастику и охоту на зверей" (VIII 549 а). Здесь уже никто не скажет, что "охота" понимается у Платона в переносном смысле. Вообще же говоря, каждый вдумчивый любитель стиля Платона всегда имеет склонность при чтении "Государства" толковать "охотничьим" образом даже все те места из этого диалога, где не говорится прямо об охоте, но говорится о преследовании, исследовании, стремлении, домогательстве, уловлении, овладении и т.д. (таковы, например места III 394 d, VI 486 а и мн. др.).

Подводя итог вышеприведенным текстам из "Государства", можно сказать, что при чтении этого диалога строка за строкой почти всегда выступает платоновское представление об охоте, конечно, то в большей, то в меньшей степени, но особенно в тех центральных местах диалога, где идет речь о преследовании истины, красоты и добра и где термин "метод" закрепляется даже словесным образом.

6. Философско-эстетическая голубятня в "Теэтете"

Поскольку все прекрасное, истинное и доброе мыслится у Платона всегда как предмет охотничьего уловления, сейчас, пожалуй, будет целесообразным вернуться к "Теэтету", текстами из которого мы выше пользовались уже не раз. Именно в этом диалоге имеется целая, подробно разработанная картина добывания знания как ловли голубей (197 b - 200 b). В кратком изложении эта картина приобретает следующий вид.

Все наши знания летают по воздуху независимо от нас, наподобие голубей. Мы должны затратить большие усилия для того, чтобы поймать этих голубей и поместить их в своей душе. Это будет значить, что мы приобрели те или другие знания, то есть приобрели голубей. Мы их имеем в своей душе. Но обладание этими знаниями, или голубями, еще не означает настоящего и полного знания; надо еще применить эти знания и извлечь их из души, где они могут находиться и не в виде настоящего знания, а в виде чего-то забытого и неиспользованного. Нужно произвести вторичную ловлю этих голубей, уже ловлю в пределах нашей собственной души. Находясь в нашей душе, они так же ускользают от нас, как они ускользали во время своего полета по воздуху. Значит, для приобретения настоящего знания нужно произвести эту вторичную ловлю и поимку, уже ловлю в недрах нашей собственной души. И вот, когда эта вторичная поимка состоялась, только тогда мы действительно владеем приобретенными знаниями и действительно пользуемся ими в жизни.

Нам кажется, едва ли кто-нибудь станет после всего этого утверждать, что гносеология и эстетика Платона не имеет никакого отношения к охоте. И гносеология и эстетика и вся философия Платона мыслится им в виде охоты, в виде выжидания, преследования, поимки и использования тех живых существ, которые отличаются диким характером и которые только в порядке человеческого воспитания становятся ручными, всегда доступными и максимально понятными. После этой разработанной картины в "Теэтете" никто уже не может сомневаться, что охота - прасимвол платоновской философской эстетики.

7. "Политик"

Когда в "Политике" (260 е) в контексте методического исследования понятия царя мы вдруг находим термин "метод", то нужно совершенно не понимать философского стиля Платона, чтобы этот "метод" трактовать только чисто абстрактно. То же самое нам приходит на ум, когда мы читаем в этом диалоге о "методе речи" или о "методе" стремления к истине (266 d). Чисто платоновское понимание метода приходит нам на ум, когда мы в том же диалоге читаем (286 d): "Гораздо больше и прежде всего надобно ценить самый метод, дающий, возможность делить предметы на виды; и если рассуждение (logon), сколь бы продолжительно ни было оно, делает слушателя изобретательнее, - нужно раскрывать его старательно, не досадуя на его продолжительность; то же опять и в случае его краткости". Этот вопрос о видах и родах тут же толкуется как "готовый след" для исследования (263 а) и говорится о "уловляемом" (thereyomen, 264 а) знании. О разыскании и потере нужных имен в исследуемой теории диалог говорит не раз (267 а, 275 d, 282 с, 283 b, 285 d, 299 d, 301e "следы истинного правления", 307 с).

8. "Филеб" и "Тимей"

Что касается "Филеба", "Тимея" и "Законов", то символ охоты в учении о познании сущего встречается здесь значительно реже, чем в "Федоне" и в "Государстве".

а)

Платон учит, например, о том, что наши мудрецы от предела перескакивают прямо к беспредельному, а то, что существует между тем и другим, то есть то или другое определенное количество, от них "ускользает" (Phileb. 17 а). Это "ускользание" можно было бы понять в буквальном смысле слова, если бы подобные выражения в десятках платоновских текстов не были связаны с картиной охоты. Несомненно, эта "охотничья" терминология Платона имеется им в виду и здесь. На том же основании сюда же можно было бы привлечь и некоторые выражения из более ранних диалогов Платона - например, выражение "искать самого лучшего учителя" (Lach. 201 а) или слова Гермогена о том, что "в поисках выхода" он пришел к мнению Протагора (Crat. 386 а; ср. Theaet. 189 е - о выходе из состояния "недоумения").

В "Филебе" есть такие примеры, где исследуются различные душевные состояния (32 d) или уточняется то, что видимо издали для того, кто подошел ближе к этому предмету (38 d), противники Филеба идут "по следам" их тяжелого нрава (44 d), настойчивая "погоня" за удовольствиями (47 b), "уловление" (thereysai) блага с помощью трех идей - красоты, соразмерности и истины (65 а), а также и все сравнительное рассмотрение этих трех идей путем рассуждения (65 b). Везде здесь, если строго придерживаться философского стиля Платона, нужно иметь в виду картину охоты, причем "охота" эта закреплена в предпоследнем тексте "Филеба" даже терминологически.

Поскольку в "Тимее" идет речь о создании космоса, то есть преследовании тех или иных идеальных целей, символ охоты вполне мог бы найти для себя здесь большее место. Но, кроме некоторых намеков, мы этого здесь не находим.

б)

В целом образ охоты представлен здесь весьма слабо, и только ввиду общефилософского контекста стилевых приемов Платона здесь можно предполагать смутные элементы этого универсального платоновского символа.

Рассуждения о составлении демиургом космоса совершенного, целого и единого из четырех стихий (32 d, 44 d, 53 b), или о "преследовании" причины разумной природы (46 d), или о "преследовании" определенным "путем" "уловления" связи подвижной и неподвижной природы (64 b), или о "ходе речи", приводящем от первообраза и подражания ему к третьему, именно к материи (49 а), неспособной к самостоятельной деятельности без идей (50 с), или о соотношении и качествах элементов (59 с), или о действиях богов для устроения человеческого организма (72 е, 78 b, 80 а), - все это похоже на охоту, поскольку нам уже хорошо известно, что всякая идея достигается мыслителем, подобно тому как преследуемая цель достигается охотником; да и сама идея, когда она оформляет материю, тоже действует как охотник в погоне за добычей. Орган зрения, говорится в "Тимее", (64 е - 65 а) "что-либо выносит или, направившись в то или другое место, схватывает сам". В исследовании можно "сбиваться с пути" (27 с).

90
{"b":"830364","o":1}