Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

в)

Между прочим, Платон уже дошел до той диалектики света, по которой бесконечно сильный свет равен бесконечно сильной тьме. Ведь свет виден только тогда и освещаемые им предметы видны только тогда, когда этот свет не берется в своем абсолютном бытии, а есть только расчленение видимых предметов между собою. Когда же свет настолько силен, что ничто другое, кроме него, уже не видно, он и сам теряет свою расчлененность и свою отличимость от тьмы. Такой свет превращается в тьму. Символ солнца в этом отношении чрезвычайно удачен, потому что тот, кто прямо и не моргая смотрит на само солнце, тот слепнет. Эту диалектику света и тьмы, подробно развитую в неоплатонизме, прекрасно понимал уже и сам Платон (R. Р. VII 518 ab; Legg. X897 d).

Но свет, ло Платону, не есть только принцип видения, не только возможность видеть, он является здесь также и принципом той жизни, которая видима. Это вполне понятно, потому что, с точки зрения той максимальной телесности, которая проповедуется в античной философии, свет не есть только свет, взятый сам по себе, он есть еще и тепло, или, как античные мыслители говорили, огонь. Этот огонь в философских концепциях тоже представлялся не в своем элементарном виде, но в своем предельном завершении. А таким предельным завершением космической области для непосредственного ощущения, было опять же только солнце. Поэтому солнце трактуется у Платона не только как принцип видения, но и как принцип бытия как бытия видимого. Оно впервые создает жизнь, поддерживает ее, впервые создает для нее необходимые условия существования. Поэтому если красота, вообще говоря, есть синтез идеального и материального, синтез такого внутреннего, которое целиком выражено вовне, с таким внешним, в котором явлено все внутреннее, то естественно, что световая философия и является основой эстетики. Эстетика, по Платону, и есть не что иное, как философия солнца, дающего способность видеть и быть видимым (как мы уже хорошо знаем, это лучше всего выражено в конце VI книги "Государства", 508 а - 509 е).

4. Солнце

Необходимо отметить то обстоятельство, что эта странная, с европейской точки зрения, солнечная эстетика оказывается типичным явлением решительно для всей античной эстетики. Само собой разумеется, что образ солнца в сознании древних окутан бесчисленными мифами, которые мы рассматриваем в специальной науке, посвященной античной мифологии. Но даже среди всех мифологических образов солнца, бесконечное число раз появляющихся в античной литературе и философии, философский и философско-эстетический смысл солнца, хотя бы в отдельных своих чертах, все же постоянно дает о себе знать.

Даже у Гомера Гелиос-Солнце не только "все видит и слышит" (II. III 277; Od. XI 109, XII 323), не только светит людям, но и богам (Od. XII 385) и вообще является ведущим божеством, не входит в число олимпийских богов и даже просто называется "бог" и "владыка" (Od. XII 261-263; ср. Pind. 01. VII 28). Огромная популярность античных учений о свете и солнце видна из материалов (правда, не очень полных), которые приводит Ш. Муглер{28}.

Если взять только одного "Тимея" (39 b, 39 d, 45 b-d, 58 c, 59 b, 60 а, 68 а, 78 d), то в этом диалоге содержатся все разнообразные оттенки как онтологического, так и гносеологического и даже физиологического значения света. Здесь мы не будем приводить всех текстов Платона о солнце, свете и огне, поскольку все они только подготавливают концепцию солнца в "Государстве", но не формулируют ее в ее окончательном диалектическом развитии.

То, что Платон не был совершенно одинок в своей теории света, солнца и огня, в этом может убедиться всякий, кто читал античных авторов. Даже Парменид признавал два начала, которые называл огнем и землей, или светом и тьмой, причем движущим началом считал именно огонь (А 34.35.37, В 8.9). Но уже Гераклит (В 16) начинал познавать не просто чувственный огонь. "Ибо, может статься, кто-либо останется скрытым от чувственно воспринимаемого света, но от разумного света невозможно скрыться, или, как говорит Гераклит: "Каким образом кто-либо укроется от того, что никогда не заходит". Поэтому даже у досократиков солнце не просто "чистейший огонь", впервые выделяющийся из беспредельности, как это думал, например, Анаксимандр (A 1), но оно у Гераклита (В 94) "не преступит [положенной ему] меры. В противном случае его настигнут Эриннии, блюстительницы Правды"; у того же философа (В 6): "Не только ежедневно новое солнце, но солнце постоянно, непрерывно обновляется". Эпихарм (49) у Энния прямо говорит, что "солнце есть принцип мира" и что "оно есть всецело ум" (50 а). Таким образом, уже у досократиков принципиально философский характер солнца и огня был уже достаточно осознан; и досократики не могли дойти только до той диалектики Платона, где предельно сильный свет отождествлялся с предельно сильной темнотой.

Но и современники Платона, не говоря уже о позднейших, расценивали солнце очень высоко и даже' не могли его и сравнивать с другими элементами космоса. Не только у Платона (R. Р. VI 509 b) солнце дает всему "возникновение, рост и пищу", но и у оратора Гиперида (Epitaph. 5 B1.): "Солнце обходит всю вселенную, приводя все земли в надлежащий вид и все устрояя в прекрасном виде, а также заботясь для мудрых и справедливых людей об их рождении, пище, плодах и обо всем прочем, полезном для их жизни". Вообще говоря, Гелиос считается сыном титана Гипериона, но у Гомера Гиперион и Гелиос тождественны, и Гиперион является просто эпитетом Гелиоса (Il. VII 480; Od. I 8, XII 133, 263, 346, 374), и Гелиос иной раз просто кое-где называется "Гиперионом" (Od. I 21; Il. XIX 398).

Солнце - "священный бог" (Pind. 01. VII 60), "всевидящее" (Aeschyl. frg. 192 N.-Sn.), "всё созерцающее" (Cho. 982), извещающее о том, что совершается вдали (Agam. 611), свидетель всякого деяния и отмститель за преступления (Cho. 982 слл.; Agam. 1277), "питающий природу земли" (Agam. 633), предмет всеобщего поклонения (Soph. frg. 672), "на всё взирающий" (О. С. 869), "сильнейший своим взором" (Trach. 101), его пламя питает все (О. R. 1417).

Даже стоики, которые понимали все существующее телесно, придавали солнцу особенно важное значение, именуя его ведущим (hegemonicon) "началом мира". Так это было уже у Клеанфа (SVF I frg. 499 Arn.). Особенное развитие получило учение о солнце у орфиков (frg. 92, 94, 168, 172, 222, 223, 238, 274. Kern.). В числе орфических гимнов Восьмой посвящен специально солнцу, где, между прочим, оно именуется "миродержцем" (cosmocrator, 11 Abel.), "отцом времени", "бессмертным" и "Зевсом" (12), "оком, озирающим мир" (14), "владыкой мира" (16), "оком справедливости" и "светом жизни" (18).

В последнее столетие в античности водворяется какой-то прямо языческий монотеизм, где этим единым богом является не что иное, как солнце, с которым отождествляются и все прочие божества; и так как оно выше всех божеств, то, очевидно, платоновская концепция солнца в "Государстве" от этого только укрепляется. Плотин много раз говорит о солнце в самом возвышенном смысле слова. Хотя оно для него и "тело" (IV 5, 6 Volkm.), тем не менее оно здесь "виновник видимости и становления" (VI 7, 16) и само "всегда становится" (II 1, 2), является "богом", потому что "всегда одушевлено" (V 1, 2), является "центром" всего (17, 1).

Огромную роль играет солнце в системе Прокла, у которого есть особый гимн, посвященный солнцу, где, между прочим, солнце зовется "царем мысленного (noeroy) огня" (I 1 Vogt). Отождествление Аполлона с солнцем является для Прокла непререкаемой истиной (ср. Procl. in Tim. III 284, 1-4 Diehl). В других текстах у Прокла приводится сравнение: как солнце излучает из себя свет, так и тот, "кто предводительствует сам от себя над истиной, называется Аполлоном" (in Crat. 78, 23-25 Pasqu.). Эта мысль у Прокла весьма богато развивается далее (100, 11-103, 5). Здесь сначала расширяется понятие катартики, то есть очистительной стороны Аполлона. Очищение, говорит Прокл, бывает не только врачебное, но и мантическое, пророчественное. Аполлон есть свет, который выше даже самого ума. Но, проходя через мировой ум, он освещает и весь чувственный мир, причем Прокл вспоминает здесь знаменитое Платоново рассуждение о солнце (R. Р. VII 517 с). Есть, наконец, очень поздний анонимный "магический" гимн к солнцу, где тоже выдвигаются на первый план космические и мысленные функции этого светила (Orph. Abel. pp. 291 слл.).

77
{"b":"830364","o":1}