"И кифаристы, со своей стороны, заботятся об их рассудительности и о том, чтобы молодежь не бесчинствовала; к тому же, когда те научатся играть на кифаре, они учат их творениям хороших поэтов-песнетворцев, согласуя слова со звуками кифары, и заставляют души мальчиков свыкаться с гармонией и ритмом, чтобы они стали более чуткими, соразмерными, гармоничными, чтобы были пригодны для речей и для деятельности: ведь и вся жизнь человеческая нуждается в ритме и гармонии" (326 ab).

К этому необходимо добавить также и то, что Платон мыслит здесь воспитание в государственном порядке. О принудительном государственном воспитании в смысле изучения законов и подчинения всей жизни законам у Платона есть целое большое рассуждение (326 cd).

Наконец, не только отдельные суждения "Протагора", но и вся его основная мысль должны нами интерпретироваться как тоже своего рода теория художественного воспитания. Как известно, и Сократ и Платон сущностью всякой добродетели считали знание, то есть знание того, что надо делать и чего не надо делать. Что здесь имеются некоторого рода элементы интеллектуализма, это ясно. Однако знание и разум, о которых говорит Платон, вовсе не есть только одно абстрактное знание и только один чистый разум, далекий от жизни. Это есть, скорее, принципы самой же человеческой жизни, которые дают ей смысл и даже создают ее структуру. "Протагор" интересен тем, что прямо и откровенно, без всяких оговорок, считает знание и разум измерительной способностью духа, стремящегося управлять своими аффектами.

Принцип структуры добродетели есть не просто знание и разум, но способность разума выбирать благо, необходимое для жизни. Благо есть удовольствие, но не просто само по себе, а за вычетом его дурных последствий; и страдание есть зло не само по себе, но опять-таки в связи с той или другой оценкой его последствий; например, лечение может быть весьма болезненным, но оно не есть зло, поскольку ведет к выздоровлению (351 b - 354 е). Из этого вытекает, что человек совершает зло не ради возможных удовольствий, но из-за незнания того, что такое подлинное благо и удовольствие (355 а - е). А это в свою очередь заставляет признать, что подлинное благо возникает в результате измерительной (metretice) способности человеческого разума выбирать те или другие удовольствия и страдания, имея в виду их жизненную величину и значимость (356 а - 357 b). Делается вывод: "... нет ничего сильнее знания, оно всегда и во всем пересиливает и удовольствия и все прочее" (357 с).

Таким образом, уже в свой ранний период Платон вдохновляется теорией художественного воспитания. В дальнейшем Платон везде будет иметь в виду эту свою художественно-воспитательную эстетику, даже в тех местах своих произведений, где об этом не будет говориться буквально.

К числу сравнительно ранних произведений Платона обычно относят "Гиппия Большего" и "Иона"{82}.

Первый из этих диалогов, как мы знаем, отграничивает художественную область от науки, второй же устанавливает необходимость признания общей идеи красоты для того, чтобы иметь возможность говорить об отдельных прекрасных предметах. Формально здесь как будто бы нет никакой теории художественного воспитания. Однако оба эти диалога настолько проникнуты пафосом художественной специфики и настолько понимаются Платоном не абстрактно, но жизненно, что выводы о художественном воспитании напрашиваются здесь сами собой.

трактующий о проблемах риторики и тоже выставляющий требование от оратора высокой морали и благородного гражданского героизма, очевидно, проповедует воспитание оратора в том же идеальном смысле слова, когда мораль, политика и искусство обязательно являются нераздельным целым (см. выше у нас, отдел об ораторском искусстве, стр. 120). Все это, как мы хорошо знаем, и в "Горгии" и в "Меноне" увенчивается теорией загробного суда - загробных наград и наказаний.

Особенно богаты художественно-воспитательным пафосом диалоги, посвященные не самому воспитанию, но проблемам любви. Это - знаменитые "Пир" и "Федр". Речь Алкивиада в "Пире" (выше, стр. 111) вся построена как страстная проповедь высочайшей морали, приводящей человека к внутреннему перерождению и преображению, но морали, вызываемой не чем иным, как искуснейшими речами Сократа и его виртуознейшей техникой ставить глубочайшие вопросы жизни и неустанно искать их разрешения. Здесь опять трудно будет сказать, чего именно добивается Платон, высокой морали или высокой художественности речи.

Что же касается "Федра", то здесь, как и в "Горгии", тема ораторского искусства тоже стоит на первом плане; и она тоже стоит здесь на той высоте, где уже нельзя различать морали, политики и искусства (выше, стр. 120).

После всего того, что мы говорили во всех трех томах нашего труда, само собой делается ясным, что основные теории художественного воспитания излагаются Платоном в "Государстве" и в "Законах". Имеется большая литература относительно воспитательных теорий, излагаемых Платоном в этих огромных произведениях. Литература эта, однако, далеко не всегда учитывает платоновскую специфику - его время, его социально-историческое положение, его стиль и особенности его языка. Все эти черты платоновской эстетики мы более или менее старались характеризовать везде, не исключая и проблем художественного воспитания. Повторять все это здесь было бы излишне. Но о главнейшем мы все же сейчас напомним.

В "Государстве" Платон исходит из того, что людское общежитие, законным образом возникшее в силу необходимейших потребностей жизни, скоро начинает подвергаться порче, так что следует заранее принимать такие меры, которые спасли бы его от гибели. Для этого и строится у Платона план идеального государства с его хорошо известными нам тремя общественными сословиями.

Особенно заботит Платона воспитание воинов. Для этого он предпринимает критику всей мифологии и поэзии, всего Гомера, всего Гесиода, всех лириков и драматургов, которые использовали для своих художественных целей всякого рода безнравственные сказания о богах и героях. Платон дает убийственную критику такого рода мифологии и поэзии, категорически запрещая не только преподавать их юношам, но даже и просто знакомить их с ними. Знаменитое рассуждение Платона мы уже имели случай отметить выше (стр. 76 слл), и сейчас нам нужно на это только сослаться в целях систематики изложения (R. Р. II 375 е - 388 е). Между прочим, интересно отметить, что трагиков Платон отвергает не только из-за их вредного культа страстей, но и за то, что они превозносят тиранию (VIII 568 b). Итак, художественное воспитание должно преследовать прежде всего цели благочестия.

Далее, однако, и мужество воинов тоже не должно быть ослабляемо рассказами об ужасах смерти и загробной жизни в преисподней, рассказами поэтов о жалобах и плаче великих мужей и богов, равно как и всякими смехотворными мифами (III 386 а - 389 а). С точки зрения Платона, никуда не годятся в смысле воспитания воздержанности многочисленные стихи Гомера, где бранятся между собой герои, где изображается в разных видах сластолюбие, соблазнительные свидания Афродиты с Аресом или Зевса с Герой на Иде, взяточничество, обжорство, нечестие, жестокость, воровство, корыстолюбие и пр. (об этом у нас выше, стр. 76). Надо также исключать из программы обучения и все то, что говорят поэты об унижаемой несправедливости (392 а-с). Как мы видели выше (стр. 33), подражание вообще не очень высоко ставится Платоном, поскольку каждый должен делать свое и не подражать жизни и работе других людей, но подражать речам и нравам людей храбрых и добрых - необходимо, выслав из государства всех мастеров Иного рода (394 d - 398 b).