отношение Платона к Гомеру есть одно из самых ярких проявлений его диалектической эстетики, в которой невозможно определить, где идея и где материя, и трудно разобраться, где бескорыстное, вечно веселое и беззаботное наслаждение красотой и где унылая морально-политическая реакция и реставрация.

Платон и Гомер - глубочайшая проблема платоновской эстетики и греческой литературы. Другие греческие поэты и писатели волновали Платона уже гораздо меньше. Однако для полноты обзора всей этой историко-эстетической проблемы необходимо коснуться и оценки Платоном также других писателей.

Гесиод оценивается Платоном примерно так же, как и Гомер.

Платон (R. Р. II 377 е) утверждаает, что мифы об Уране и Кроносе, сообщаемые Гесиодом (Theog. 154-181), то есть мифы об оскоплении Урана Кроносом и о низвержении его в Тартар, не годятся для воспитания юношества, равно как и мифы о Кроносе, пожиравшем своих детей, и о низвержении его Зевсом (Theog. 465-490) в воспитательном отношении не могут иметь места (Euthyphr. 6 а). Агафон у Платона (Conv. 195 с) говорит, что Эрос - молодой бог, а не древний космогонический, как то утверждает Гесиод (Theog. 120-122), который должен был бы говорить в данном случае не об Эросе, а о Необходимости. Приводимый Платоном (R. Р. III 390 е) стих о преклонении богов дарами Суда в своем словаре относит тоже к Гесиоду. Нужно заниматься чистой астрономией, а не прикладной (Epin. 990 а), как то утверждал Гесиод в связи со своими сельскохозяйственными советами (Орр. 383-394). Истинное благочестие не должно гнаться за практическими результатами в обыденной жизни (R. P. II 363b), a Гесиод (Орр. 230-237) как раз расписывает разные материальные блага у благочестивых людей. Ни Гомера, ни Гесиода никто не ставил выше золота и никто не вверял им воспитание своих детей (R. Р. X 600 d).

У Платона промелькивает также и положительное отношение к Гесиоду, правда, не в области мифологии. О том, что трудна дорога к добродетелям, но что, когда пройдены трудности, и она становится легкой (Prot. 340 d; Legg. IV 718 е), читаем и у Гесиода (Орр. 189-292). Мысль о том, что зло делается легко, а для добра требуется пот (R. Р. II 364 с), подтверждается в аналогичном тексте из Гесиода (Орр. 288-292), хотя делающие зло склонны иной раз оправдывать себя именно такими стихами из поэтов. Для подтверждения того, что половина может быть больше целого, Платон (R. Р. V 466 с; Legg. III 677 е, 690 е) упоминает Гесиода (Орр. 40-41). Сравнивая лентяев с трутнями, Платон (Legg. X 901 а) тоже ссылается на Гесиода (Орр. 303-305).

Наконец, текст о предпочтении стариками рапсодистов вроде Гомера, где Платон (Legg. Il 658 b-d) тут же упоминает и Гесиода, уже приведен выше (стр. 70).

Как из Гомера, так и из Гесиода Платон иной раз вспоминает места, которые им почти никак не оцениваются, а приводятся лишь в нейтральном смысле. Там, где Платон говорит о золотом веке Кроноса (Crat. 397 е; R. Р. III 415 а, V 469 а, VIII 546 е), его мысль неизменно возвращается к Гесиоду (Орр. 121-126). Считая, что философия основана на удивлении, считая символом философии Ириду, Платон (Theaet. 155 d) аллегорически толкует тексты Гесиода (Theog. 265-267, 780-781) об Ириде, как о дочери Тавманта. Среди фантастических этимологии "Кратила" (406 с) попадается "Афродита", как рожденная "из пены", (aphros) со ссылкой на Гесиода (Theog. 195-200), а также (402 b) "Океан", "Тефия" и "Рея", причем в этих именах на первый план выдвигается момент текучести, вновь со ссылкой на Гесиода (Theog. 133-135, 337-368).

Некоторые исследователи{42} определяют несколько мест из Платона, явно навеянных Гесиодом, в которых Гесиод, однако, не упоминается; говоря о том, что в век Кроноса люди вырастали из земли, Платон (Politic. 269 ab) явно имеет в виду аналогичное выражение Гесиода (Theog. 183-187); что искусства происходят от Муз (Alcib. I 108 е), буквально говорит и Гесиод (Theog. 93); дар Прометея людям, похищенный им у Афины и Гефеста (Phileb. 16 с), разбирает и Гесиод (Орр. 50-52).

Попадаются у Платона и стилистические украшения, заимствованные у Гесиода (Lys. 215 с - из Орр. 25; Charm. 163 b - из Орр. 311; Conv. 178 b - из Theog. 116-121; Crat. 428 а - из Орр. 361-362; Theaet. 207 а - из Орр. 456).

Итак, если отношение Платона к Гесиоду, принципиально говоря, мало чем отличается от его отношения к Гомеру, то нельзя, однако, сравнивать Гомера с Гесиодом в смысле постоянной увлеченности и заинтересованности Платона - весь текст Платона пронизан реминисценциями именно из Гомера.

Некоторые детали Платон заимствовал также и из киклического поэта Стасина и, возможно, из Антимаха Колофонского{43}.

Что касается, далее, отношения Платона к древнегреческой лирике, то из элегической поэзии Платон (Legg. I 629 а-с) - и это можно знать уже заранее, - конечно, хвалит Тиртея (frg. 9) за его воинские мотивы, хотя - и это тоже для Платона характерно - справедливость для него важнее воинской храбрости (Legg. II 660 е - 661 а - тот же фрагмент Тиртея, ст. 16), так что мужество должно быть не как у Тиртея на первом месте, но только на четвертом (Legg. II 666 е - 667 а). И вообще, если Гомер и Тиртей плохо излагали взгляды на жизнь и на ее устроение (тут, значит, Тиртей стоит для Платона на одной плоскости с Гомером), то это для них менее позорно, чем для законодателей Ликурга и Солона, составлявших свои законы письменно (Legg. IX 858 е).

Другой ямбограф Архилох, этот "гуляка праздный", либо упоминается Платоном (Ion. 531 а, 532 а) ввиду его популярности, либо используется им как автор совершенно не характерной для него басни о лисице (R. Р. II 365 с; ср. PLG., frg. 89 Bergk).

Солона мы ожидали бы встречать у Платона гораздо чаще, чем это фактически происходит, тем более что Солон - отдаленный предок самого Платона. Правда, Платон называет Солона "мудрейшим из семи мудрецов" и "самым благородным поэтом", который при других обстоятельствах мог бы затмить и Гомера и Гесиода (Tim. 20 d - 25 е). Солон, по Платону (Critias. 113 ab), толковал египетские имена и переводил их с египетского. Однако в тех немногих случаях, когда Платон цитирует Солона, он цитирует его с критикой. Уже из приведенного выше текста, где Солон выступает вместе с Ликургом, можно сделать вполне определенный вывод об отрицательной оценке Солона у Платона. Но даже и такое знаменитое суждение Солона (frg. 22, ст. 70), в котором он высказывает свое постоянное стремление к науке, несмотря на старость (Lach. 188 е), заставляет Платона вносить в него поправку: обучаются не вообще, но - "добрые" (Lach. 189 а); методическое обучение целесообразнее в молодости, чем в старости (R. Р. VII 536 d). A когда Платон заговаривает о поэтических философах, имея в виду Солона (Charm. 155 а), то подобное высказывание дается даже в ироническом тоне. В сравнении с этим то, что Солон восхвалял дом Крития (тоже платоновского прадеда), совсем незначительно (Charm. 157 е).

Если брать дидактическую поэзию, то у Феогнида (33-36, 434, 436-438) Платон (Men. 95 d - 96 а) находит для себя ценную диалектику того, как добродетели можно научиться и как, с другой стороны, ей нельзя научиться. Другая цитата, приводимая Платоном (Legg. I 630 а) из Феогнида (77-78), трактует о большой ценности верного человека в междоусобной войне. Таким же характерным для себя способом Платон (R. Р. III 407 а) приводит слова Фокилида (frg. 9) о превосходстве добродетели над материальными благами.

Что касается мелической лирики, то сольная лирика представлена у Платона весьма скудно. Он только называет Сафо "прекрасной" и Анакреонта - "мудрым" (Phaedr. 235 с). Подобная квалификация двух крупнейших представителей сольной лирики могла бы быть у Платона и более пространной, поскольку из рассуждения "Федра" видно, что Платон имеет в виду здесь не просто художественную форму этих обоих писателей, но и особое содержание, присущее их произведениям. Другое упоминание Анакреонта (Charm. 157 е) ничего не дает для эстетики Платона, а фрагмент Кидия (155 d) имеет только орнаментальное значение в речи Платона, равно как и незначительная фраза, взятая из Ивика (Phaedr. 242 с - Ibyc. frg. 22 Diehl).