В-третьих, резко критикует Платон также и отношение Гомера к Аиду. Платон возмущается тем, что в Аиде разум оставлен только одному Тиресию, а прочие души летают здесь, как тени (III 386 е со ссылкой на Od. X 494-495), - тем более, если Гомер сравнивает полет этих свистящих душ с движением летучих мышей (387 а со ссылкой на Od. XXIV 5-9). Невозможно отрицать жизненную силу за душами в Аиде (386 d со ссылкой на Il. XXIII 103-104) и уж тем более нельзя говорить, что душа Патрокла, уходя в Аид, теряет и крепость и юность (386 е со ссылкой на Il. XVI 855-857) или что душа с воем уходит под землю, как облако дыма (там же, со ссылкой на Il. XXIII 100). Очень плохо, что гомеровский Ахилл предпочитает быть, батраком у бедного на земле, чем быть царем в Аиде над мертвыми (386 с со ссылкой на Od. XI 488-491).

В-четвертых, отвергается Платоном и гомеровское изображение героев. Ахилл и Агамемнон не могут так грубо браниться между собою (389 е со ссылкой на Il. I 225-244). Этот же самый Ахилл не может находиться под влиянием Феникса, сулящего ему дары Агамемнона за возвращение к боям (390 е со ссылкой на Il. IX 515-520, XIX 276-281), не может предаваться безумной истерике по поводу смерти Патрокла (388 е со ссылкой на XXIII 12-23, XXIV 9-12), не должен был выдавать труп Гектора за выкуп (390 е со ссылкой на Il. XXIV 175-176, 503, 555-558, 592-595), не должен был издеваться над трупом Гектора (391 b со ссылкой на И. XXII 395-405), не должен был приносить пленных троянцев в жертву за Патрокла (там же, со ссылкой на Il. XXIII 175-178), не может дерзко ослушиваться божеств-рек Ксанфа (там же, со ссылкой на И. XXI 233-283) и Сперхея (там же, со ссылкой на Il. XXIII 141-151). И уж тем более Ахилл не мог так неблагочестиво и злобно упрекать Аполлона и бессильно ему грозить (391 а, со ссылкой на Il. XXII 14-20). И вообще, с точки зрения Платона (391 с), Ахилл не может страдать скупостью и корыстолюбием, а также кичливостью перед богами и людьми (Il. XXI 183-199). Гомеровского Ахилла Платон, можно сказать, почти целиком вычеркивает из Гомера и вообще из поэзии. Приам, по рождению близкий к богам, тоже не должен так унижаться перед Ахиллом, другими греками и троянцами (388 b, со ссылкой на Il. XXII 415, XXIV 477-512). Поэт Стесихор, осудивший однажды Елену и потому ослепший, в дальнейшем покаялся в этом, восхваляя Елену, и потому прозрел, а вот Гомер так и остался слепым (Phaed. 243 ab).

В-пятых, Платон обрушивается на полную жизненную бесполезность, а зачастую даже на глубоко вредный характер изображения у Гомера и обыкновенных людей. Гомер не строил городов и не был законодателем, так что в этом отношении люди ровно ничего не получили от него для себя полезного (X 599 de). Гомер мог хорошо изображать войну, но сам военачальником не был; и в этом отношении его деятельность для людей тоже бесполезна (599 е).

Он не был никаким мудрецом и мастером ни в никаких полезных искусствах (600 а). Гомер не мог воспитать ни одного приличного гражданина; и не существует никакого гомеровского образа жизни, как говорят, например, о пифагорейском образе жизни (600 b-е). У Гомера мы читаем о наградах для справедливых людей согласно молве, а не согласно их справедливости по существу (II 363 bc со ссылкой на Od. XIX 109-114). Справедливость не нуждается ни в чем, ни в наградах, ни в славе, как это утверждают Гомер и Гесиод, но она имеет самодовлеющее значение (X 612 b). Плохо говорит Гомер также и о том, что голодная смерть самая плохая (III 390 b со ссылкой на Od. XII 341-342). Гомеровское изображение роскошных яств может создавать у юношей только привычку к невоздержанности (390 а со ссылкой на Od. IX 8-11).

Если теперь подвести итог платоновской критике Гомера, то основной упрек Платона Гомеру заключается в том, что, создавая свои художественные образы, Гомер плохо различает в них сущность изображаемого и образ этого последнего. Отсюда, по Платону, у Гомера возникает множество совершенно неприемлемых художественных образов, с которыми нужно не только бороться, но нужно прямо их изгонять из памяти образованных людей, особенно детей и подростков.

Отсюда а) в логическом отношении гомеровские изображения лживы и противоречивы, б) в моральном отношении они безнравственны и губительны, в) в общественном отношении и особенно г) в педагогическом отношении они поселяют разврат и разложение, д) в художественном отношении они фальшивы и безвкусны и, наконец, е) в религиозном отношении они кощунственны, богохульны и основаны на дерзкой и балаганной трактовке небесных богов, подземных богов и героев.

Такой ужасающий итог платоновской критики Гомера, как это ни удивительно, нисколько не противоречит у Платона общей высочайшей художественной оценке Гомера, которую он весьма часто и специально подчеркивает.

Желая восхвалить мужество и бесстрашие, Платон (Apol. 28 cd) вспоминает из Гомера того же самого развенчанного им Ахилла, который из страха сделать постыдное презирает опасность (здесь имеются в виду, вероятно, такие тексты, как Il. XVIII 90-104). Умение властвовать над собой тоже иллюстрируется посредством указания на Гомера (R. Р. III 390 b; IV 441 bc; Phaed. 94 d; ср.: Od. XX 16-21).

Ахейцы у Гомера (Il. III 8-9, IV 431) хорошо поступают, когда идут в строю молчаливо, тем самым выражая свое уважение к вождям (R. Р. III 389 е).

Очень хорошо у Гомера (Il. IV 412) Диомед пресекает критику Агамемнона как верховного вождя Сфенелом (тот же текст Платона).

Гомер иной раз, по Платону (Il. VII 321), правильно изображает справедливое распределение наград (R. Р. V 468 cd). Квалификация многих героев как "богоподобных" тоже является у Гомера часто весьма справедливой (VI 501 b), для чего из Гомера можно было бы привести много разных мест, например Il. I 131, где, между прочим, таковым эпитетом награжден не кто иной, как опять-таки столь глубоко раскритикованный Платоном Ахилл.

Правильно Одиссей возражает у Гомера (Il. XIV 96-102) Агамемнону относительно приведения в порядок кораблей, чтобы воины стремились в бой, а не к кораблям (Legg. IV 706 е - 707 а).

Одобряется (Lach. 191 а) гомеровское изображение (Il. V 223) коней Энея для подтверждения мысли о том, что можно быть смелым и в то же время отступать.

Выше (стр. 70) мы уже приводили платоновский текст (Legg. II 658 d) о необходимости присудить наивысшую награду рапсодам, хорошо исполняющим Гомера и Гесиода. Платоновский Сократ (Apol. 41 а-с) хотел бы встретиться в загробном мире с разными великими людьми, и в том числе с Гомером. В конце концов, Гомер рассматривается у Платона в контексте размышления о "добрых" людях (R. Р. V 468 е) и квалифицируется (Phaed. 95 а) даже как "божественный поэт".

Начиная свою ниспровергающую критику Гомера, Платон (R. Р. X 595 а) говорит о "какой-то своей любви и уважении", питаемом им к Гомеру с детства, и называет его "первым учителем и вождем всех этих трагических красот". Критикуя и изничтожая сверху донизу подражательную поэзию, Платон (607 d) выражает свое художественное восхищение перед нею, особенно когда созерцает ее в стихах Гомера. Платон (605 с) не только вносит Гомера в число трагических поэтов, но и вообще для него (598 е) Гомер - "вождь трагедии". Несмотря на жесточайшее ниспровержение творчества Гомера, Платон (606 е - 607 а) все-таки пишет:

"...если ты... встретишься с хвалителями Гомера, которые говорят, что этот поэт воспитал Элладу и, ввиду благоустроения и развития человеческих дел, стоит того, чтобы, перечитывая его стихотворения, изучать их на память и по тем правилам строить всю свою жизнь, то ты люби их и приветствуй как людей наилучших, какими только они могут быть, и соглашайся, что Гомер - поэт величайший и первый из трагиков..."