Володя уже открывал тяжелую дверь. Ксения решила ехать. Все обойдется. И тут же неестественно беспечным голосом сказала:

— Подождите минуточку. Я, кажется, что-то забыла…

Увидев толпившихся в цехе людей, она все поняла раньше, чем увидела побелевшее, заострившееся лицо, на котором единственно живые блестели под обескровленными губами мелкие зубы.

Лаврентьев словно летел над землей. Ни толчка, ни легонькой встряски. Недаром он этим славился и гордился. Больную везли в самую ближнюю больницу, не позвонив, не согласовав. Не было времени.

Здание стояло в глубине парка. В темноте шумели оголенные деревья. Лаврентьев сказал:

— Тут будут выбоины, лучше на руках.

Раиса очнулась еще в машине:

— Куда это вы меня везете?

Ксения сказала:

— Ничего, ничего. Придется немного потерпеть, и все будет хорошо.

— Я отравилась?

— Нет. Вам сделают операцию.

— Операцию? Это же долго… А у меня белье замочено.

Она была легкая, как ребенок, но за носилки взялись Лаврентьев с Володей. Сема побежал вперед, чтобы открыли двери. Сонная санитарка пошла за дежурным врачом. В приемном покое было тихо. Раиса зажмурилась от яркого света. Она лежала, ни о чем не спрашивая, прислушиваясь к себе. Защитные силы организма уже притупили остроту чувств. У нее не было мыслей, только задача — удержаться еще немного, не шевелиться, не двигаться. Это было легче, когда рядом сидела докторша. Ее руки сжимали Райкино запястье, и казалось, что докторша поднимает ее на поверхность.

А сейчас докторша куда-то ушла, и надо было удерживаться одной. Райка думала только об этом.

— Я вам удивляюсь, — сказала Ксении женщина в белом халате. — Наша больница сегодня не дежурила, хирурга нет, операционная не готова. Я отказываюсь принять больного.

Была правда в ее словах. Но дежурная больница находилась далеко. И рассуждать не было времени.

— Это экстренный случай. Вызовите хирурга.

— Нет, меня просто поражает, как вы смело распоряжаетесь! С чего это я буду беспокоить врача? Гораздо проще вам увезти своего больного.

— Больная уже нетранспортабельна, — еле сдерживаясь, сказала Ксения. Ссориться было нельзя. — Посмотрите сами, прошу вас.

Пожав плечами, женщина в белом халате прошла по коридору. Стоя над носилками, она громко сказала:

— Ну что с вами, милая?

Райка напряженно смотрела на пятно на стене. Оно помогало не уплывать в темноту. Говорить ей было трудно.

— Не знаю. Тошно, в глазах черно…

— Что, милая? — переспросила женщина. — А пункцию вам сделали? Нет? — Она повернулась к Ксении: — Так что же вы — сразу и оперировать! Быть может, и показаний нет. Вы ведь не специалист. Больную оставьте. Утром мы покажем ее гинекологу. Лично я оснований для спешки не вижу.

Она оглядывала всех спокойными глазами. Володя и Сема маялись у дверей и, вероятно, осуждали Ксению за задержку. Ну, сдали больного, и надо ехать. Сухонькая седая сестра тоже смотрела неприязненно: «В чужой монастырь со своим уставом не лезут».

А молодая женщина, которую больше всего это касалось, была безучастна, беспомощна. Она ничего не могла сделать для своего спасения.

Ксения резко проговорила:

— Я настаиваю. Вызовите хирурга.

— А тут вам не подчиняются. Больница не дежурная, и принять больную я отказываюсь.

По коридору гневно прошелестел накрахмаленный халат.

Ксения кинулась вслед:

— Разрешите мне сделать пункцию?

— Нет уж! Пожалуйста, не перекладывайте на нас ответственность. Допустим, результат окажется положительный. Что тогда! Я не хирург и сделать ничего не смогу. А вы будете нас обвинять.

— Я буду обвинять вас во всех случаях!

Женщина взвизгнула:

— Вы мне угрожаете? На каком основании? Дешевая демагогия нынче не проходит.

— Дайте мне номер телефона хирурга или вашего главного врача.

— Я — не справочное бюро.

А время шло. В приемной седая сестра заняла телефон. Она долго держала трубку и предостерегающе поднимала руку, когда Ксения пыталась заговорить с ней.

— Аркадий Семенович, — наконец сказала она, — простите, что разбудила. Тут у нас «скорая» женщину доставила… Я сейчас передам.

Ксения выхватила трубку.

Сонный, низкий голос говорил:

— Ну, ну?

Ксения очень торопилась. В трубке зевнули.

— К чему так много слов? Скажите Марфе Игнатьевне… Впрочем, дайте ее мне.

Марфа Игнатьевна послушала и прикрыла рукой мембрану:

— Вы не можете послать машину за доктором? Будет быстрее.

— Слетаем? — готовно встрепенулся Сема.

Володя вопросительно посмотрел на Ксению. Она кивнула.

В маленькой операционной Раю сразу положили на стол. Марфа Игнатьевна сказала:

— И пункцию делать не надо бы. Вид уж больно характерный. А все ж таки полагается, — значит, сделаем.

Шприц, введенный в брюшную полость, сразу наполнился кровью.

Рая застонала.

— Ты держись, — сказала Марфа Игнатьевна. — Ты держись и одно помни: что мы тут будем делать — все единственно только для твоего здоровья.

Она двигалась неторопливо и в такт движениям бормотала:

— Руки, йод, халат, салфетки. Спирт. А где пенициллин?

Ксении казалось, что старуха говорит стихами. Марфа Игнатьевна строго ей приказывала:

— Завяжите мне сзади тесемки. — И сердилась: — Вы меня коснулись. Коснулись или нет? — Потом опять сосредоточенно бормотала: — Здесь зажимы, здесь ланцеты, кетгут, шелк, перчатки, иглы…

Рая смотрела тоскливо, испуганно. Ксения отвела от ее лба прядки светлых волос, повязала ей голову куском марли.

— Опять обмираю, — прошептала Рая. — Скорей бы… Будет больно?

— Ты ничего не почувствуешь. Заснешь, и все.

Рая чуть кивнула. На ее лице резко обозначились незаметные раньше русые брови. Подглазницы почернели. Нос заострился. Белая, как снегурка, она таяла на глазах.

Движение и голоса в коридоре оповестили о прибытии доктора. Невысокий, с растрепанными, серыми от седины волосами, он вбежал в операционную. За ним, шурша халатом, вошла дежурная.

— Вот, Аркадий Семенович, побеспокоили вас…

В голосе ее была неопределенность. Побеспокоили, а может быть, зря. Но побеспокоила не она…

Врач остановился у стола, посмотрел на Раису, сказал: «М-да» — и повернулся к Марфе Игнатьевне.

Неприкосновенная в стерильном халате, с поднятыми и тоже прикрытыми стерильными тряпочками руками, Марфа Игнатьевна движением головы указала на шприц, наполненный кровью.

Он опять сказал: «М-да» — и будто стряхнул с себя что-то.

— Мыться, побыстрей. Кровь готовьте. Какая группа? Вызовите из второго корпуса Васильеву. Она будет мне помогать.

Женщина в халате, вытянув голову, ловила каждое слово.

— Понимаете, Аркадий Семенович, очень не хотелось мне вас беспокоить, очень. Но случай такой…

— Васильеву вызовите, — повторил доктор. — Не сами! — крикнул он ей, заторопившейся выполнить поручение. — Пошлите кого-нибудь. Ваше дело — наркоз и давление.

Ксения должна была уйти. Теперь все сделается без нее. Она здесь даже лишняя.

Доктор мыл щеткой руки. Он был на кого-то очень похож, особенно когда вытягивал дудочкой губы, и Ксения окликнула его раньше, чем узнала:

— Аркаша…

Не переставая тереть ногти, он вскинул глаза:

— Ксюша! Откуда ты взялась?

Тут же исчезли все перемены, нанесенные временем. Как она не узнала сразу Аркашу Тальберга, своего однокурсника!

Начался быстрый разговор в минуты, пока мылись руки, пока Марфа Игнатьевна с великими предосторожностями облачала доктора в халат, пока натягивались резиновые перчатки.

— Ты же был педиатр…

— По молодости. Все меняется. А что Димка?

— Вадим совсем оставил медицину. Он занялся скульптурой.

— Вот здорово!

— Ну, не знаю еще…

— Нет, раз смог оставить, значит, все правильно. Я вот, например, не оставлю. Ругаюсь, но не оставлю.

— Еще бы вы оставили! — сказала женщина в халате. — Разве можно вам оставить? Вы же людей обездолите. Видели бы вы, как Аркадий Семенович швы накладывает! Изумительно! Просто вышивает!