Впрочем... Некоторые говорят, что безумие заразно.

В зале удалось собрать десяток, может, чуточку больше гостей. В основном, это были самые приближенные к хозяину Оплота люди, которым совестно отказывать высшему арду.

Лица у них всех приобрели невероятно хмурое выражение. Гости словно бы готовились к казни, а не ждали начало пира.

- Только посмотрите на них, какие кислые рожи! - Хельга не спешила заходить в главный зал, оправдав это тем, что хочет войти с Хенром, единственным равным ей по статусу. Она ждала в коридоре и наблюдала за гостями, медленно проходящими внутрь, - они должны в ногах у вас ползать в благодарность за такую большую честь. Сидеть за одним столом с ардами... Человечешки в Оплоте слишком избалованы!

Гуннар и Ларс, встретившие Хельгу в порту, а затем отведшие ее сюда, к залу, хмуро переглянулись. Даже младшему из братьев, не знавшему все темные стороны гостьи, не по душе было происходящее. Она приехала без предупреждения, привезла сюда толпу рабынь и груду вещей, будто собралась поселиться в Оплоте навсегда, и уже на пристани начала жаловаться на местные порядки и чрезмерную распущенность «человечешек».

«Она вообще помнит, что моя мать - человек?», - думал Ларс раздраженно.

Гуннар с мыслями брата был солидарен, но в его случае на раздражение наслаивался еще и страх. Он чувствовал, что Хельга не в себе. Что-то случилось. Что-то в ее больном разуме окончательно надорвалось. Глаза у нее горели, как у бешеной собаки, она к месту и не к месту смеялась, и всегда с какой-то особой злобой.

Ко всему прочему ее внешний вид... Она выглядела странно. Черное платье в пол, строгое и мрачное, словно бы траурное, но с огромным, почти до бедра, вырезом. Под ним - высокие кожаные сапоги, подходящие, скорее, для поля битвы, чем для дружеского визита. Да еще и старинный кинжал висел в кожаных ножнах на ремне, туго затянутом на талии.

Этот кинжал Гун подарил Хельге, давным-давно, в те времена, когда они ходили вместе по морю и искали приключения.

По ее образу и не скажешь точно, для чего она приехала: чтобы похоронить кого-то или чтобы кого-то прикончить. Гуннар опасался, что бывшая возлюбленная могла бы совместить эти два варианта.

Но по чью душу явилась хозяйка Прибрежной крепости? По его? Ведь это он в прошлый раз окончательно порвал с ней...

Гун никогда бы не подумал, что однажды будет умолять предков, чтобы безумие Хельги устремилось на него. Ведь если она приехала не за ним... То за Бианкой.

Предки... Она точно приехала за Бианкой!

Гнев окатывал его горячими волнами, и с каждый разом волна становилась все сильнее. Гуннар с отчаянием ловил себя на мысли, что приносит Бии сплошные несчастья. Пока она рядом с ним - она в опасности. Но... Как же ему страшно было представить мир, в котором ее не будет рядом. Как же ему не хотелось оказаться в этом мире!

«Нужно делать, а не бояться. Нужно создавать свой собственный мир и задавать в нем свои собственные правила», - решил он, крепко стискивая зубы и сжимая, словно перед боем, кулаки.

Разобраться с Майером? Он разберется. Покончить с Хельгой? Он и глазом не моргнет. Присмирить Триш и Ларса? Легко. Заслужить прощение и расположение Бианки? Он готов свернуть горы!

Предки... Ведь он... Он действительно готов. Готов пойти на что угодно. С Гуннаром такого никогда не случалось. Рядом с ней он чувствовал себя бессильным, но ради нее он становился всесильным.

Все это время, все эти долгие годы, единственным смыслом в его жизни была месть за смерть сестры. А сейчас вся та злость, весь тот гнев медленно, но безостановочно выкачивали из него, точнее, его вытесняло другое чувство, теплое, яркое, светлое. Самое прекрасное чувство на свете...

- Хм, - вдруг хмыкнула Хельга, и Гуннару пришлось вспомнить о ее присутствии и сложной ситуации, которую она создавала, - и она здесь?

Ардесса сощурилась и опустила ладонь на рукоять своего кинжала, когда увидела, как по коридору вальяжно вышагивает Бебхен.

Гун и Ларс слегка удивились появлению сестры. Обычно она всеми силами избегала Хельгу, никогда не отправлялась в места и на приемы, где могла бы с ней пересечься, а если такое случалось - всегда ужасно тушевалась, замыкалась в себе и превращалась снова в испуганную, затерявшуюся меж мирами девочку.

Сейчас же она вышагивала уверенно, смотрела гордо и свысока, а глаза ее поблескивали. Ох, как же не понравилось Гуннару это поблескивание!

Когда-то у Гарен появлялись точно такие же искорки, если она задумывала проказу и планировала вовлечь в нее брата. Только вот все планы, в том числе проказы, Гарен всегда четко продумывала, а Бебхен - никогда. Она решительно не брала в расчет такую незначительную вещь, как последствия своих действий.

- Ты еще здесь, значит. Не надоела им, - выговорила Хельга язвительно, когда Бебхен приблизилась.

Та чуть заметно задрожала, ни то от страха, ни то от гнева, но неожиданно для братьев нашлась с ответом:

- Не надоела. В отличие от некоторых.

Глаза у Хельги выпучились так, что еще чуть-чуть и вылетят из орбит. Ее лицо скривилось в уродливой гримасе, и она уж готова была ответить, но тут до них донесся звук шагов, и ее бывшая рабыня, самодовольно улыбнувшись, объявила:

- А. Вот и Бианка!

Бебхен не сдерживала свой восторг от преображения Бии. Стараниями Арин и двух служанок, умевших превосходно шить, девушка совершенно переменилась.

Платье с корсетом (одним из немногих, ведь у ардов эта мода как-то не прижилась), которое было мало Бебхен, отлично село на нее, а когда в дело вошли первоклассные швеи... И не подумаешь, что оно раньше предназначалось для кого-то кроме Бии.

Черный корсет, расшитый серебряным узором, придал итак стройной талии еще более обольстительный изгиб, а небольшую грудь приподнял к квадратному вырезу роскошного темно-синего атласного платья. У него не было рукавов и бретелек, а юбка, как это принято у ардов, не была широкой и облегала красивые округлые бедра. Темно-красные мягкие волосы Бианки собрали в изящную прическу. Ее упругие локоны обвили чудную серебряную диадему, которую одолжила Бии Арин (хотя она так прекрасно подошла ей, что хозяйка Оплота решила после пира подарить ее девушке и не собиралась принимать возражения), а тонкую шею украсила синяя бархатка с жемчугом.

Подле Бианки вышагивала Триш в прекрасном темно-бордовом с золотыми оборками платье схожего фасона и также подогнанного под ее фигуру. Ее светлые волосы заплели в традиционную прическу ардов: сложную косу с вплетенными в нее тонкими золотыми лентами, а на месте круглого выреза красовалось тяжелое и безумно красивое ожерелье с гранатами.

Хотя преображение Триш не входило в план, Биа на этом настояла. «Если делаете со мной, то делаете и с ней», - заявила она перед началом приготовлений. И сейчас Бебхен даже порадовалась, что не стала спорить.

Сногсшибательная Бианка, от которой у Гуна сердце остановится - это, конечно, удар. Но если при этом с ней будет еще и прекрасная спутница, очаровавшая Ларса... О, Хельга, должно быть, в ужасе!

С кровожадным азартом Бебхен наблюдала за реакцией окружающих. Она никогда не видела, чтобы Ларс потерял дар речи (хотя, видят предки, в жизни было много моментов, когда ему следовало бы его потерять), а Гуннар покраснел и смутился, как неопытный мальчишка.

Зато она много раз видела безумную ярость в глазах Хельги. Только вот сейчас эта ярость не могла выплеснуться наружу. Сейчас ардесса не может достать плеть, раскаленную кочергу или нож. Сейчас ее безграничной злобе придется остаться внутри, кипеть там, в груди, и Бебхен ужасно хотелось, чтобы Хельга в этой своей злобе сварилась заживо.

И она собиралась помочь ей приблизить это мгновение. Бешеную собаку пора было застрелить. И у Бебхен на этот счет давно сформировался план.

Она не предупредила Бию, хотя та играла в плане ключевую роль. Бианка не согласилась бы.