Совершенно разные: и высокие, и низкие, белокожие и смуглые, светловолосые и брюнеты, - люди в чудных нарядах. Посмотрев на них, не определишь, какой они национальности. Да и возникали сомнения, являются ли они одним народом.

Впереди группы встречающих стоял высоченный широкоплечий мужчина с платиновыми гладкими волосами, но уже седой бородой, и невысокая женщина с темно-бордовыми кудрями, как у фазорской островитянки. В руках она держала два рога, видимо, наполненных чем-то, и улыбалась.

- Отец! - Ларс приветствовал бородача и шагнул к женщине, с которой, как теперь стало видно, у них было огромное внешнее сходство, - мама, - приветствовал он ее и перенял из ее рук рог.

Второй она передала молчавшему Гуннару и ее улыбка стала еще шире, а в глазах блеснули слезы счастья.

Бородач, которого, Ларс назвал отцем, крепко обнял братьев, только те опустошили рога.

- Мои сыновья вернулись домой. Сегодня мы будем пировать! - воскликнул он, гордо оглядывая прибывших.

- Отец... - начал Гуннар, как-то сжавшись и затушевавшись, - все пошло несколько не по плану, - когда Ларс услышал, к чему подводит брат, опасливо посмотрел на Триш. Вкупе с вдруг переменившимся лицом бородача, это не внушало надежду.

Бианка вслушивалась в слова, пытаясь хоть как-то уловить суть, но речь похитителей стала слишком тихой.

- Майер каким-то образом обошел сделку, поэтому мы забрали у него то, что ему дорого.

Гун кивком указал на пленниц, а Ларс протянул к ним руки, призывая подойти ближе. Триш послушно выступила вперед, и Бии ничего не оставалось, кроме как последовать за ней.

Бородач прищурился, оглядывая девушек. Бианка сжалась от страха. Она не знала, что сказали ему братья, но злость на лице этого сильного мужчины могла прочитать безошибочно.

- Что это значит, сын? - прорычал бородач, не замечая, что его жена схватила его за локоть, будто удерживая от драки, - кому, как не тебе должна быть ясна моя позиция насчет рабов и работорговли?

- Они не рабыни, просто... - Гуннар осекся, не в силах подобрать правильное определение.

«Залог в сделке» вдруг потерял свою актуальность.

- Просто что? - прежде чем Гуннар ответил, его отец сердито прибавил, - какая только муха тебя укусила? Мало было нарушать закон о сделках? Теперь похищения, шантаж... Это не к лицу тебе, Гуннар. Ты должен быть выше этого, а не позорить мое имя!

- Милый... - жена дернула его за руку и заставила замолчать, - вы устали с дороги. Вам нужно отдохнуть, - она обращалась ни то к сыновьям, ни то к их пленницам.

- Мы должны все это переговорить, - вздохнув тяжело, заявил бородач. Супруга заставила его осечься, но, видно, откладывать вопрос на завтра он также не собирался, - вы двое, - он посмотрел на Гуннара, но имел в виду и Ларса, - за мной. Живо.

- А я позабочусь о вас, - мать братьев обратилась к девушкам и распростерла руки, будто собираясь их обнять.

Когда Бианка и Триш осторожно приблизились, она действительно положила руки обеим на плечи.

- Мы отпразднуем возвращение моих сыновей завтра, - пообещала она толпе встречающих, - а пока дадим нашим бравым мореплавателям и гостьям отдохнуть.

Хозяйка форта повела девушек в сторону крепости. Биа двигалась медленно, осторожно, с опаской. И провожатая совершенно ее не подгоняла. В ее взгляде пленница даже видела сочувствие и... Понимание?

Бианка не знала почему, но казалось, эта женщина не понаслышке знает, через что они с Триш сейчас проходят.

Возможно, она заблуждается.

Но сейчас, прямо сейчас, это дарило Бии надежду.

Хенр, высший ард, хозяин Оплота и отец Гуннара и Ларса, которых сейчас в мыслях называл: «Эти два недоумка», - тяжело плюхнулся на свой стул в величественном главном зале форта.

Это место предназначалось для самых громких пиров, для самых торжественных празднеств, для встречи почтенных гостей и уважаемых подданных. Высокие, в два этажа стены, привыкли к крупным сборищам, длинные витражные окна обычно дарили свет сотням людей, предки, взиравшие на зал со старых гобеленов слушали хохот, песни и торжественные речи.

Хенр не знал, почему решил привести сыновей именно сюда. Величавый зал не был предназначен для шепота и тайн, но, возможно, в этом и крылся весь смысл. В непредназначенной для семейных разборок обстановке Гуннар и Ларс, вероятно, потеряются и скажут всю правду.

Хотя, может, дело было в их отце, и он просто хотел обговорить все перед лицом предков на шпалерах. Их мудрые лики внушали спокойствие.

Как бы то ни было, они уединились в главном зале. Среди сотни пустых стульев, в сумраке, которому в темноту не позволял превратиться лишь цветной свет витражных окон, в тягучей тишине.

Гун и Ларс чувствовали себя восьмилетними мальчишками, которых сейчас будут отчитывать.

Хенр чувствовал себя глубоким стариком, который уж слишком много прожил, чтобы кого-то воспитывать.

И хотя всем участникам это приходилось не по душе - им следовало все обсудить.

- Ну, - после напряженного молчания дознался отец, - что вы двое собираетесь делать?

- Эдвард сейчас в Дубиншофте, - Гуннар вступил в разговор так решительно, будто это был и не разговор вовсе, а его последняя битва, - он проконтролирует действия Майера, поспособствует переговорам. Майер расплатится, а Бианка вернется домой.

- Как вообще до этого дошло, Гуннар? - выговорил отец тихо и посмотрел на старшего сына исподлобья.

Это прозвучало так, будто Хенр спрашивал не о сложившейся сейчас ситуации, а о сделке с Майером в принципе.

Гун оттого оторопел. Отец прекрасно знал, как это случилось и по каким причинам.

Хенр вздрогнул, нервно постучал пальцами по холодному мраморному столу и глубоко задумался. Он и сам понял, как это прозвучало. И испугался.

Ведь этот вопрос не оставлял его, крутился в голове денно и нощно и поддерживал жизнь в глубоко спрятанном, но то и дело напоминающем о себе чувстве вины перед сыном.

За то, что не был рядом, когда тот нуждался в нем больше всего. За то, что был слаб, и вынудил совсем еще юного Гуннара быть сильнее него.

Хенр понимал, что имеет право горевать. Он потерял дочь.

Но он не имел права оставлять Гуна наедине со своей болью. Ведь тот, в конце концов, потерял сестру.

Гарен была его лучшим другом, его поддержкой, той, с кем вместе он вошел в этот мир. И когда ее не стало... У Гуннара появилась причина нарушить закон ардов и заключить с Майером сделку.

Хенр вдруг понял, что так и не набрался смелости и не напас сил заговорить с сыном о случившемся. Искренне, не страшась, признать свои ошибки. В груди заворочалось, зазудело, закололо чувство отвращения к самому себе. Возможно, он уже не молод для новых потрясений, но, во имя предков, он слишком стар, чтобы быть трусом!

И все же страх снова оказался сильнее. Он не сумел заговорить о Гарен.

Но в его доме теперь были посторонние. И находились они здесь против своей воли. Хенр не мог пока переступить через себя и посмотреть в глаза последствию той ужасной трагедии, однако он готов был пойти на многое, лишь бы не дать пострадать кому-то еще.

Смерть Гарен повлекла за собой целую вереницу несчастий, и он знал, что его храбрая благородная дочь это не одобрила бы. И тем более не была бы рада, чтобы за все расплачивались две неповинные девушки.

Только как передать Гуну это соображение? Он выглядел слишком уверенным, слишком непоколебимым в своих действиях.

- Гуннар, - заговорил Хенр как-то вяло, на медленном ходу подбирая слова, - я простил тебе, когда ты заключил сделку. Хотя, видят предки, это далось мне тяжело, - тут он не соврал. Ард сам выступил с предложением отказаться от контактов и договоров с людьми, привлечь на свою стороны остальных было непросто, и вот... Спустя столько лет после долгожданной победы и долгого привыкания к новому ритму жизни, его родной сын ставит все под угрозу. Он убедил себя и других ардов, что Гун совершил ошибку, но сделал это из горя, потому его следует простить. Но как оправдать сына теперь? Именно этот вопрос задал отец, а затем прибавил, - ты провел двух человек через границу, да еще и насильно. Что, по-твоему, я скажу остальным? Как ты предлагаешь с ними объясняться?