Ваша забота о внешней безопасности государства заставила вас принять декрет о военном лагере под Парижем; там должны были четырнадцатого июля собраться федераты со всей Франции и повторить клятву — жить свободными или умереть. Смрадное дыхание клеветы погубило этот проект; король отказался его утвердить. Я слишком глубоко чту соблюдение конституционного права, чтобы призывать вас возложить ответственность за этот отказ на министров; однако, если окажется, что, прежде чем батальоны будут сформированы, земля свободы будет осквернена, вам следует поступить с ними как с предателями! Сбросьте их самих в бездну, разверстую под ногами свободы из-за их нерадения или недоброжелательства! Сорвем, наконец, повязку, наброшенную интриганами и льстецами на глаза королю, и укажем ему, куда пытаются его завести вероломные друзья.
Ведь во имя короля французские принцы восстанавливают против нас европейские дворы; ради отмщения за его поруганную честь был заключен пильницкий сговор; ради защиты короля в Германию стекаются под знамя мятежа его бывшие телохранители; под предлогом оказания помощи королю эмигранты поступают на службу в австрийскую армию и готовятся растерзать собственное отечество; ради того, чтобы присоединиться к этим доблестным рыцарям, защитникам королевских прерогатив, некоторые оставляют свои посты перед лицом врага, нарушают клятвы, взламывают кассы, подкупают солдат, видя свою честь в подлости, клятвопреступлении, неповиновении, воровстве и убийстве. Короче, имя короля причастно ко всем бедствиям!
И вот я читаю в конституции:
"Если король встает во главе армии и идет войной на свой народ или не выражает официальным актом противодействие подобной попытке, осуществленной от его имени, это будет означать, что он отрекся от престола".
И пусть тогда король попробует сказать:
"Да, враги нации утверждают, что действуют с целью восстановить мою власть, — однако я доказал, что не являюсь их соучастником; я поступал согласно конституции: я отправил против них войска. Это правда, что войска были слишком слабыми, — однако в конституции не сказано, насколько сильные я должен выставить войска. Это правда, что я собрал их с опозданием, — однако в конституции не уточняется, когда именно я должен их собрать. Это правда, что их могли бы поддержать резервные лагеря, — однако конституция не обязывает меня формировать резервные лагеря. Это правда, что, когда генералы беспрепятственно продвигались по вражеской территории, я приказал им отступать, — однако в конституции не говорится, что я непременно должен побеждать. Это правда, что мои министры обманули Национальное собрание, дав неверные сведения о численности, диспозиции моих войск и их снабжении, — однако конституция дает мне право самому выбирать себе министров; она не обязывает меня оказывать доверие патриотам и изгонять контрреволюционеров. Это правда, что Национальное собрание приняло декреты, необходимые для защиты родины, и что я отказался их санкционировать, — однако конституция гарантирует мне это право. Наконец, это правда, что готовится контрреволюционный переворот, что деспотизм вновь вложит мне в руки свой железный скипетр, которым я вас всех сокрушу, что вы будете пресмыкаться, что я вас накажу, так как вы имели наглость возжаждать свободы, — однако все это совершается на конституционных основаниях. От меня не исходило ни одного документа, который осудила бы конституция, — значит, никому не позволено сомневаться в моей верности букве закона, моем усердии в деле ее защиты".
И если б было возможно, господа, чтобы в бедствиях губительной войны, в хаосе контрреволюционного переворота король французов обратился к ним с такой издевательской речью; если б было возможно, чтобы он говорил им о своей любви к конституции с такой оскорбительной иронией, — разве не вправе были бы мы ответить ему так:
"О король! Вы, несомненно, согласны с мнением тирана Лисандра, что правда ничем не лучше лжи и что необходимо отвлекать мужей клятвами, как детей отвлекают игрой в бабки; вы делали вид, что чтите законы, лишь для того, чтобы сохранить власть, необходимую для их нарушения; вы притворялись, что любите конституцию, ради того, чтобы она не прогнала вас с трона, где вы остаетесь, чтобы с ней же и расправиться; вы клянетесь в любви к нации, чтобы вам было удобнее ей изменять, внушая ей доверие; вы рассчитываете сегодня засыпать нас лицемерными протестами, разве не так? Неужели вы полагаете, что можете ввести нас в заблуждение относительно причины наших бед хитроумными извинениями и лукавыми софизмами? Неужели вы рассчитывали защитить нас, бросив против иностранных солдат силы настолько немногочисленные, что они даже не оставляли сомнения в нашем поражении? Неужели именно ради того, чтобы защитить нас, вы отклонили проекты, направленные на укрепление внутреннего положения королевства, или готовили сопротивление столь неспешно, что мы к тому времени уже стали бы добычей тиранов? Разве вы защищаете нас, не наказывая генерала, нарушившего конституцию, и тем самым связывая руки тем, кто ей верно служит? Может быть, вы ради нашей защиты постоянно выводите из строя правительство, беспрестанно изменяя состав кабинета министров? Конституция оставила за вами право выбора министров ради нашего блага или нам на горе? Она поставила вас во главе вооруженных сил во имя нашей славы или нам на позор? Наконец, она наделила вас правом утверждения декретов, цивильным листом и столькими высокими прерогативами ради того, чтобы вы, опираясь на законы, погубили конституцию и королевство? Нет, нет, вы, кого не смогло тронуть великодушие французов, вы, кому ведомо единственное чувство, — любовь к деспотизму, вы не сдержали обета, данного конституции! Она может погибнуть, но вам не придется вкусить плодов вашего клятвопреступления; вы не выступили с решительным протестом, когда свободу топтали с вашим именем на устах, однако вам не придется пожинать плоды этих позорных побед! Вы ничто для конституции, которую вы столь недостойно нарушили, а также для народа, который вы так подло предали!"
Поскольку только что приведенные мною факты имеют самое непосредственное отношение ко многим поступкам короля; поскольку очевидно, что лжедрузья короля из его окружения продались заговорщикам из Кобленца и горят желанием погубить короля, чтобы увенчать кого-нибудь из главарей своего заговора его короной; поскольку важно как для его личной безопасности, так и для безопасности государства, чтобы его поведение не вызывало подозрений, я предлагаю составить обращение к королю; оно напомнило бы ему об истинах, о которых я только что говорил, а также показало бы, что позиция нейтралитета, занятого им по отношению и к отечеству и к Кобленцу, будет рассматриваться как предательство по отношению к Франции.
Кроме того, я требую, чтобы вы объявили: отечество в опасности. Вы увидите, что на этот тревожный зов откликнутся все до единого граждане нашей страны, земля покроется солдатами и снова станут возможными чудеса, прославившие героев античности. Неужели французы, возродившиеся в восемьдесят девятом году, перестали быть патриотами? Разве не настало время объединиться всем: и тем, кто остался в Риме, и тем, кто удалился на Авентинский холм? Зачем вы ждете, когда, устав от революции или не сумев побороть привычки роиться вокруг дворца, люди слабые возьмут за правило говорить о свободе без воодушевления и о рабстве без отвращения? Какая нам уготована судьба? Не собираются ли установить военную диктатуру? Двор подозревают в коварных замыслах: он заставляет говорить о передвижениях войск, о законе военного времени; уже не удивить воображение народной кровью. Дворец короля французов вдруг превратился в крепость. А где же его враги? Против кого направлены его пушки и штыки? Друзья конституции были изгнаны из кабинета министров; бразды правления выпущены из рук, и это в то время, когда, чтобы их удержать, нужна в такой же мере сила, как и патриотизм. Повсюду разжигаются разногласия, фанатизм торжествует, потворство правительства способствует наглости иноземных государств, грозящих нам военным нашествием и оковами, охлаждает симпатии народов, втайне мечтающих о победе свободы. Вражеские когорты приходят в движение; интрига и измена строят козни; законодательная власть в ответ на заговоры издает суровые, но необходимые декреты, а рука короля их рвет! Пора, пора звать всех французов спасать отечество! Покажите им всю глубину разверстой бездны! Преодолеть ее они смогут только нечеловеческим усилием. Именно вам предстоит подготовить их к этому, сообщить тот электрический разряд, что позволит всей стране собраться с силами для прыжка. Сами же вы последуйте примеру спартанцев в Фермопилах или почтенных старцев римского сената, выходивших на порог своего дома и терпеливо ожидавших смерти, которую несли их родине дикие завоеватели. Нет, вам нет нужды возносить моления, чтобы из вашего праха поднялись те, кто отомстит за вас: в тот самый день как ваша кровь обагрит землю, тирания, ее гордыня, ее дворцы, ее заступники навсегда исчезнут с лица земли перед всемогуществом народа и народным гневом!"
