Мы видели, как отворились эти ворота, как геройски исполняли свой долг швейцарцы, как они вынуждены были отступить с боем — но не бежали, как они были уничтожены — но не побеждены; мы вместе с ними прошли, ступенька за ступенькой, всю лестницу, усеянную их телами; пойдем с ними шаг за шагом в Тюильри, который скоро будет устлан их трупами.

Когда стало известно, что король оставил дворец, две-три сотни офицеров, явившихся умереть вместе с королем, собрались в комнате телохранителей королевы, чтобы обсудить, следует ли им идти на смерть, если короля нет больше с ними, чтобы вместе умереть, в чем он торжественно поклялся.

Они решили пойти вслед за королем в Собрание.

Дворяне взяли с собой всех швейцарцев, кого только смогли найти, а также около двадцати национальных гвардейцев; всего набралось около пятисот человек, и они спустились в сад.

Путь преграждали ворота, именовавшиеся решеткой Королевы; хотели было взломать замок, но он не поддался.

Тогда самые сильные стали трясти решетку и выломали несколько прутьев.

Через пролом мог бы пройти отряд, но по одному человеку.

В тридцати шагах от них находились батальоны, охранявшие решетку Королевского моста.

Первыми через пролом вышли два солдата-швейцарца; они не успели сделать и несколько шагов, как были убиты.

Остальные прошли по их трупам.

Отряд продвигался под сильнейшим обстрелом; однако, поскольку швейцарцы в ярких мундирах представляли собой лучшую мишень, пули главным образом летели в них; вот почему во время этого перехода на двух убитых дворян и одного раненого пришлось шестьдесят убитых швейцарцев.

Убитыми оказались г-н де Кастежа и г-н де Клермон д’Амбуаз; ранен был г-н де Вьомениль.

Подходя к Национальному собранию, отряд прошел мимо караула, расположившегося на береговой террасе и незаметного за деревьями.

Караульные вышли отряду навстречу и открыли огонь; так было убито еще восемь или десять человек.

Остатки отряда, на расстоянии около восьмидесяти шагов потерявшего восемьдесят человек, поспешили к лестнице Фейянов.

Герцог де Шуазёль, издалека увидевший бегущих, обнажил шпагу и под обстрелом пушек, расположенных на Королевском и Разводном мостах, попытался вновь собрать отряд.

— В Национальное собрание! — крикнул он.

Полагая, что уцелевшие четыре сотни человек следуют за ним, он побежал по коридорам и взлетел по лестнице, которая вела в зал заседаний.

На верхней ступеньке он столкнулся с Мерленом.

— Что вы здесь делаете со шпагой в руках, несчастный? — воскликнул депутат.

Господин де Шуазёль оглянулся: он был один.

— Вложите шпагу в ножны и ступайте к королю, — посоветовал ему Мерлен. — Вас видел только я, значит, не видел никто.

Что же сталось с отрядом, который, по предположениям г-на де Шуазёля, должен был следовать за ним?

Пушечная канонада и ружейная пальба заставили людей развернуться, и они, словно опавшие листья, закружившиеся в вихре и подхваченные ветром, метнулись вдоль Оранжерейной террасы.

Оттуда беглецы устремились на площадь Людовика XV в направлении Королевской кладовой, чтобы попасть на бульвары или на Елисейские поля.

Господин де Вьомениль, еще около десятка дворян и пятеро швейцарцев укрылись в особняке венецианского посольства, расположенном на улице Сен-Флорантен, двери которого по счастливой случайности оказались незаперты. Теперь они были спасены!

Другая часть отряда пыталась пробиться на Елисейские поля.

У основания памятника Людовику XV стояли пушки; две из них выстрелили картечью, разметав бегущих на три группы.

Первая побежала по бульвару и была встречена жандармерией, подъезжавшей вместе с батальоном Капуцинок.

Беглецы подумали, что они спасены. Господин де Виллер, бывший офицер штаба жандармского полка, с распростертыми объятиями побежал к одному из всадников, крича на бегу: "Сюда, друзья мои!"

Всадник вынул из седельной кобуры пистолет и выстрелил в него в упор.

При виде этой сцены тридцать швейцарцев и один дворянин, королевский паж, бросились в здание морского министерства.

Там они стали совещаться, что им надлежит предпринять.

Швейцарцы решили сдаться; увидев восьмерых санкюлотов, они сложили оружие и крикнули: "Да здравствует нация!"

— Ага, предатели! — загалдели санкюлоты. — Сдаетесь, потому что деваться некуда? Кричите "Да здравствует нация!" и думаете, что вас это спасет? Не будет вам пощады!

И тут же, два швейцарца упали: одному пика вонзилась в грудь, другой был сражен пулей.

Им сразу же отрезали головы, насадив их на острия пик.

Возмущенные убийством своих товарищей, швейцарцы хватаются за ружья и открывают ответный огонь.

Семь санкюлотов из восьми падают.

Швейцарцы в надежде на спасение бросаются к главным воротам, но оттуда на них смотрит жерло пушки.

Они отступают назад — пушка неумолимо надвигается; беглецы забиваются в угол двора — пушка разворачивается в их сторону и стреляет!

Двадцать три швейцарца из двадцати восьми убиты.

К счастью, пока дым от выстрела не рассеялся, позади пятерых уцелевших швейцарцев и бывшего королевского пажа отворяется дверь.

Все шестеро бросаются в эту дверь, она за ними захлопывается; патриоты не успели из-за дыма разглядеть эту лазейку, укрывшую от них уцелевших врагов; они думают, что перебили всех до единого, и уходят прочь с торжествующими криками, катя за собой пушку.

Вторая группа состояла приблизительно из тридцати солдат и дворян; командовал ею г-н Форестье де Сен-Венан. Окруженный со всех сторон врагами при въезде на Елисейские поля, командир решил, по крайней мере, дорого продать свою жизнь: обнажив шпагу, он во главе своих людей, примкнувших штыки, трижды атаковал батальон, разместившийся у подножия статуи; в этих трех атаках он потерял пятнадцать человек.

С пятнадцатью другими он попытался пробиться на Елисейские поля, но ружейный залп отнял у него еще восьмерых; семь оставшихся в живых разбежались кто куда, но их преследовали жандармы до тех пор, пока не изрубили саблями всех до единого.

Господин де Сен-Венан хотел было укрыться в "Посольском кафе", как вдруг один из жандармов, заметив его, пустил коня в галоп, перескочил канаву, отделявшую тротуар от проезжей части, и выстрелил несчастному офицеру в спину.

Третьему отряду, состоявшему из шестидесяти человек, удалось добраться до Елисейских полей; он направлялся к Курбевуа, повинуясь тому же инстинкту, который заставляет голубей возвращаться в родную голубятню, а овец — в овчарню: в Курбевуа находились казармы.

Однако отряд окружила конная жандармерия и огромная толпа, и всех повели в ратушу, где намеревались отдать их под стражу; на Гревской площади, через которую лежал их путь, собралось две или три тысячи человек; они отбили пленных у конвоя и растерзали.

Молодой дворянин, шевалье Шарль д’Отишан, бежал из дворца по улице Эшель, зажав в каждой руке по пистолету; двое незнакомых людей пытаются его остановить: он убивает обоих; его окружает чернь, хватает и тащит на Гревскую площадь, чтобы там торжественно предать смерти.

К счастью, его забывают обыскать; помимо выброшенных им за ненадобностью пистолетов, у него еще есть нож; он раскрывает его в кармане, ожидая подходящей минуты, чтобы им воспользоваться. В тот момент как он оказывается на ратушной площади, там расправляются с шестьюдесятью швейцарцами, которых только что туда привели; зрелище это отвлекает внимание его охранников; он убивает двоих, стоящих к нему ближе других, потом, словно змея, скользнув в толпу, исчезает.

Дворец покинули: сотня человек, сопровождавших короля в Национальное собрание, укрывшихся у фейянов и обезоруженных; пятьсот человек, чью историю мы только что рассказали; несколько беглецов-одиночек, подобно г-ну Шарлю д’Отишану, счастливо избежавших смерти.

Остальные погибли в вестибюле, на ступенях и площадках лестниц или были убиты либо в апартаментах, либо в часовне.