Любовь была самой универсальной эмоцией. Не все испытывают ее, но все хотят ее — даже те, кто говорит, что не хочет, и пресс-конференция Бриджит затронула эту основную потребность. Она больше не была просто королевской особой. Она была человеком и, что еще важнее, близка каждому человеку, который по каким-то причинам не может быть с тем, кто ему нужен.

Нет ничего более сильного, чем власть, к которой люди могут относиться.

План Бриджит сработал лучше, чем мы могли надеяться, но было неприятно видеть мое лицо на всех газетных киосках и видеть, как люди останавливаются и смотрят, куда бы я ни пошел.

Но я согласился на этот план, зная, что он уничтожит любую видимость приватности, которая у меня оставалась, и если выход из тени в центр внимания — это то, что нужно для того, чтобы мы были вместе, я дам интервью каждому проклятому журналу.

Бриджит, помощница Эрхалла, и я ждали ответа председателя на визит Бриджит.

Я услышал, как захлопнулся ящик стола, затем последовало несколько секунд тишины, после чего дверь распахнулась, явив раздраженного Эрхалла.

Узлы в моих мышцах удвоились. Мой отец. Я не знаю, чего я ожидал. Может быть, сокращения желудка при виде человека, который формально был одной половиной меня, или ненависти, которая кипела под поверхностью более трех десятилетий, ожидая дня, когда я смогу выплеснуть ее в граде кулаков, крови и проклятий.

Вместо этого я ничего не почувствовал. Ничего, кроме смутного отвращения к чрезмерно уложенным, смазанным гелем волосам Эрхалла и злости на его натянутую, граничащую с неуважением улыбку, которой он одарил Бриджит.

— Ваше Высочество. Пожалуйста, входите. — Его тон показал, что он был не слишком рад такому сюрпризу, и он не обратил на меня внимания, когда мы вошли в его большой, отделанный дубовыми панелями кабинет.

Я изучал Эрхалла, пытаясь увидеть сходство между нами. Я заметил намек на него в изгибе его скул и лба. Оно не было настолько очевидным, чтобы незнакомые люди, взглянув на нас, догадались, что мы родственники, но оно было, если присмотреться.

Я моргнул, и сходство исчезло, сменившись прищуренным взглядом и холодными, расчетливыми глазами.

— Итак. — Эрхалл сцепил пальцы под подбородком, его губы были такими же сжатыми, как и все лицо. — Сама наследная принцесса посетила меня в моем кабинете. Чем я обязан такой чести?

— У меня есть пункт повестки дня для следующего заседания парламента. — Бриджит излучала авторитет, и во мне вспыхнула гордость. Она прошла долгий путь с того дня, когда мы сидели в ее гостиничном номере в Нью-Йорке и смотрели по телевизору отречение Николая от престола. Во время его речи она выглядела так, будто ее тошнило, но сегодня от той испуганной, неуверенной девушки не осталось и следа. — Открыть голосование за отмену закона о королевских браках.

Эрхалл секунду смотрел на нее, а потом рассмеялся. Громко.

Рычание вырвалось у меня из горла, но я заставил себя промолчать. Это было шоу Бриджит.

— Я думал, что это еще один вопрос для граждан, — сказал Эрхолл. — Боюсь, я не могу этого сделать. Этот закон — один из старейших в Эльдорре, и как бы… трогательна ни была ваша пресс-конференция, это традиция. Не говоря уже о том, что у нас есть гораздо более важные вопросы, включая проблему загрязнения воды, на которую вы обратили наше внимание в прошлом месяце. Вы же хотите, чтобы жители Хедельберга получали чистую питьевую воду, не так ли?

Бриджит улыбнулась, не моргнув глазом на его грубую угрозу.

— Боюсь, вы меня неправильно поняли. Это не было просьбой, и я верю, что парламент достаточно компетентен, чтобы решать более одного вопроса за раз. Если это не так, я предлагаю изменить порядок управления советом, господин Председатель… или вообще сменить председателя.

Усмешка Эрхалла исчезла, и его лицо ожесточилось.

— При всем уважении, Ваше Высочество, парламент из вежливости советуется с Короной, но никто, даже Его Величество, не диктует закон.

— Тогда хорошо, что я не диктую закон. — Бриджит скрестила ноги, ее осанка была безупречной, когда она смотрела на него. — Я говорю вам отменить один закон. Он устарел и не имеет практической ценности для страны и народа. Без ценности традиция — это всего лишь подражание прошлому, и народ с этим согласен. Недавний опрос показал, что общественность одобряет отмену на девяносто три процента.

Грудь Эрхалла вздымалась от негодования.

— Позвольте с вами не согласиться. Традиции — это основа этой страны, этого офиса и вашего офиса. Мы не можем по своей воле разрушать ее. Так что нет, боюсь, я не могу вынести это предложение на обсуждение. Неважно, сколько сувенирных футболок с лицом мистера Ларсена они будут продавать, — добавил он с небольшой усмешкой.

Мы с Бриджит обменялись взглядами.

Ты уверен?

Да. Сделай это.

Короткий, лаконичный и немой. Самый эффективный разговор, который у нас когда-либо был.

— Вы должны больше заботиться о внимании общественности мистера Ларсена, — сказала Бриджит, ее мягкий тон не предупреждал, прежде чем она бросила бомбу. — Учитывая, что он ваш сын.

Большинство взрывов были оглушительными, зубы и барабанные перепонки трещали от силы выброса энергии. Этот взрыв был беззвучным, но в сотни раз более смертоносным: его ударные волны обрушились на Эрхалла раньше, чем он успел заметить их приближение.

Я мог точно определить момент удара. Его лицо потеряло цвет, и самодовольство исчезло из его глаз, когда они метались между мной и Бриджит. Туда-сюда, туда-сюда, как два шарика для пинг-понга, застрявшие в маятнике.

— Это… он… это ложь, — прошипел Эрхалл. — У меня нет сына.

— Мичиган, лето восемьдесят шестого года, — сказал я. — Дейдра Ларсен.

Я не думал, что это возможно, но лицо Эрхалла побледнело еще больше, пока не стало соответствовать цвету его накрахмаленной рубашки.

— Судя по вашей реакции, вы ее помните. — Я наклонился вперед, мое лицо скривилось в мрачной улыбке, когда он отступил на дюйм в ответ. На его лбу блестела слабая капелька пота. — Кстати, она умерла. Пристрастилась к алкоголю и наркотикам после того, как кусок дерьма, ничтожество, бросил ее, когда она сказала ему, что беременна. Передозировка случилась, когда мне было одиннадцать.

Мне показалось, что я уловил вспышку сожаления в глазах Эрхалла, прежде чем он скрыл ее.

— Мне жаль это слышать. — Мышцы на его челюсти напряглись, и он потянулся к галстуку, но опустил руку, прежде чем прикоснулся к нему. — Но, боюсь, я не знаю никакой Дейдры Ларсен. Вы приняли меня за кого-то другого.

Мои руки сжались в кулаки. Бриджит положила руку мне на колено, ее прикосновение было прохладным и успокаивающим, и я выдохнул, заставляя себя расслабиться.

Я был здесь не для того, чтобы избивать Эрхалла, по крайней мере, не физически. У нас была более важная цель.

— Это не то, что говорит тест ДНК. — Я потянулся в карман и шлепнул бумаги, любезно предоставленные Андреасом, на стол со стуком, который заставил Эрхалла подпрыгнуть. — Взгляните, если не верите мне.

Он не притронулся к ним. Мы оба знали, что то, что я сказал, было правдой.

— Что вам нужно? — Эрхалл восстановил часть своего самообладания. — Деньги? Титул? — Он поднял бровь. — Ежемесячные мероприятия по сближению?

Несмотря на свой насмешливый тон, он уставился на меня со странным выражением, которое почти…

Нет. В тот день, когда я с готовностью включусь в любую форму мероприятий по "сближению" с ним, в аду образуются сосульки.

— Ее Высочество уже сказала вам. — Я наклонил голову в сторону Бриджит. Она спокойно сидела рядом со мной, ее выражение лица было нейтральным, почти скучающим, когда она наблюдала за нашим разговором. — Мы хотим, чтобы вы открыли голосование об отмене закона о королевских браках.

— А если нет?

— Вы сможете обнаружить, что новость о вашем давно потерянном внебрачном ребенке попала на первую полосу следующего номера Daily Tea, — сказала Бриджит. — Гипотетически говоря, конечно. Журналисты могут получить в свои руки самые дьявольские вещи. — Она покачала головой. — Жаль, что они не хотят подождать до окончания выборов. В этом году у вас довольно сильный соперник. Один намек на скандал может склонить всё в его пользу. Но что я знаю? — Ее улыбка вернулась. — Я всего лишь "симпатичное личико".