Микаэла была права. По поцелую можно было узнать все.

Я потянула Риза за волосы, отчаянно желая большего. Больше его прикосновений, его вкуса, его запаха. Я хотела заполнить каждый дюйм своей души этим мужчиной.

Он взял мою нижнюю губу между зубами и потянул. Я задыхалась, настолько возбужденная, что чувствовала свою влагу на бедрах.

— Тихо, — прохрипел он. — А то кто-нибудь услышит. — Он провел ладонью по моей внутренней стороне бедра до самой сердцевины и издал низкий стон, когда обнаружил, насколько я мокрая. — Ты убиваешь меня, принцесса.

Он провел большим пальцем по моему клитору через намокшие трусики, и я сдержала стон, выгнувшись навстречу его руке. Он сдвинул мои трусики в сторону, и…

За дверью рядом с моей скрипнула кровать.

Мы с Ризом замерли в унисон, наше дыхание стало тяжелым.

Мы так увлеклись своими делами, что забыли о людях, спящих всего в нескольких футах от нас.

Мы услышали еще один скрип, за которым последовало шарканье кого-то, встающего с кровати. Хенрик, если судить по направлению звука.

Риз выругался себе под нос и отдернул руку. Это был разумный поступок, но мне все равно хотелось плакать от потери контакта.

Он открыл дверь в мою комнату и мягко втолкнул меня внутрь.

— Завтра вечером. Беседка, — сказал он низким голосом. — Мы пойдем вместе.

За заброшенной фермой, примерно в пятнадцати минутах ходьбы от нашей гостиницы, стояла беседка. Мы проходили мимо нее по дороге в город.

— И принцесса… не надевай нижнее белье.

Пульсация между ног усилилась.

Риз закрыл мою дверь, как раз когда открылась дверь Хенрика. Их голоса проникали сквозь дерево, когда я на цыпочках подошла к своей кровати и забралась в нее, моя голова кружилась от событий последнего часа.

Будет ли удовольствие стоить возможной боли?

Чтобы узнать ответ, мне достаточно было прислушаться к бешеному стуку своего сердца.

Риз

Я пытался сопротивляться. Правда, пытался.

Возможно, мне бы это удалось, если бы Бриджит была красивой и никем другим. Красота, сама по себе, ничего для меня не значила. Моя мать была красивой, пока не перестала быть таковой — я имею в виду не внешнюю красоту.

Но в этом-то и была проблема. Бриджит не была красавицей и ничем другим. Она была всем. Тепло, сила, сострадание, юмор. Я видел это в том, как она смеялась, в ее сочувствии, когда она выслушивала проблемы людей, и в ее спокойствии, когда они кричали ей обо всем, что, по их мнению, не так в стране.

Я знал, что она больше, чем просто симпатичное лицо, задолго до этой поездки, но что-то внутри меня сломалось прошлой ночью. Может быть, это было то, как она смотрела на меня, как будто считала меня всем, хотя я был никем, а может быть, это было осознание того, что она может быть оторвана от меня в любой момент. Она может обручиться на следующей неделе, и я навсегда потеряю даже возможность быть с ней.

Что бы это ни было, оно уничтожило все остатки моего самообладания. Коста-Рика была трещиной, но это? Это было полное уничтожение.

Трава шуршала, когда мы с Бриджит пробирались через поля к беседке. Мы пробрались туда после того, как все легли спать, и хотя было уже поздно, луна светила достаточно ярко, и нам не нужны были фонарики наших телефонов, чтобы указывать путь.

Было ли то, что мы делали — то, что мы собирались делать — плохой идеей? Да, черт возьми. Наша история была обречена на трагический конец, но когда ты уже находишься в поезде, несущемся к обрыву, все, что ты можешь сделать, это держаться крепко и считать каждую секунду.

Мы молчали, пока не дошли до беседки, где она подошла к середине и осмотрела все вокруг. Несмотря на потрескавшуюся краску, она выдержала испытание временем на удивление хорошо.

— Сюда никто не приходит? — спросила она.

— Ни души. — Я провел свое исследование. Население городка было небольшим, но он раскинулся на огромных акрах ферм. Гостиница была ближайшим обитаемым зданием, и все в ней спали. Я убедился в этом, прежде чем отправить Бриджит сообщение с просьбой встретиться со мной в холле.

— Хорошо. — Ее ответ прозвучал слегка запыхавшись.

В Южной Эльдорре было гораздо теплее, чем в Атенберге, и мы могли обходиться без курток даже ночью. Я надел свою обычную форму — футболку, боевые штаны и ботинки, а Бриджит — фиолетовое платье, облегающее ее бедра.

Я впитывал ее, не упуская ни одной детали. Прядки волос, вьющиеся вокруг ее лица, нервное предвкушение в ее глазах, то, как ее грудь поднималась и опускалась в такт моему собственному неровному дыханию.

Часть меня хотела подойти, задрать ее юбку и трахнуть ее прямо там. Другая часть меня хотела насладиться этим моментом — последними дикими, бьющимися секундами перед тем, как мы разрушим все, что осталось от наших границ.

По своей природе я следовал правилам. Так я прожил большую часть своей жизни. Но ради Бриджит я бы нарушил все правила.

Мне понадобилось всего шесть недель разлуки с ней и еще шесть чертовых агоний, чтобы принять правду, но теперь, когда я это сделал, пути назад уже не было.

— Итак. — Бриджит заправила прядь волос за ухо, ее рука дрожала. — Теперь, когда мы здесь, что вы планируете, мистер Ларсен?

Я улыбнулся, медленно и лукаво, и по ее телу прошла мелкая, едва заметная дрожь.

— У меня много планов на тебя, принцесса, и каждый из них заканчивается тем, что мои пальцы, язык или член оказываются в твоей маленькой сладкой киске.

Я не стал тратить время на пустые разговоры. Это длилось два года, с тех пор как я ступил на ее подъездную дорожку и увидел, что она смотрит на меня большими голубыми глазами.

Бриджит фон Ашеберг была моей и только моей. Не имело значения, что она не принадлежала мне. Я все равно забирал ее, и если бы я мог вытатуировать себя на ее коже, зарыться в ее сердце и вытравить себя в ее душе, я бы сделал это.

Ее глаза расширились, но прежде чем она успела ответить, я сократил расстояние между нами и рукой взял ее подбородок.

— Но сначала я хочу прояснить одну вещь. С этого момента ты моя. Никакой другой мужчина к тебе не прикоснется. А если прикоснется… — Мои пальцы впились в ее кожу. — Я знаю семьдесят девять способов убить человека, и семьдесят из них я могу подставить как несчастный случай. Понимаешь?

Она кивнула, ее грудь поднималась и опускалась быстрее, чем обычно.

— Я серьезно, принцесса.

— Я понимаю. — Определенно запыхавшись.

— Хорошо. — Я провел большим пальцем по ее нижней губе. — Я хочу услышать, как ты это скажешь. Кому ты принадлежишь?

— Тебе, — прошептала она. Я уже чувствовал запах ее возбуждения, сладкий и пьянящий, и не мог больше сдерживаться.

— Именно так, — прорычал я. — Мне.

Я схватил ее за шею, притянул к себе и прижался губами к ее губам. Она обвила руками мою шею, ее тело было теплым и податливым, когда я впился в ее рот. На вкус она была как мята и клубника, и я хотел большего. Нуждался в большем.

Мое сердце громко стучало в груди в такт пульсирующему члену. Все мои чувства обострились до почти болезненной ясности: ее вкус на моем языке, ощущение ее кожи под моими руками, запах ее духов и звуки ее хныканья, когда она прижималась ко мне, словно мы тонули, и я был ее последним спасательным кругом.

Я прижал Бриджит спиной к одной из деревянных балок, задрал ее платье на бедрах и раздвинул ее бедра коленом. Я потянулся к ней между ног и одобрительно хмыкнул, когда обнаружил, что она скользкая и голая для меня.

— Без нижнего белья. Хорошая девочка, — промурлыкал я. — Потому что если бы ты ослушалась моего приказа… — Я прикусил ее нижнюю губу и ввел палец в ее тугое, влажное тепло, улыбаясь, когда услышал ее вздох. — Мне пришлось бы наказать тебя.

Ее бедра вздрогнули, когда я ввел в нее еще один палец. Я вводил и выводил их, сначала медленно, потом все быстрее, пока не оказался глубоко в ней, и грязные звуки моих пальцев, вводимых и выводимых из нее, смешивались с ее стонами.