Всё мое тело напряглось по нескольким причинам.

— То, что у него нет титула, не означает, что он ниже тех, у кого он есть.

Мне следовало бы согласиться с ее словами, потому что, видит Бог, я не хотела поощрять ее влечение к Ризу, но мне не нравился намек на то, что аристократы лучше только потому, что им повезло родиться в титулованной семье.

Микаэла удивленно моргнула, услышав мой резкий тон.

— Конечно, нет, — сказала она. — Но ты понимаешь социальную динамику, Бридж. Вступать в отношения с персоналом — это так вульгарно. А я дочь барона. — Необычная нотка горечи пронзила ее последнее предложение. — Мое общественное положение недостаточно высоко, чтобы пережить подобный скандал.

У аристократии была строгая иерархия, и бароны и баронессы сидели на самом дне. Я подозревала, что отчасти поэтому Микаэла так старалась наладить связи и оставаться на вершине светских сплетен, чтобы преодолеть свой кажущийся более низким статус, хотя ее семья все равно была богаче среднего эльдорранца.

— Как я уже сказала, очень жаль, но, по крайней мере, я могу смотреть на него. — Микаэла снова засияла. — Тебе так повезло, что у тебя есть горячий телохранитель. Или нет, раз ты не можешь с ним переспать.

Она рассмеялась, и я заставила себя присоединиться.

— Конечно, нет, — сказала я. — Это было бы безумием.

Риз

Я был зависим.

Я, человек, который всю свою жизнь избегал большинства веществ, вызывающих зависимость — наркотиков, курения, алкоголя, даже сахара, в какой-то степени, — нашел единственное, перед чем я не мог устоять.

Сила, стойкость и свет, заключенные в пяти футах девяти дюймах кремовой кожи и холодного спокойствия, скрывали под собой огненное сердце.

Но, черт возьми, если она была зависимостью, я никогда не хотел лечиться.

— Ты собираешься нарисовать меня, как одну из своих француженок? — поддразнила Бриджит, вытянув руки над головой.

Мой член подпрыгнул от интереса при виде ее, лежащей на диване, обнаженной, хотя, честно говоря, было очень мало вещей, которые делала Бриджит, чтобы не заинтересовать мой член.

У нее был редкий выходной после утренних встреч, и мы провели весь день в номере отеля на окраине Атенберга. Если бы кто-нибудь спросил, Бриджит сказала, что у нее был день спа, но на самом деле мы только и делали, что трахались, ели и снова трахались. Это было самое близкое к настоящему свиданию, которое мы когда-либо получали и могли получить.

— Осторожнее с дразнилками, принцесса, если не хочешь получить бородавку на своем портрете, — пригрозил я.

Она усмехнулась, и это зрелище поразило меня как удар в живот.

Я никогда не устану от ее улыбок. Ее настоящие улыбки, а не те, которые она показывала публике. Я видел Бриджит обнаженной, в шикарных платьях и в нижнем белье, но она никогда не была прекраснее, чем когда была сама собой, лишенная всех притворств, которые заставлял ее носить титул.

— Ты бы не стал. — Она перевернулась и подперла подбородок руками, которые лежали на спинке дивана. — Ты слишком перфекционист в своем искусстве.

— Это мы еще посмотрим. — Но она была права. Я был перфекционистом в своем искусстве, и картина, над которой я работал сейчас, могла стать моей любимой, не считая ее картины в Коста-Рике, которая окончательно сломала мой творческий блок. — Хм, давай посмотрим. Я добавлю третий сосок здесь… волосатую бородавку там…

— Остановись! — Бриджит рассмеялась. — Если ты собираешься нарисовать мне бородавки, то хотя бы нарисуй их где-нибудь в незаметном месте.

— Хорошо. На твоем пупке.

На этот раз я был единственным, кто смеялся, когда она швырнула в меня подушкой.

— Годы ворчливости, и внезапно у тебя появились шутки.

— У меня всегда были шутки. Я просто никогда их не рассказывал. — Я затенял ее волосы. Они рассыпались по спине, следуя изящному изгибу шеи и плеч. Ее губы разошлись в небольшой улыбке, а глаза сверкали озорством. Я приложил все усилия, чтобы сделать набросок углем реалистичным, хотя ничто не могло сравниться с реальностью.

Мы погрузились в уютное молчание — я делал наброски, Бриджит наблюдала за мной с мягким, сонным выражением лица.

Я был более расслаблен, чем когда-либо, несмотря на то, что все еще был в состоянии повышенной готовности к тому, что кто-то может пробраться в мой гостевой дом. Я обновил систему безопасности и добавил скрытые камеры, изображение с которых поступало прямо на телефон. Пока ничего необычного не произошло, так что оставалось только ждать и наблюдать.

Пока что я наслаждался одним из редких моментов, которые мы с Бриджит могли провести вместе, не беспокоясь о том, что нас кто-то застукает.

— Ты когда-нибудь показываешь свое искусство кому-нибудь? — спросила она через некоторое время. Закат приближался, и золотистый свет позднего вечера окутал ее потусторонним сиянием.

— Я показываю его тебе.

— Кроме меня.

— Нет. — Даже Кристиан не видел моих набросков, хотя знал об их существовании. То же самое с моим старым терапевтом.

Бриджит подняла голову, ее губы удивленно разошлись.

— Так я…

— Первый человек, которому я показал? Да. — Я сосредоточился на завершении своего наброска, но чувствовал на себе тяжесть ее взгляда.

— Мистер Ларсен.

— Да? — проговорил я, уловив чувственную нотку в ее голосе.

— Иди сюда.

— Ты приказываешь мне?

Бриджит снова ухмыльнулась.

— Может быть. У меня проблема, и мне нужна твоя помощь.

Со вздохом я отложил карандаш.

— У тебя нет проблемы. Это ты проблема.

Я подошел к дивану, и она завизжала, когда я поднял ее и посадил к себе на колени. Мой член прижался к ее киске, нас разделяла только ткань моих трусов.

— Я здесь. Что теперь?

— Теперь… — Она поднялась на колени, чтобы стянуть мои трусы. — Ты поможешь мне. Я немного напряжена.

Я с шипением выдохнул, когда она опустилась на мой член.

— Ты ненасытна. — Такая царственная на людях, Бриджит была настоящим фейерверком в спальне. Или в гостиной, или в душе, или на кухне.

Ее ухмылка расширилась.

— Тебе это нравится.

Моя усмешка переросла в стон, когда она вошла в изысканный ритм.

— Да, принцесса. Мне нравиться. — Я наблюдал за ней, получая почти такое же удовольствие от возбуждения на ее лице, как и от ощущения ее киски, захватывающей меня.

Полчаса спустя, после того как мы оба запыхались и насытились, я обнял ее, когда мы лежали на диване. Это был мой любимый тип моментов с Бриджит — спокойные моменты, когда мы могли просто побыть вместе. У нас их было так мало.

— Откуда у тебя это? — Она провела пальцами по шраму на моей брови. — Ты никогда не рассказывал мне об этом.

— Ударился об стол. — Я рассеянно погладил руку Бриджит. — Моя мать впала в ярость и ударила меня сзади. Я упал. Мне повезло, что не попал в глаз, а то был бы чертовым пародистом-пиратом.

Бриджит не улыбнулась на мою неудачную попытку пошутить. Вместо этого она снова провела пальцами по шраму, а затем прижалась к нему губами в нежном поцелуе, как она сделала в Коста-Рике со шрамами на моей спине.

Я закрыл глаза, в груди было тяжело и тесно.

Я говорил о своей матери с Бриджит больше, чем с кем-либо другим, включая моего старого психотерапевта. Это было уже не так трудно, но Бриджит умела делать легкими даже самые трудные для меня вещи.

Расслабиться. Поговорить. Смеяться. Простые вещи, которые помогли мне снова почувствовать себя почти человеком.

— Ты когда-нибудь думал о том, чтобы найти своего отца? — спросила она. — Для завершенности.

— Думал об этом? Да. Действовал? Нет. — Если бы я захотел, я мог бы разыскать отца хоть завтра. Кристиан не раз говорил мне, что ему потребуется не более нескольких нажатий на кнопку, чтобы откопать для меня эту информацию, но мне это было неинтересно. — У меня нет никакого интереса встречаться с ним. Если бы я это сделала, меня бы, наверное, арестовали за убийство.