Из каменной подворотни появился человек. Он целился в Смирнова из миниатюрного автомата, целился тщательно, наверняка.

Ниоткуда на освещенной мостовой возник второй человек. Раскорячившись и держа пистолет двумя руками, он слал пулю за пулей в человека с автоматом, который на свою беду за миг до этого видел только Смирнова. Человек с автоматом опустил автомат, постоял секунду и рухнул.

От набережной на бешеной скорости неслась казаряновская машина. Человек с пистолетом помог Смирнову подняться.

— Саня, ты живой?! — проорал вырвавшийся из машины Казарян. Стоявший на слабых ногах Смирнов очнулся вдруг и заорал тоже:

— Рома, там наверху, на пустыре, только что баба была. Поймай ее! И, вытащив наконец парабеллум, протянул его Казаряну. Казарян схватил пистолет и рванулся наверх.

В окнах ближайших домов загорался свет.

Человек с автоматом лежал лицом вниз и раскинув руки. Смирнов и человек с пистолетом направились к нему. Смирнов хромал сильнее обычного.

— Вас не задело, Александр Иванович? — спросил человек с пистолетом. И только сейчас Смирнов узнал его:

— Сырцов.

— Я, Александр Иванович. Что у вас с ногой?

Смирнов с трудом согнул хромую ногу, посмотрел на ботинок. Каблук его выходного австрийского башмака был срезан, как ножом. Засмеялся нервно, пояснил:

— Кривая нога лечь вовремя не успела. Вот каблуку и досталось.

От подъезда бежал Алик. Добежал, прижал Смирнова к себе:

— Ты живой, живой, старый дурак!

Смирнов осторожно освободился от Алькиных рук и предложил Сырцову:

— Давай-ка клиента повнимательней осмотрим.

Подошли к телу вплотную, не трогая, стали рассматривать.

— А что у него за машина? — спросил Смирнов. Сырцов не успел ответить — опередил Алик:

— Укороченный "калашников". — И, оправдываясь, под удивленными взглядами Смирнова и Сырцова пояснил свою осведомленность: — Во всех американских проспектах он изображен.

— Кто ты такой? — Смирнов присел на корточки, чтобы получше рассмотреть клиента. И первое, что он увидел, была наколка на правой руке. Голубыми контурами изображенные спасательный круг и якорь. Смирнов спросил у Сырцова:

— Леонид где? Паренек по его части.

— Патрульная машина подъедет, и я его вызову.

— А ты как здесь оказался?

— У нас здесь вторые сутки пост, Александр Иванович.

— Ясненько. Ай да Махов! — Смирнов еще раз глянул на тело молодого человека без особых примет. — А стреляешь ты, Сырцов, лихо.

— Я не стрелять должен был, а взять его. Как же я его не заметил до вашего приезда!

— Ты не одного, ты по крайней мере троих не заметил.

— Как троих?

— Да так. Этого вон, сигнальщика, который его оповестил.

— Саня, — перебил его Алик. — Ромка бабу какую-то ведет.

— А третий с этой бабой был, — завершил перечисление тех, кого не заметил Сырцов, Смирнов, глядя, как сверху приближаются Казарян с бабой.

Казарян вел расхристанную зареванную не бабу — молодку, — вел, придерживая ее за плечо, чтобы не побежала куда не надо. Молодка была титяста до невозможности — того женского генотипа, в котором торжествует странная закономерность: чем больше бюст, тем стесаннее бедра. Милая эта парочка подошла. Молодка всхлипывала.

— Ты почему звала на помощь? — спросил Смирнов.

— Он попросил, — ответил молодка и зашлась икотным плачем. Смирнов терпеливо дождался, пока рыдания поутихли малость, и задал второй вопрос:

— Кто он? Рассказывай подробно.

— Леопольдом назвался. В честь меня, говорит, кота в мультяшке назвали. Он со мной в баре на Остоженке познакомился, я Лариску ждала, а он подсел.

— Где ж ты надралась? Бар-то безалкогольный.

— У него с собой было. Мы в баре посидели, посидели, а Лариски все нет. Он и говорит: пойдем, Таня, на волю, выпьем. Стакан в баре взяли и пошли. Здесь вот на лавочке устроились. Выпили, а он и говорит: "Хочу, Таня, своего приятеля проверить — смелый он или трусливый. Когда он домой будет возвращаться, ты закричишь: "Помогите, помогите!" "Если он сюда побежит, то храбрый, если не побежит, то трус". Вот я и заорала громко, как он просил.

— А взвыла так громко отчего?

— Тут взвоешь. Я крикнула два раза "помогите", а он как за сосок крутанет, крутанет! Да так больно, так больно!

— Как же он сразу так точно за сосок твой ухватился?

— А он не сразу. Он для своего удовольствия у меня за пазухой шарил.

— Контрактованная, что ли, лимитчица?

— Какая я вам лимитчица, — обиделась Таня. — Я пятый год в Москве. А он, как только меня за сосок помучил, вскочил и убежал.

И сверху, от Остоженки, и снизу, от набережной, донеслись тоскливые звуки милицейских сирен.

— Наконец-то, — облегченно сказал Сырцов.

Сверху прибыла патрульная — "газик", снизу оперативная — "Волга". Сырцов подошел к "Волге", предъявил в окошко удостоверение и громко сказал:

— Общемосковская операция. Прошу срочно соединиться с дежурным и доложить следующее: "Немедленно необходим капитан Махов. На участке старшего лейтенанта Сырцова ЧП".

В "Волге" засуетились, стали кричать в телефон. Смирнов подсказал Сырцову:

— Скажи им, чтобы пустырь сейчас же прочесали. Пусть бутылку и стакан ищут. А то вон столпились, дармоеды чертовы!

Действительно милиционеры из "газика" с интересом рассматривали труп.

— Дело есть, ребята! — бодро оповестил милиционеров Сырцов и повел их на пустырь.

Освещенные окна вокруг распахнулись: с прибытием милиции для зрителей экстраординарного происшествия безопасность была обеспечена, и зрители с комфортом приступили к основному занятию зрителей — зреть.

— А мне что сделают? — встрепенулась Таня, с надеждой глядя на Казаряна и Смирнова.

— Еще раз сосок крутить будут, — пообещал Казарян.

— Сейчас начальник большой приедет, он с тобой разберется, — успокоил ее Смирнов.

— А в тюрьму не посадят?

— Не посадят.

— Саня, из автомата по тебе стреляли? — спросил Алик, зная, что это так.

— Знаешь, он мне башмак испортил! — вспомнил Смирнов и, стоя на одной ноге, снял испорченный башмак. Смирнов стоял, как аист, а Казарян и Алик рассматривали башмак.

— Новый каблук набить, и все. Плевое дело. Завтра к сапожнику снесем, и будет твой австрийский башмак как новый, — успокоил Смирнова Казарян, а Алик обеспокоился:

— Саня, где твоя палка?

— Черт ее знает. Где-то здесь должна быть.

Поискали и нашли. Вернулся Сырцов. Предложил заботливо:

— Александр Иванович, может, вы домой пойдете? Отдохнете пока? Когда нужда в вас появится, мы с Маховым к вам придем.

— Бутылку и стакан нашли?

— Бутылку нашли, а стакан ищут.

— Пойдем, Саня, — поддержал Сырцова Алик.

Смирнов залег в кресло и попросил:

— Водки. Стакан. Полный.

Алик метнулся на кухню, а Казарян присел рядом.

— Худо, Саня? — осторожно спросил он.

— Хуже не бывает, — признался Смирнов. — Трясусь, как овечий хвост. Помнишь, как полчаса тому назад я сказал про прекрасный сегодняшний вечер. Ничего себе вечерок выдался.

Вернулся Алик с гладким полным стаканом и куском черного хлеба: смирновские вкусы знал. Чтобы удобнее было пить, Смирнов перевел себя из лежачего положения в сидячее. Вздохнул глубоко, решился и, не отрываясь, перелил содержимое стакана в себя. Сдерживая дыхание, нюхнул хлебушка, потом откусил кусочек и, покатав его во рту, проглотил.

— Прошло, — через некоторое время признал он, откинулся в кресле ждать благодетельного удара.

— Как же ты, Рома, допустил такое? — с упреком спросил Алик.

— Я его к порогу, понимаешь, к порогу подвез, а когда поехал, в зеркало за ним следил. — Казарян вину свою знал, он просто объяснял, как это получилось. — В башку не пришло, что они его бабьим криком от подъезда выманят.

— Не казнись, Рома. — Смирнов слегка поплыл и заговорил: — Просто они хорошо продумали свою операцию, а мы слегка расслабились.