В этом, конечно, нельзя было возразить Евгению, и я спросил, чем же ему не понравилась Домрина.

— Нечестностью, — сразу ответил он. — Еще взглянув на нее с порога, я понял: будет врать. А ведь наверняка помнит Гай. И ту же Георгице. И наверняка она их свела. Чувствую — нам с нею еще придется встретиться.

— Ты же интуицию отметаешь, — подколол я Евгения.

Но он не обиделся.

— Потому и молчу об этом, пока не подтвержу все фактами.

Я был рад случайной встрече с Евгением, интересный он человек. И работа у него интересная. Познавать человеческие характеры, раскрывать их, бороться со злом и отстаивать справедливость, как вот в данном случае с Ириной Гай. Мне хотелось хоть немного перенять от него этого умения, узнать кое-что из техники ведения следствия, может, когда-нибудь пригодится...

Раз уж речь зашла об интуиции, заодно поинтересовался у Евгения, как часто она подтверждается в его следственной практике.

— Трудно сказать, — после паузы ответил Евгений. — Случалось, что я ошибался, подводила она меня. Это зависит от многих факторов, порождающих интуитивное чувство. Иногда от какой-то мелочи: движения, слова, взгляда человека, с которым ты разговариваешь. Иногда при логическом анализе событий и фактов, собранных тобой. Да ты, я вижу, серьезно увлекся следовательской работой! Если так, скажи мне, что мы должны делать завтра после посещения архива железной дороги?

— Шутишь? — рассмеялся я. — Ты же об этом сам говорил. Как только выясним, откуда родом эта Георгице, сразу едем туда и от родителей узнаем, где она сейчас.

Евгений согласился.

— Хорошо. Приехали в такое-то село такого-то района, а родителей Георгице там нет. Выехали жить на целину или куда-то в другое место переселились. Да и живы ли они? Что тогда?

Я не ожидал такого поворота дела и вначале растерялся, а потом стукнул по лбу.

— Нет, не так, — возразил себе. — Выяснив, откуда родом Георгице, через милицию сделаем запрос — живут или не живут там ее родители, и тогда уже...

— Почти правильно, — похвалил Евгений. — Если родители ее на месте, нам скажут, где живет их дочь, и завтра же мы будем иметь адрес Софии Георгице. Не так ли? Нам туда не надо ехать, тревожить пожилых людей. А вот к ней самой поедем. Если же она в Одессе — еще лучше, хотя я в этом сомневаюсь.

— Почему?

— Очень просто, — ответил Евгений. — То, что она совершила, — преступление, а преступник всегда старается скрыться подальше. Логика подсказывает — избавившись от детей, она тоже убежала из города. От позора, от любопытства подруг — а где же дети? В конце концов, от себя самой. А ты как думаешь?

— Вполне резонно, — согласился я.

— Тогда давай отдыхать, — предложил Евгений. — Может, завтра утром придет какая-то новая мысль, недаром же говорят: утро вечера мудренее. Возражений нет?

Мы ночевали вторую ночь над морем.

Воистину жизнь человеческая не обходится без неожиданностей и приключений. Если бы мне перед отъездом в Одессу кто сказал, что из нее я поеду в Молдавию, я бы рассмеялся. Зачем? Что мне там делать? А вышло — поехал. Разве не странно?

Итак, на второй день вечером у нас был адрес Софии Георгице, по мужу — Унгур. Как только Евгений получил телеграммой от прокурора Киева разрешение выехать в Молдавию, мы сразу же поехали в далекое, почти у самой румынской границы, молдавское село Элишканы, в котором она жила с мужем и детьми.

Адрес Софии Унгур дал нам ее младший брат Константин Георгице, водитель автобуса одного из одесских автопарков. Узнав из личного дела Софии, которое мы нашли в архиве управления железной дороги, откуда она родом, через милицию послали туда запрос. Ответ пришел немедленно: такая-то в селе не проживает, родители ее умерли, младший брат проживает в Одессе. Нашли брата и у него взяли адрес сестры. О том, были ли у нее до замужества дети, он не знал.

...В Элишканах мы, как и надлежит, явились в сельский Совет, белый двухэтажный дом посреди села, в котором на первом этаже была контора совхоза. Отрекомендовавшись председателю сельсовета, симпатичной, средних лет женщине, сказали, по какому мы делу, попросили рассказать все о Софии Унгур.

— А что о ней рассказывать? — посмотрела на нас черными глазами председатель сельсовета. — Женщина как женщина. Живет у нас больше пятнадцати лет, с тех пор как привез ее сюда муж. Работает в совхозе на разных работах. Скромная, работящая. В семье мир и покой. Муж — механизатор. Тоже работящий и скромный. Имеют двоих детей, мальчика и девочку. Живут в достатке.

Начали совещаться, как лучше встретиться с Софией, чтобы о нашем с ней разговоре не узнал муж, да и никто из посторонних, даже работники сельсовета. Так как село есть село, какой-то неверный слух разнесется по нему с молниеносной скоростью и обрастет такими подробностями, что и предположить невозможно. Итак, пригласить Софию в сельсовет? Нет. В контору? Тоже нет. Это сразу вызовет подозрение: зачем? О чем там с тобой разговаривали приезжие? Надо было сделать это как-то неофициально. Тогда председатель сельсовета предложила такой план: отрекомендовать нас уполномоченными из райцентра по проверке работы клуба и библиотеки, заглянуть на часок туда, а потом пойти к ней домой. Она живет на одной улице с Унгурами, даже неподалеку, пригласит Софию по какому-то делу к себе, и мы с ней поговорим.

План был реальным, и мы с Евгением согласились.

Сказав секретарю сельсовета, что к ним прибыли товарищи из района по вопросу культпросветработы на селе и она будет занята с ними, председатель повела нас в сельский клуб, показала библиотеку, а потом мы зашли к ней домой.

Пока умылись и немного отдохнули с дороги, пришла София Унгур. Председатель сельсовета завела ее к нам в комнату, сказала, что вот эти товарищи, мол, хотят с ней поговорить, а она тем временем отлучится.

Несмотря на свой возраст, а ей уже было почти сорок, София, как и Гай, выглядела моложе. Высокая, стройная. Тугие щеки пламенели румянцем, а на полных губах словно выступал сок черешни. Нос небольшой, ровный, с тонкими лепестками ноздрей. Глаза темные, блестящие. Брови и косы — словно смоляные.

Признаться, я даже растерялся, когда увидел ее, не мог поверить в то, что эта красавица могла когда-то проявить такое бессердечие. Ведь говорят: красивы люди внешне — красивы и душой.

Наверное, красота этой женщины поразила и Евгения, потому что он тоже сперва словно растерялся, но быстро взял себя в руки.

— Садитесь, пожалуйста, — пригласил Софию и, когда она села на краешек дивана, объяснил ей, кто мы и откуда.

Трудно сказать, или догадалась Ингур сразу, по какому мы делу, или просто на нее нагнало страха слово «следователь», но румянец на ее щеках исчез, и погас тот блеск, та страстность, которые излучали ее глаза минуту назад.

Евгений тоже заметил это сразу и поспешил ее успокоить:

— Не волнуйтесь, София Яновна, наш приезд вам ничем не грозит. Мы просто хотим кое о чем у вас расспросить.

— Нет, нет, я ничего, — смутилась она. — Я... спрашивайте...

Чтобы женщина не боялась и не замкнулась в себе, Евгений предварительно заверил, что наш разговор с ней сохранится в строгой тайне, потому ей следует быть с нами откровенной.

Я записал их разговор почти дословно. Вот он, в вопросах и ответах.

— Вы жили в Одессе?

— Жила.

— Как долго? Когда? Где работали и жили? Расскажите поподробней.

— Приехав в Одессу в августе пятьдесят восьмого года, устроилась на канатный завод, снимала комнату неподалеку от завода. Поработала больше года и бросила. Работа тяжелая, а заработки маленькие. Пошла в строительно-монтажное управление. На строительстве, говорили, и заработать можно, и общежитие есть. Но так только говорили. В начале шестидесятого рассчиталась и там, пошла разнорабочей на железнодорожный вокзал. Там сразу дали место в общежитии — на Ковальской улице, двадцать. Где-то в феврале шестьдесят третьего года познакомилась с шофером Петром Унгуром. Понравились друг другу и в мае того же года решили пожениться. После свадьбы сняли квартиру, но жить было материально тяжело, и решили поехать к нему домой, вот в это село, где живем и сейчас.