— Раздевайтесь, — кивнул ему Сергей, — и спустимся в ресторан. Мы умираем голодной смертью.

— Этого я себе никогда не прощу! — принимая его шутливый тон, воскликнул Урманский. — Хотя на меня будут молиться все жулики города.

В ресторане гремел оркестр, между столиками кружились раскрасневшиеся пары, сновали с подносами официанты.

Сергей, Лобанов и Урманский, оглушенные, остановились в дверях, оглядываясь по сторонам в поисках свободного столика.

Изящно лавируя среди танцующих, к ним приблизился худощавый, в черной визитке седой метрдотель.

— Желаете поужинать?

— Хотя бы, — усмехнулся Лобанов.

Метрдотель понимающе кивнул.

— У нас сегодня свободен банкетный зал. Не желаете столик там?

— Отлично. — И Лобанов горделиво покосился на Сергея. «Вот как у нас обслуживают, видал?» — говорил его взгляд.

Через минуту они уже сидели в небольшом пустом зале за единственным накрытым столом. Музыка сюда почти не доносилась, было прохладно и тихо.

Когда утолили первый голод, почти мгновенно проглотив всю закуску, которую заказал Лобанов, Сергей закурил и спросил Урманского:

— Ну, так как вы нашли Марину?

— Просто не поверите, — с воодушевлением начал тот. — Помните, я вам говорил о Федорове, о котором собирался писать очерк? Ну, герой войны?

— Помню, помню.

— Так вот. Я, знаете, видел скромных людей, сам скромный, — Урманский приложил руку к груди, — но такого… Из него слова не вытянешь. Ну, просто не желает говорить, и кончено! Странно даже.

— Может, вы ошиблись и никаких особых подвигов он не совершал? — спросил Лобанов. — Однофамилец, например, того героя.

— Что вы! У него одиннадцать боевых орденов, два ордена Ленина! И потом я старую газету раскопал. «Красную звезду». Там о нем пишут. Да как! Правда, со слов его товарищей, сам он, видно, и тогда молчал. Но я же не могу сейчас тех людей найти! А очерк о герое нужен — во! — он провел рукой по горлу. — У меня задание главного редактора! И материал золотой, я же нутром чую. Словом, сегодня решил: дай, думаю, еще раз зайду. Может, он, пока я в Москву летал, одумался, понял меня правильно. Я же прямо наизнанку выворачивался, когда его убеждал. Я за эти дни Цицероном стал. Я на такую принципиальную высоту вопрос поднял… Если бы за мной записывали, то лучшего материала в отдел пропаганды и политвоспитательной работы не надо было бы. Ну так вот. Пошел, значит. И чем ближе подхожу, тем, знаете, больше растет во мне такое ощущение — зря иду! Честное слово, я чуть назад не повернул, когда к его дому подошел. Что было, если бы я повернул назад! — Урманский с комичным отчаянием схватился за голову.

— А что было бы? — с интересом спросил Лобанов.

— Вот слушайте. Захожу я в дом. Квартира на первом этаже. Звоню. Знаю: жена его на работе, а он в это время дома. Он, вообще, на пенсии. Вдруг слышу: топ, топ, топ… Женские какие-то шаги, легкие такие. Открывается дверь и… Ну, вы никогда не поверите! Марина! Я, знаете, остолбенел от неожиданности!

— Да-а, вот это встреча, — удивленно покачал головой Сергей. — Действительно не придумаешь.

— Именно! — азартно подхватил Урманский. — Ну, в общем, захожу. Старик дома. Сажают меня за стол, угощают чаем.

— Постойте. Так, значит, он ее дядя?

— Выходит, дядя. Называет она его на «вы», по имени и отчеству. И еще, знаете, до того Она меня испугалась, передать не могу. Немного, правда, успокоилась, когда узнала, зачем я пришел.

— Странно.

— Очень даже! Вроде меня девушки еще не пугались.

— А. дальше что было? — вмешался Лобанов.

— Ну, попили чай. Старик, между прочим, на нее прямо не надышится. Даже разговорчивее стал. Вроде как оттаял. Потом я приглашаю Марину погулять, показать город, в театр сходить. Ни за что! Уж и Федоров ее уговаривает. Не хочет, и кончено! И вижу, что боится. Ну, я ей говорю: «Хотите втроем пойдем. С Сергеем Павловичем. Это же солидный человек», — Урманский весело подмигнул. — Такую рекламу вам выдал, куда там! В Министерстве, говорю, внутренних дел в Москве работает. Полковник.

— Ну, положим, подполковник.

— Какое это имеет значение! Я чуть «генерал» не сказал. Так вы знаете? Она, по-моему, еще больше испугалась. Ну, может, мне это и показалось. Но Федоров вами заинтересовался. Расспрашивать стал. В общем, теперь вся надежда на вас, Сергей Павлович, — неожиданно заключил Урманский.

— Это вы здорово повернули, — засмеялся Лобанов. — Он мастер по сердечным делам. Все уладит.

Сергей смущенно усмехнулся:

— При чем же все-таки тут я, не понимаю?

— Как так «при чем»? — воскликнул Урманский. — Да если мы вместе туда поедем… это же все разом решит!

— Ну знаете. Мне только этого не хватало!

— Сергей Павлович! Ну что вам стоит? Любой вечер. Не отрывайтесь от народа, Сергей Павлович!

Они еще некоторое время шутливо спорили между собой. Ужин незаметно подошел к концу.

Когда Сергей поднялся к себе в номер, было около одиннадцати часов вечера. Радио передавало из Москвы последние известия. За окном бесновался ветер. «Как-то там ребята? — в который раз уже за этот вечер подумал Сергей, — В такую-то ночь…» Он прошелся из угла в угол по комнате, не зная, чем заняться. Потом сел к лампе, достал из портфеля начатую еще в Москве книгу, но через минуту отложил в сторону. Мысли скакали с одного на другое, и смысл прочитанного не доходил до сознания. То он думал о Семенове, о его загадочном приходе, о полученном им письме и сразу начинал думать о сотрудниках, находящихся сейчас в засаде; то вспоминал рассказ Урманского и начинал думать о Марине, о том, как она странно ведет себя, о Федорове, но мысли снова перескакивали на засаду в доме Семенова…

Сергей, откинувшись на спинку дивана, курил одну сигарету за другой, устремив нахмуренный взгляд куда-то в пространство, потом вскочил и стал расхаживать по комнате. Наконец решил, что надо ложиться спать, и начал было раздеваться, когда зазвонил телефон.

— Сергей?

Он сразу узнал Лобанова.

— Я. Ты чего?

— Ну, как ты там?

— Вот спать ложусь.

— Я тоже собрался. Слышишь, как воет?

— Слышу.

Сергей чувствовал, что Лобанов тоже нервничает, и ему почему-то стало легче. Не он один все-таки.

— Дежурный звонил?

— Звонил.

— Ну?

— Последний сеанс час назад был. Мерзнут ребята. А так все тихо. Знаешь, у меня такое ощущение, что засаду мы на самих себя устроили. Честное слово. Ведь наверняка этот гад что-то придумал.

— Возможно. Остается только ждать, — вздохнул Сергей.

— Эх, подскочить бы сейчас к ним…

— Да… Только нельзя.

— Вот именно.

— Еще дежурному звонить будешь?

— Через час.

— Ну, и мне тогда.

— Ты спи давай.

— Тут с вами заснешь.

— Завтра в форме надо быть, — наставительно сказал Лобанов.

— Тебе, между прочим, тоже.

— Ну, раз так, давай спать. Если что — разбудят.

— Давай.

Сергей раздраженно повесил трубку. Черт знает что! Как будто первый раз отправил людей в засаду. «Вот сейчас ты ляжешь и уснешь», — мстительно сказал он самому себе и стал поспешно раздеваться. Потом погасил лампочку у кровати, нырнул в холодные простыни и, натянув одеяло на голову, закрыл глаза. И не заметил, как уснул.

Засада у Семенова ничего не дала: к нему никто не пришел. Тут же было решено оставить ее и на следующую ночь.

Но утром…

Лобанов зашел к Сергею и с ехидцей спросил:

— Ты, кажется, говорил, что тебе кое-что неясно в поведении Горлиной?

— Ну говорил, — насторожился Сергей, предчувствуя новые неприятности.

— Например. Почему она телеграфировала Ивановой, что приедет к ней, а сама приехала сюда?

— Именно. Хотя ее сюда вызвали письмом. И она…

— Письмом? — запальчиво перебил его Лобанов, не в силах больше интриговать друга. — Так вот. Получен акт экспертизы трех текстов — письма к Горлиной, бланка с ее телеграммой Ивановой и листка, который Горлина заполнила в гостинице. Это я уже потом добавил.