— Тайно, — напомнил Раду тихо и по-немецки и получил в ответ от графа фон Крока вопрошающий взгляд. — Под плащ спрячьте, — прошептал оборотень еще тише, предусмотрительно обернувшись.
Граф укрыл клетку полой плаща и, насупившись, прорычал все так же по-немецки:
— Я не собирался принимать приглашение князя. Тем более делать что-то за его спиной по велению его же дочери. Это слишком уж по-русски, ты так не находишь?
— Я не знаю русских… — начал рассеянно юный Грабан.
— Но они делают все, чтобы мы их хорошо узнали, — процедил граф сквозь стиснутые клыки. — Как мог ты впутать меня в любовные интрижки своенравной девицы!
— А разве я мог отказать женщине! — пролепетал оборотень, в отчаянии теребя пальцами хвост косы.
— Обязан был отказать! Будто не понимаешь, что от живой княжны, как и от всего ее мертвого семейства, нормальным людям и даже нам, нелюдям, следует держаться подальше! Чтобы оставаться в здравом уме и не менее здравом теле!
Раду сделался абсолютно белым.
— А ты просто продажная шкура! — рычал граф шепотом. — И за что? Не за Грааль! За пареную репу! Это куда хуже красивых глаз, за которые, что скрывать, наш брат порой душу продаёт! Но за репу! И какой ты после этого волк?
— Никудышный, но это оказалось выше моих сил, — пробормотал обреченно несчастный оборотень. — Вы сумеете простить меня, Ваше Сиятельство?
— Ты не оставил мне выбора, Раду! Я в ответе за того, кого приручил, —
граф сильнее запахнул плащ. — Тайно, говоришь? Я выпил всего стопку. Откуда, скажи мне, друг мой, вдруг взяться пивному животу! И что мне делать с этим… Сашенькой?
— Передать, кому следует…
— Это кому ж, друг мой? Княжна изволит говорить загадками! — рычал граф.
— Княжна вообще не изволила ничего больше сообщить. Ваше дело, говорит, довести клетку в тайне от князя, и все.
— И все? — изогнул брови вампир. — А как это сделать, она случаем не сказала?
— Вы слишком высокого мнения о сыскных способностях нашего князя, Ваше Сиятельство! — вынырнул между ними домовой с кружкой благоухающего травами напитка. — Он так же не замечает меня, как и вы. Поверьте, вы сами теряетесь под этим плащом, — и домовой потянул на себя тяжелую черную ткань. — Не то что птичья клетка!
Граф молча осушил протянутую кружку, не поморщившись, хотя от сладости свело скулы. Чуть взбодренный сбитнем, он уверенно ступил на лестницу, ведущую в подвал, куда велел ему спуститься указующий перст Бабайки. Сам он побежал следом, весело насвистывая под нос. На улице, едва выйдя из-под арки, граф остановился подле экипажа, не решаясь подняться в него.
— Что-то не так? — озадаченно задрал голову домовой, и граф нагнулся к нему, будто испугался того, что собирался сказать, и выдал едва различимым шепотом:
— Меня лошади боятся. Кучера нет. Боюсь, понесут…
— А! — Бабайка хлопнул себя по коленкам и вдруг пару раз станцевал вприсядку, а потом принялся отплевываться: — Фу ты, ну ты! Фу ты, ну ты!
Граф успел выпрямиться и отступить на шаг, но сейчас вновь подступился к домовому.
— Это заклинание?
— Тьфу на вас! Вот мое заклинание! Ставьте клетку в ноги и скидывайте свой тулуп… Тьфу ты, плащ! Вы, поди, не мерзните ночами, — уже хохотал домовой в голос. — Не убоятся вас наши савраски! Зуб даю…
И снова дико расхохотался. Теперь граф сплюнул, но сделал то, о чем просил его домовой и, оставшись в черном камзоле прошлых веков, сделал шаг в сторону низкорослых лошадей, которые спокойно махали хвостами. И замер — это были типичные ослиные хвосты, у корня с коротким, на конце с длинным волосом. Граф сделал еще шаг — от холки до хвоста шла типичная ослиная темная полоса. Но то не были ослы. Граф поманил к себе Раду, и господин Грабан с не меньшим интересом обошел лошадей и даже построил им глазки, но лошади из вежливости не заржали над ним.
— Что у вас за лошади? — обернулся граф к домовому. — Почему они нас не боятся?
— А вам что обязательно надо, чтобы вас боялись? — спросил Бабайка с виноватой улыбкой. — Так я могу их напугать…
Он втянул голову в плечи, раскинул в стороны руки и растопырил пальцы.
— Пшел вон! — услышали все голос князя Мирослава, и Бабайка еще больше сжался и побежал в развалочку под арку, где, опираясь на метлу, стоял дядя Ваня. — Простите, граф, что заставил вас ждать. Белые ночи всегда заполнены неотложными делами, но мы, северяне, к ним привычные. Вас, гляжу, заинтересовала моя тройка?
Трансильванец кивнул.
— Так лошади у нас самые обыкновенные — монгольские тахи, привезённые для меня в восемьдесят первом году господином Пржевальским. Так вышло, что в своих степях они никогда не видели не то, что упырей, а даже живых людей, так что с кумысом матерей не впитали нелюбовь к нежити. У меня целый конный завод, он все европейское вампирское дворянство лошадьми снабжает. Неужели не слышали? Хотя немудрено в вашей-то глухомани… — и тут же виновато закашлялся. — Прошу меня простить.
— Ничего, — сухо отозвался граф. — Я деревенский вампир и не скрываю этого. Лошадям предпочитаю крылья…
— Кстати, где ваш плащ? — насторожился князь Мирослав. — Я велю Бабайке принести.
Граф еще сильнее приосанился и махнул рукой в сторону экипажа.
— Мне от сбитня малость жарковато стало.
— Ничего, сейчас я прокачу вас с ветерком… По-русски! Слыхали небось про Гоголя? Эх, тройка! птица тройка, кто тебя выдумал? Не так ли и ты, Русь, что бойкая необгонимая тройка, несёшься? Дымом дымится под тобою дорога, гремят мосты, всё отстаёт и остаётся позади. Что значит это наводящее ужас движение? и что за неведомая сила заключена в сих неведомых светом конях? Эх, кони, кони, что за кони!
И князь потрепал по крупу крайнюю таху.
— Простите, что на автомобиле не поехали, но он для меня пока в диковинку… Я уж так, по-старинке… Да и вы, думается, давно в экипаже не катались…
— Да как бы лет так триста…
— Да вы, батенька, гляжу, тоже ратуете за отказ от благ цивилизации! — хлопнул его по плечу князь.
И граф покачнулся. Да так сильно, что Мирославу пришлось ловить его второй рукой.
— Я на поезде к вам приехал. А по городу я люблю ходить пешком.
— Находитесь ещё, обещаю. А сейчас прошу в экипаж! Дорога долгая…
