Я разглядывала своего попутчика при дневном свете. Если не обращать внимания на ссадины и синяки на лице и теле, мужчина был очень красив. Изящные, благородные черты смуглого лица, ясный взгляд синих глаз совсем не вязались с образом деревенского идиота, который он нарисовал. Заметив, что я его разглядываю, Гарольд широко улыбнулся…

— Гав…

Я поперхнулась слюной, опустила очи долу и больше не рисковала психикой. Пока раздумывала, почему Светлая послала мне такое «сокровище» в попутчики, гвардеец свернул с дороги, предварительно объяснив, что отлучается в кустики. Помня о семейном недержании, я с ужасом замахала руками, быстрее отправляя мужчину. Планируя дальнейшие действия, я уже смирилась с тем, что ночью мне снова не придется спать. Ложиться рядом с Гаролдом опасно, не только из-за его темперамента. Но, боюсь, семейное недержание может случиться среди ночи. В другой комнате, без присмотра, ему взбредет в голову прогуляться и встрять в очередные неприятности. Поскулив про себя о непомерности наказаний от Светлой Богини за непослушание, я постепенно смирилась с участью. Так уговаривая себя потерпеть всего три дня, в одиночестве добрела до деревни. Обернувшись, не увидела знакомого силуэта и испугалась за болезного бедолагу. Одернув себя, удивилась, как этот проныра за несколько часов умудрился повесить на меня чувство ответственности за его жизнь. Не зная, куда идти и что делать, растерянно топталась на месте, мысленно ругая себя.

Я не его мамаша. Не могу же я ему еще и штаны держать, бегая следом. Жил же он как-то без меня все эти годы, и сейчас не пропадет.

Я соглашалась со всеми доводами, но сердце было не на месте. Рядом с этим трактом бродит много лихого люда. Вдруг мой дурачок нарвался на кого-то из них.

Больше не раздумывая, рванула в лес. Наплевав на опасность, орала во всю глотку имя гвардейца. Но мне лишь эхо вторило. Оставив в непролазной чаще клочки рубашки и своих волос уже к вечеру, когда Кастр огненным краем коснулся горизонта, охрипшая, опухшая от слез, добрела до таверны, прикидывая, сколько посулить местным мужикам, чтобы они ночью помогли искать гвардейца. Ввалившись внутрь, замерла на пороге. Таверна была битком набита. У центрального стола, усадив пышногрудую подавальщицу на колени, жмурясь, как кот налакавшийся сметаны, развалился целый и невредимый гвардеец. Девица хохотала, делая вид, что хочет уйти, когда его рука обшаривала ее обширные полушария. Тихо зарычав, мысленно обозвала себя дурой набитой, прошла мимо Гаролда к стойке, где потный, страдающий избытком веса и важности трактирщик протирал стаканы, из-за трех подбородков не имея возможности оценить свою работу.

— Мне комнату, любезный. Ужин и горячую ванную, — просипела больным горлом.

«Любезный» глянул на мой жалкий вид и нелюбезно произнес.

— Одноместных нет.

— Давайте двухместный. Только быстрее. И горячее вино для горла, — стараясь не вслушиваться в гул голосов и довольные повизгивания подавальщицы, ожидала конец арифметических действий трактирщика.

— Двадцать серебряных, — соизволил назвать цену. — Бутылку с собой возьмете?

Я кивнула. Отсчитав положенную сумму, прихватила бутылку, уже взялась за перила, чтобы подняться наверх, когда густой бас пророкотал на весь зал, без труда перекрывая шум в зале:

— Эй, ты, дрыщ, откуда на тебе куртка Хвоста, которого утром нашли мертвым у реки?

Зал притих в ожидании начинающейся ссоры. Я рвано выдохнула и повернулась. Самые умные посетители, унюхав запах большой драки, бочком протискивались к выходу. Самые смелые с открытым ртом смотрели на смертника, посмевшего обратить на себя гнев громилы.

— Ты, невоспитанная свинья, говоришь с дворянином! Изволь извиниться и выйти вон! — рисуясь перед пышногрудой зазнобой, горделиво ответил гвардеец, пошатываясь, встал в позу, выпятив грудь. Девица, тихо повизгивая от ужаса, стоя на четвереньках, пробуксовывала под чьей-то скамьей, застряв обширными нижними полушариями.

Я замерла, занеся ногу на ступеньку и убеждая себя идти дальше наверх, плюнув на этого дурака, вымыться и завалиться спать.

— Ты кого свиньей назвал, титька тараканья? — проревел голосина и грохот ознаменовал, что громила не собирался устраивать словесных баталий и перешел к наступательным действиям.

Гвардеец попытался выхватить клинок, но промахнулся мимо рукояти. Громила ему ошибки не простил, подлетев, он уже прицелился ударить Гаролда по многострадальной скуле, когда последний рухнул на подкосившихся ногах. Кулак просвистел в опасной близости от уха.

Глава 7

Не дожидаясь более точного попадания, я размахнулась и запустила бутылкой в здоровяка. Врезавшись в затылок, темное стекло лопнуло и вино оросило все вокруг. Здоровяк рухнул, как подкошенный.

— Беги, девонька. Когда он очнется, на ремешки тебя порвет, — проговорил сердобольный трактирщик, кивнув на гвардейца, добавил:- И этого франта забери. Он тоже не жилец.

— Я могу купить коня? — проклинала себя за мягкотелость и гвардейца за длинный язык. Глянув на бесчувственного Гаролда. — Лучше двоих и повозку.

Трактирщик вновь занялся арифметикой.

— Двадцать серебряных за повозку и столько же за лошадей. — Наконец выдал результат толстяк. — С вас еще двадцать.

Я кивнула, соглашаясь с ценой. И пошла за толстяком на задний двор в конюшни, сзади помощник нес бесчувственного гвардейца, перекинув через плечо. Пара флегматичных меринов и облезлый шарабан были предоставлены пред мои очи. Коней впрягли, гвардейца сгрузили на пол, на пропревшую солому. Мне выдали хлыст и корзинку с едой. Расплатившись с хозяином, я влезла на козлы и нетерпеливо стегнула вожжами жующих солому меринов. Один из парочки нервно стукнул копытом, другой скосил глаз в мою сторону и удивленно фыркнул. Я стегнула сильнее, но дождалась лишь фырка от второго упрямца. Проклиная упрямую скотину, с оттяжкой грела обе спины. Животины лишь устало вздохнули, вздрогнув, и продолжили флегматично пережевывать солому. С трудом спустившись с козел, подошла к обоим и заглянула в бессовестные глаза.

— У вас совесть есть? Я полдня пролазила по лесу в поисках этой скотины, спасла его от здоровяка, хотела лечь спать. А теперь вынуждена тащиться черти куда. Думаете, мне легче, чем вам?

Оба мерина фыркнули, как мне показалось насмешливо и отвернулись, показывая всем видом, что мои слова не достигли цели. Вспомнив про корзинку с едой, решила поискать там хлеб и покормить упрямых животных. Залезла обратно, намотала на кулак вожжи, помня предостережение наставника никогда не упускать вожжи или уздечку, и зарылась в душистые недра корзинки.

— Где эти демоновы отродья? — рев очнувшегося здоровяка шевельнул листву на деревьях. — У-у-убью-у-у…

Здоровяк взревел. Задняя дверь с грохотом захлопнулась, треснув по длинне, и тяжелые шаги направились к нам.

— Говорила же, а вы не верили, ослы упрямые. Сейчас он вас на фарш пустит, — мстительно пообещала мулам, призывая магию.

Пальцы закололо, и я приготовилась сразить бегущего ко мне мужчину, как шарабан резко тронулся. Вслед неслись рев и проклятия здоровяка, упускавшего шанс поквитаться. Со скоростью мчащегося за добычей гепарда, мы рванули в открытые ворота. К счастью ночь была ясная, и ущербная Жула сносно освещала пустынный тракт. Лошадки, вспомнив лучшие годы своей жизни, резво бежали вперед. Мучимая голодом, отрыла в корзинке бутерброд с ветчиной и с удовольствием вонзила в него зубы.

— Мышка, это ты? Куда ты меня везешь? Ночью ездить опасно. Поворачивай обратно в деревню, — ко мне на козлы, цепляясь за борта шарабана, перелез Гаролд, едва не свалившись на всем ходу. — У меня там женщина моей мечты. Я на ней жениться собираюсь.

— Женись. Мы только за букетом и кольцом съездим. А то несолидно, дворянин и нарушает законы сватовства, — сдерживая ярость, ответила еще не очухавшемуся гвардейцу.

— Правильно, мышка, правила прежде всего. Но я не знаю, какой камень ей нравится? — забирая у меня бутерброд и целиком запихивая его в рот, возразил новоиспеченный жених.