Кисло сморщилась от ожидавших перспектив, глядя в зеркало, промывая и залечивая неглубокую рану на затылке. Скудный ужин из каши и киселя, общий душ не подняли настроение. Я валялась поверх кровати и раздумывала, над предстоящей ночью. В столовой и душевой поймала недобрые взгляды. Судя по настрою, придется ждать гостей и лучше не раздеваться. Наверняка разбираться придут целой толпой.

— Кто тут Сури? — низенькая шатенка обводила глазами отдыхающих девушек.

— Я… — приподнялась на локте, раздумывая, не вызов ли это от ревнивых девиц.

Девушка подошла, присела на кровать и шепотом произнесла:

— Тебя ждут на спортивной площадке, — она замолчала, раздумывая, и добавила:- Не мое дело, но не советую. Еще наплачешься…

Подхватившись, игнорируя удивленные взгляды, она направилась к выходу. Натянув ботинки, не забыв о предосторожности, прихватила нож и вышла следом. Девушка мелькнула у входной двери, растворяясь в ночной темноте. Замешкавшись на выходе, с неохотой переступила порог. На улице меня может ждать разгневанная толпа, желающая моей крови. Но шатенка показалась вполне спокойной и адекватной. Не верилось, что она посланница ревнивых дурочек. Мелькнула глупая мысль, что меня нашел Латус, лагерь которого, по сведениям моих новых соседок, располагался неподалеку.

Решила действовать на свой страх и риск и шагнула в сгущающиеся сумерки за дверью. Пройдя немного вперед, остановилась, прислушиваясь. Осмотрелась. Вокруг светло, как днем, на разлапистых елях можно хвоинки пересчитать. Сегодня полнолуние, круглобокая, сочно-желтая Жула, закрывая четверть неба, зависла над лесом. На ее фоне мечутся граусы, крохотные ночные драконы, ловящие свою добычу — плотоядных нетопырей, прямо в воздухе. Оглушительно стрекочут кузнечики, ярко вспыхивают сиреневые светлячки, веет теплым ветерком, принесшим сладкие запахи лесных трав.

Глубоко вдохнув напоенный медвяным ароматом воздух, потерла виски и мысленно выругалась.

Это то самое вожделенное чувство свободы, вкус которой не сравнится ни с чем. Я к ней так долго шла. Терпела наставления настоятельницы и изнуряющие тренировки наставника. Теперь ничто не мешает забыть уговор и идти своей дорогой, наплевав на план Проспера. Наставник умер, и больше никто не сможет спросить с меня. Я никому ничего не должна. У меня есть моя жизнь, которая теперь принадлежит только мне. Сейчас я могу выбирать путь и спутников. Не по долгу, а по сердцу.

Перед глазами появилась обаятельная улыбка и насмешливый зеленый прищур Рыжика. Поймала себя на мысли, что скучаю по его выходкам, которыми он неумело прикрывает свою симпатию. Как хотелось выбрать то, к чему тянулось сердце, семнадцать лет смирявшееся и починявшееся чужой воле. Настоятельница и наставник, хоть и были мной любимы, тем не менее, заставляли жить их желаниями и целями.

И вот я свободна от обоих и могу выбирать. Только свободна ли? Почему так сложно поступить, как хочется? Почему появляется чувство, что я предаю не их, а себя? Выбор ли это: выполнить свое назначение или трусливо отсидеться? Сури Калария могла отвернуться и жить своей жизнью. Но «золотой шеврон» присягнул на верность князю. И отступить от цели, значит, проявить трусость. А трусость в моем случае не позволительна. Я пойду до конца. И кучка обиженных, ревнующих девиц не станет преградой. Я разберусь с ними прямо сейчас.

Глава 22

Приняв сложное решение, выдохнула и скорым шагом направилась к площадке. Дорожка, сияющая белым песком в свете луны, быстро привела к утыканному турниками и лестницами правильному квадрату тренировочной площадки.

— Против кого дружим, девочки? — неожиданно возникла за спинами дружно вздрогнувших и смеривших меня злобными взглядами кадеток. — Я так понимаю, против меня?

Рисуясь, удрученно вздохнула, благоразумно остановившись в десятке шагов от замерших девиц.

— Ты бы прекращала кривляться, Калария, — в мою сторону угрожающе выдвинулась плотная девица. — А то ведь огорчить не долго.

— В чем проблема? Ради чего режим нарушаем? — тянула время, стараясь выпытать планы девиц и не злить без нужды.

Ночная птичка, кричавшая в кроне дерева, резко замолчала. Наш сбор на площадке не остался тайной. Кто-то наблюдал за нарушительницами распорядка и слушал. Возможную слежку заметила только я. Девицы, заполучив козла отпущения, наливались праведным гневом, дабы излить его на мою многострадальную голову.

— В тебе, Калария. Ты — наша проблема, — Рэдис отстранила коренастую подругу и вышла вперед, хрустя пальцами. — Князь решил, две избранницы должны пройти испытания, а мы с вами за компанию. Была охота жилы рвать…

— Откуда такие сведения? — поразилась осведомленности белобрысой.

— Краус призналась. Ей сказал сам князь, — плотная девица, выглянув из-за плеча Рэдис, кинула на меня взгляд, не сулящий ничего хорошего. — Показал своей любовнице ее место. Теперь она лютовать начнет, отыгрываясь на нас.

— Тебя надо благодарить за генеральную уборку, назначенную на завтра, — злобно зыркая на меня, поддержала подругу статная шатенка. — Пожалуй, мы подправим тебе нос, князь озаботится твоим здоровьем и отменит учения.

Что им объяснять, если они для себя все решили? А Гаролд хорош, все рассказал Краус, а та натравила на меня девиц из ревности!

— Вторую невесту вычислили? — удивилась, что не вижу второй жертвы будущего девичьего произвола.

Рэдис уже открыла рот ответить, но замерла, прислушавшись, и, не предупреждая, рванула в сторону казармы. Переполошившиеся девушки, толкаясь и мешая друг другу, сыпанули в разные стороны.

— Что же ты не бежишь следом, Калария? — мастер Краус вышла на освещенное место. — Самая смелая? Или решила рассказать, кто тебе голову разбил?

— Самое худшее со мной уже случилось, — я помахала княжеским медальоном. — Чего еще бояться?

— Не хочешь быть избранницей? — удивилась брюнетка, подходя ближе. В глазах, рассматривающих медальон, блеснула алчность. — Чего вдруг? Не поверю, что не мечтаешь о богатстве и власти. Да, и оба князя красавцы, знают толк в постельных утехах.

Что можно сказать той, которая с детства была любима и получала лучшие наряды и игрушки? А подросла и возжелала князя, как очередную куклу. Разве поймет ту, которая семнадцать лет шагу не могла ступить из своей темницы, общалась лишь со случайно забредшими к обители детишками. Чья работа была сидеть у предсмертного одра, а развлечение — тренировки с оружием. Разве такие как я по доброй воле захотят вновь в темницу, пусть и золотую?

— Не хочу за не любимого выходить, — нашлась с ответом.

Звонкий смех заставил примолкнуть ночных певуний. Женщина откровенно потешалась над моим ответом.

— Глупая ты, Калария, — вытирая глаза, еще всхлипывала мастер Краус. — Разве князей любят?

— Что же они не такие мужчины, как другие? — удивилась логике брюнетки.

— Им нужны уважение и страх. А глупая любовь только мешает, — вздохнув о своем, назидательно произнесла мастер. Развернувшись, бросила через плечо:- Возвращайтесь в казарму, Калария. Наряд в уборные ваш, несмотря на то, что вы — избранница.

* * *

Закусив губу, я остервенело терла стену, рядом ругалась Рэдис, отмывающая пол. Для меня работа была привычной, в обители, как самая молодая и сильная, я часто отмывала грязные полы и закопченные стены. Вот неженке-аристократке Рэдис приходилось туго. Девушка боролась с приступами рвоты. Завтрак она благополучно вывернула в траву еще в начале отработки. Похоже, это ее первый опыт тяжелой работы.

— У тебя отлично получается. Ты как родилась с половой тряпкой в зубах, — донеслось ехидное замечание из-за спины. — Как князь мог выбрать тебя, грязную плебейку?

— От «чистоты» аристократок отмываться устал, — вернула шпильку Рэдис, пыхтя над особо упрямым пятном.

— Решила, раз непорочность сохранила, то лучше других? — со смехом бросив щетку, насмешливо разглядывала меня белобрысая. — Надеешься князя удивить и стать княгиней?