В конце VI века, когда в Мекке (араб. Макках) родился Мухаммад, на Аравийском полуострове соперничали друг с другом три религии. В предыдущем столетии здесь схлестнулись в убийственной схватке иудаизм и христианство (само, как мы уже видели, далеко не единое). Обе религии ни в грош не ставили местные традиционные культы, для которых Мекка была одним из древних паломнических центров: здесь находилась святыня – черный камень, хранящийся в святилище Каабы. Много веков святилище в Мекке оставалось лишь местной достопримечательностью, несравнимой с прославленным Иерусалимским храмом, культ которого христиане в значительной мере обновили, начав массовые паломничества к местам Распятия и Воскресения Христова – хоть сам Храм и оставался в развалинах, заброшенный и всеми забытый. Однако в V веке одно знатное семейство из Мекки начало пропагандировать культ местной святыни – и тем обеспечило родному городу славу и процветание. Гордым потомком этой семьи был купец по имени Мухаммад, родившийся около 570 года.[512]

В то время Аравия болезненно переживала экологическую катастрофу, вызванную разрушением плотины Мариб (см. с. 270). Путешественники, проезжавшие по юго-западу полуострова, своими глазами видели гибнущее общество, когда-то развитое и процветающее, теперь же потерявшее все – даже надежду. Религиозные споры, гордость за славных предков, двусмысленное положение святого града Иерусалима под властью христиан, безжалостный суд Божий и власть Бога над его народом – все эти темы, сплетясь в тесный клубок, ждали созерцательного ума и поэтического гения, который сумел бы слить их воедино. Зная исторический контекст, проще понять характер и воздействие Мухаммадовой проповеди ислама (это слово означает «покорность»); однако исторический контекст не объясняет ни самого этого человека, ни его откровения – так же, как историк не в силах дать объяснение рассказу о воскресении Иисуса Христа. Исследователям ислама остается то же, что и их собратьям, изучающим западную христианскую культуру: внимательно и терпеливо анализировать документы, лежащие в основе этой религии, и стараться лучше понять социальную и интеллектуальную атмосферу, в которой был создан Коран.[513]

Первое откровение слов Божьих Мухаммад получил уже в зрелом возрасте, в 610 году, когда однажды, по обыкновению, удалился в пещеру недалеко от Мекки, дабы отдохнуть там от повседневных забот за благочестивыми размышлениями. Откровения продолжались – и Мухаммад начал диктовать то, что слышал, своим ученикам; а учеников у него, несмотря на все превратности и происшествия первых лет ислама, становилось все больше. Вначале мусульмане составляли маленькую группу, терпевшую преследования и даже изгнание: началом мусульманского летосчисления стал 622 год – год изгнания (хиджры) Мухаммада и его последователей из Мекки в Ятриб (Медину). Однако уже при жизни Мухаммада – умер он, как предполагают, в 632 году – мусульмане Мекки составили успешное, уверенное в себе сообщество, живущее собственной жизнью и по собственным правилам. Поражения и победы мусульман отразились в пророчествах, которые в течение следующих полутора веков были объединены в единый текст – несмотря на свою письменную форму, носящий название «то, что следует читать наизусть», то есть «Коран». В отличие от последователей Христа, схожие превратности судьбы которых описаны в евангелиях, Деяниях и новозаветных посланиях, мусульмане с первых дней полагались, по крайней мере отчасти, на свою физическую силу и вооружение; так они открыли новый виток сотрясавших полуостров религиозных войн, и впоследствии их беспрецедентная экспансия осуществлялась по большей части путем завоеваний. Через полвека с небольшим после первых откровений в Мекке именно на это осмелился указать диофизитский патриарх Генанишо I Абд-аль-Малику, будущему исламскому халифу (т. е. лидеру, считающему себя наследником Мухаммада). Калиф спросил, что тот думает об исламе, и патриарх ответил: «Это не вера, подтвержденная чудесами Божьими, как христианство и древний Моисеев закон, – это держава, покоряющая силой меча».[514]

Однако это не единственное, что можно сказать об исламе. Хотя он и распространялся путем завоеваний, насильственные обращения для раннего ислама далеко не были правилом. Основа успеха Мухаммада – в той необыкновенно поэтической форме, в которую облечены его откровения. Мусульманские источники часто приписывают влияние Корана поразительной красоте арабского языка; качественных переводов Корана, особенно на английский, не существует. Обращение в ислам способно вызвать глубокое эстетическое переживание, какое редко можно встретить в рассказах об обращении в христианство; последнее, как правило, становится источником нового эстетического чувства, а не его результатом. Быть может, поэтому ислам с самого начала вооружился против художественных изображений Божества, полагая, что божественная красота уже наилучшим образом воплощена в словах Корана. Часто можно услышать, что Коран играет в исламе ту же роль, что воплощенный Сын Божий – в традиционном христианстве; роль последнего и важнейшего Божьего откровения. Однако поэзия по само́й своей природе способна затрагивать более глубокие смысловые пласты, чем проза; вот почему тезис о завершенности откровения Корана всегда уточняется тем, что смысл его неисчерпаем. Как и предшествующие ему священные писания, Коран стал предметом бесконечных размышлений, истолкований и перетолкований – тем более, что в большинстве исламских сообществ не сложилась иерархия священнослужителей, подобная христианскому епископату и клиру, которая могла бы навязывать верующим одно-единственное понимание священной книги.

Поразительно много внимания уделяет Коран двум монотеистическим религиям, с которыми Мухаммад был знаком с детства – иудаизму и христианству. Он провозглашает новую единую веру – веру в единого Бога (арабское аль-ила, впоследствии сокращенное как Аллах), почитаемого в святилище в Мекке; однако о местных арабских культах отзывается презрительно и часто ссылается на две предыдущие священные книги, которые повествуют о едином Боге, – ТаНаХ и христианский Новый Завет. Постоянные размышления об этих книгах, как и суровая критика их содержания и их чересчур доверчивых читателей, занимают особенно много места в ранних сурах (разделах) Корана. В современной композиции Корана сразу за вступительным исповеданием Бога, которому, по арабской традиции, придаются эпитеты милостивого и милосердного, следует длинная сура, носящая название «Корова», в которой речь идет о бегстве из Египта Моисея и детей Израилевых. Имя Марии, матери Иисуса, встречается в Коране вдвое чаще, чем в Новом Завете; одна из сур названа ее именем. Однако есть в Коране одно умолчание, поразительное, если в него вдуматься: ни словом не упоминается здесь Павел из Тарса. Внимание к одним новозаветным героям и полное пренебрежение другими – возможно, отзвук давней иудео-христианской традиции эвионитов (см. с. 128–129); во всяком случае, оно наводит на размышления.

Мухаммад не считал, что несет какое-то новое откровение: для него ислам – это изначальная истина, в ходе истории замутненная и забытая. То же самое говорили христианские апологеты II века о соотношении своей религии с иудаизмом. Эта тема единства составляет живой контраст с христианскими спорами о природе Христа, которые так и не смог усмирить Халкидон. В одном стихе из Корана, много обсуждаемом, но, кажется, так и непонятом, Бог говорит христианам: «Верьте в Бога и вестников Его, и не говорите о «троице»… Бог есть Бог единый; он выше того, чтобы иметь Сына».[515] В обрядовой практике современных мусульман много такого, что могло быть знакомо христианам VII века и, скорее всего, было заимствовано из христианских обычаев, известных Мухаммаду: пост в месяц рамадан – не что иное, как усложнение христианского Великого поста, а простирание ниц, характерное для мусульманской молитвы, было широко распространено на христианском Ближнем Востоке и даже по сей день сохранилось в некоторых традиционных христианских общинах. Молитвенные коврики – одна из характерных черт современной мечети – задолго до появления ислама использовались в монастырях от Сирии до Нортумбрии и Ирландии; их отражение мы видим в так называемых «ковровых» страницах рукописей раннего Запада, например, в Линдисфарнском Евангелии – пустых страницах, покрытых кружевом сложнейших геометрических узоров.[516] О том, что минареты могли возникнуть как подражание столпам сирийских отшельников, мы уже упоминали (см. с. 231–232). IV–VII века христианской эры – эпоха множества святых. Многие из них были с легкостью переняты исламом и почитаются мусульманами до наших дней – хотя за прошедшие века большинство течений в исламе обзавелись новыми святыми, которым, как и в христианстве, посвящают праздники и совершают паломничества к их гробницам.[517]