Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Церковь Востока распространилась на огромные расстояния от своих родных мест на восток, по морским и сухопутным дорогам, соединяющим Византию и империю Сасанидов с Индией и Китаем, – и, что примечательно, без какой-либо государственной поддержки. Все началось, повидимому, с церквей и священников для сирийских диаспор вдали от родины; однако эти зарубежные церкви занимались также и миссионерством – неудивительно, учитывая природное красноречие и умение убеждать, приносившее сирийским купцам такой успех по всей Азии. В течение IV–V веков восточные сирийцы вышли за пределы империи Сасанидов и создали очаги христианства среди народов Центральной Азии; на протяжении следующих столетий они неуклонно продвигались вперед, так что и теперь в горах и долинах Самарканда, где много столетий царствует ислам, можно с удивлением обнаружить резные средневековые кресты с надписями на сирийском языке.[499]

Появление христианства в Индии

Уже в очень раннюю эпоху сирийцы принесли христианство в Индию. Нынешняя индийская церковь Мар Фомы считает своим основателем апостола Фому – что вовсе не невероятно, ибо археологические свидетельства говорят о том, что в I веке н. э. Римская империя активно торговала с Индией. На преданиях о Фоме основано апокрифическое сирийское сочинение начала III века, повествующее о его приключениях на полуострове Индостан (см. с. 226). К IV веку на Малабарском побережье на юго-западе Индии (нынешняя Керала) существовала более или менее организованная церковь, подчинявшаяся епископу одного из главных торговых портов Сасанидской империи, Рев-Ардашира (нынешний Бушер в Персидском заливе).[500] Столетие спустя христианский писатель из Александрии по имени Косьма берет себе прозвище, указывающее на путешествие в Индию, – Индикоплевт (букв. плававший в Индию); впрочем, побывал он не только там – в 520-х годах Косьма стал свидетелем победоносной войны эфиопского царя Калеба в Йемене (см. с. 269). Несмотря на египетское происхождение, Косьма Индикоплевт был диофизитом, глубоко почитал труды Феодора Мопсуэстийского и Диодора Тарсского, а о современном ему «отце-раскольнике», изгнанном епископе Феодосии Александрийском, отзывался очень нелестно. Он гордился Церковью Востока, распространившей христианство от Персии до Индии и даже до Цейлона, и с законной гордостью писал о том, что благодаря своим путешествиям убедился: «Вся земля полна христиан, и Евангелие проповедано по всему миру». К великому сожалению современных историков, единственный уцелевший труд Косьмы посвящен вопросам космологии, причем выводы его основаны на ошибочном предположении, что земля плоская. Однако нам стоит быть благодарными Косьме и за случайные замечания о том, что он действительно знал, – слишком мало у нас иных источников.[501]

Христиане Фомы сумели наладить отношения и с нехристианскими элитами, и с окружающим обществом в целом. Древнейший памятник их истории, не считая резных каменных крестов, – это пять медных плит, на которых выбит перечень налоговых льгот и корпоративных привилегий, дарованных им местными царями и князьями в VIII–IX веках.[502] Их образ жизни, за вычетом некоторых обычаев, почти не отличался от образа жизни их соседей-индуистов, и в индуистском обществе они пользовались уважением. Индийские христиане никогда не порывали связей ни со своими единоверцами-диофизитами на Ближнем Востоке, ни даже с халкидонитской церковью далекого Запада. Примечательна история контакта индийских христиан с Англией IX столетия, о котором рассказывается в нескольких версиях «Англосаксонской хроники»: великий король Альфред Уэссекский, говорится там, отправил своего приближенного по имени Сигехельм в паломничество в Индию, к могиле апостола Фомы.[503] Индийские христиане жили спокойно и не знали бед вплоть до XVI века, когда столкнулись с воинственными и агрессивными католиками: те, не одобряя ни их культурных компромиссов, ни «ереси несторианства», немало сделали для того, чтобы уничтожить культурное и бытовое своеобразие индийских христиан и памятники их истории (см. с. 774–775).

В любой стране Церковь Востока продолжала держаться своих сирийских корней – а сирийское христианство с древнейших времен отличалось ярким своеобразием. Отличия от Запада только радовали диофизитов – ведь это были отличия от заблудших! Повсюду, куда бы ни заносила ее судьба, Церковь Востока свято хранила память пророка Ионы (вымышленный герой одного из увлекательнейших библейских повествований). Большинство христиан почитало его как символ воскресения, ибо он провел три дня во чреве огромной рыбы; однако Церковь Востока не забывала и о том, что Иона достался рыбе на обед, когда тщетно пытался увильнуть от Божьего поручения, – идти проповедовать спасение ненавистному ассирийскому городу Ниневии. А теперь задача Ионы выполнена – в Ниневии есть христианский епископ Церкви Востока! Богословие двух природ во Христе помогало Церкви Востока хранить и развивать прозрение Феодора Мопсуэстийского о том, что по своей человеческой природе Христос стал Вторым Адамом. Следовательно, он – истинный образец для всех сыновей и дочерей Адамовых, и люди должны делать все возможное для того, чтобы подражать святости Христа. Ради такого подражания монахи сирийской традиции порой прибегали к ужасающему самоистязанию. Однако эта мысль представляет собой и оптимистический полюс христианского спектра представлений о ценности, потенциале и возможностях человека; ведь если Иисус обладал человеческой природой во всей ее полноте, значит, она хороша по определению и все люди изначально, по природе своей, хороши, даже если впоследствии им предстоит испортиться. Какой контраст с безудержным пессимизмом, слишком часто обуревавшим Латинскую церковь начиная с Августина Гиппонского и его внимания к первородному греху! (см. с. 331–335).

Оптимистическое богословие Церкви Востока

Этим оптимистическим взглядом на человека проникнуто все богословие Церкви Востока. Осуждение подобных учений, вынесенное имперской церковью около 400 года, ее не испугало и вообще не произвело на нее особого впечатления – как и позднейшее осуждение монаха и духовного писателя Евагрия Понтийского (см. с. 233). Многие труды Евагрия дошли до нас только в сирийских переводах: их греческие оригиналы были намеренно уничтожены.[504] Исаак Сирин, монах VII века из Катара, недолгое время носивший звучный титул епископа Ниневийского, принял идею, вынесенную Евагрием из писаний дерзкого александрийца Оригена, – о том, что в конце времен все спасутся. Божественную любовь он видел даже в адском огне, ибо этот огонь, по его мнению, готовил человечество к будущему блаженству:

…тем паче же будут познаны сокровища Его любви, и силы, и мудрости, и сокрушительная мощь потоков Его благости! Ибо не мог сострадательный Творец создать разумных существ лишь для того, чтобы безжалостно ввергнуть их в нескончаемые муки… за деяния, о которых Он знал прежде, нежели они совершились.[505]

Последователь Исаака, монах Иоанн Дальятский, живший в VIII веке, доводит до крайних пределов сирийский идеал телесного самоистязания, в котором видит путь возвращения к изначальной человеческой чистоте. По мнению Иоанна, идя путем смирения и созерцания, монах может воссоединить свою очищенную природу не только со всем творением, но и с Творцом, и увидеть самого Бога во всей славе Его: «Подобно тому как огонь виден глазам, так и слава Божия видна тем разумным существам, что чисты». Иоанн отрицал, что подобное мистическое единение с Богом посредством самоочищения может пережить мирянин: «Христос не может жить в миру… он приходит в дом души, навещает ее и живет с нею, лишь если она освободилась от всего мирского». В истории христианства часто случается, что мистики, пытаясь рассказать о своем опыте общения с трансцендентным, не только выражаются малопонятно для непосвященных, но и размывают границу между творением и Творцом. Вскоре после смерти Иоанна учение его было осуждено Церковью Востока; однако и после этого оно продолжало привлекать мистиков, и многое из того, что говорил Иоанн, звучало после в иных местах и в иные времена.[506]

вернуться

499

Там же, с. 169–170.

вернуться

500

Там же, с. 235.

вернуться

501

Полезный перевод, хотя и основанный на не вполне удовлетворительной версии текста, можно найти в: J.W.McCrindle (ed.), The Christian Topography of Cosmas, an Egyptian Monk (Hakluyt Society 1st ser. 98, 1897). См. особенно там же, 55–56, 118–120, 351–352.

вернуться

502

Baumer, 29–30.

вернуться

503

Сомнения в том, что Сигехельм доплыл до Индии, а также предупреждение против смешения его с епископом Шерборнским, носившим то же имя, см. в: D.Pratt, “The Illnesses of King Alfred the Great”, Anglo-Saxon England, 30 (2001), 39–90, at 69–70.

вернуться

504

Себастиан Брок обратил мое внимание на то, что, несмотря на глубокое восхищение Церкви Востока Евагрием как духовным учителем, вдохновителя Евагрия, Оригена, она отвергает, осуждая его злоупотребление, на ее взгляд, аллегоризмом (столь чуждым антиохийскому буквальному пониманию Библии) и считая опасными его космологические фантазии.

вернуться

505

S.Brock (ed.), Isaac of Nineveh (Isaac the Syrian): “The Second Part”, Chapters IV–XLI (Louvain, 1995), 165 [39.6].

вернуться

506

R.Beulay, L’enseignement spirituel de Jean de Dalyatha: mystique syro-oriental du VIIIe siècle (Paris, 1990), 62, 448 (qu. Centuria 1.17, Письмо 5.1; перевод мой. – Прим. авт.).

75
{"b":"626834","o":1}