— Что же, друг мой, — заверил его Байардель, — вы можете гордиться своей сноровкой! Обе пули попали точно в цель. Почти что в одно и то же место! Своего убийцу вы уложили на месте… Я как раз затем и приехал, чтобы порадовать вас этой вестью…

Ив широко разинул рот и, не силах шелохнуться от изумления, уставился на капитана.

— И кто же это такой? — выдавил он наконец.

— Жозефина Бабен.

Байардель боялся, как бы чересчур не ошеломить этой вестью приятеля, не сразить его наповал откровениями столь неожиданного толка. Но Ив вопреки всем его ожиданиям вдруг вскочил на колени и, простирая к небесам свои огромные лапищи, завопил:

— Ах она, сука поганая! Сыграть со мной — со мной! — этакую шутку! Счастье ее, что она сразу отдала Богу душу! Попадись она мне теперь в руки!.. Тысяча тысяч чертей и сам Господь в придачу! Это чтобы какой-то гнусной бабенке пришло в голову взять да и отправить меня к праотцам! Видно, думала, стерва, что я и пикнуть не успею?! Срам-то какой! Да, дружище, просто стыд и позор… Теперь я опозорен навеки…

— Но и вы тоже не остались в долгу — если, конечно, это может хоть как-то вас утешить…

— Утешить?! Интересно, что может утешить меня в этаком состоянии? Да вы только гляньте на меня! В одной рубахе, нагой, как ободранный ягненок! С повязкой, которая и вздохнуть-то мне толком не дает! Шпагу стащили! Пистолетов своих я, может, и вообще больше никогда не увижу… Весь мундир — одни лохмотья! В груди дырища, впору подглядывать, словно в замочную скважину… И вы только представьте себе, дружище, как все эти рожи будут ухмыляться и потешаться надо мной, стоит мне отсюда выбраться! Да пропади я пропадом! Хотите верьте, хотите нет, но я готов стянуть монашескую хламиду с первого же капуцина, какого мне удастся ухватить за подол! Клянусь честью, я больше ни минуты не вытерплю в этой келье, которая провоняла свечными огарками, горьким лавром и святой водицей! Мне бы сейчас глоточек рому, дружище! Вот что сразу поставило бы меня на ноги! И мне плевать, святой он или нет, главное, чтобы крепкий!..

Байардель бросил на Ива исполненный жалости взгляд.

— Что и говорить, не повезло вам, дружище, — промолвил он. — Что правда, то правда… А знаете ли вы, что генерал наш стал отцом славного мальчугана, которого в его честь тоже назвали Жаком? Жак Диэль д’Эснамбюк, мальчик девяти фунтов весом и восемнадцати дюймов ростом, что дает все основания полагать, если он и дальше будет расти так же быстро, как и в материнской утробе, то обещает стать богатырем почище вас!

Бывший пират растроганно покачал головой.

— Черт подери! — проговорил он. — Представляю, как доволен генерал.

— Доволен… Доволен!.. Да уж скажите лучше, на седьмом небе от счастья! И караибам теперь несдобровать, это уж можете мне поверить!

— Караибам?.. А при чем здесь, скажите на милость, караибы?

— Да притом, что генерал, как вам известно, встречался в Париже с самим Мазарини. И если Островная компания согласилась продать господину де Пуэнси, который выступал от имени Мальтийского ордена, остров Сен-Кристоф, то ей, похоже, вполне хватило заработанных на этой сделке семидесяти тысяч ливров, чтобы снова почувствовать себя на плаву и отказаться от переговоров с генералом насчет Мартиники… И теперь в отместку генерал намерен завладеть Гренадой и Сент-Люсией. Он говорит, что рано или поздно компании все равно придется подчиниться его воле, и он хочет, чтобы маленький Жак, только что появившийся на свет Божий, смог носить на голове нечто вроде короны! Короче, он собирается напасть на гренадских караибов…

Ив Лефор разом побагровел. Жилы на шее напряглись и сделались похожими на толстые канаты, потом он глубоко вздохнул, да так, что перехватывающая ему грудь окровавленная повязка натянулась до предела и затрещала, будто вот-вот лопнет.

— Боже милостивый и сто чертей в придачу! — выругался он. — И когда же вы отплываете?

— Завтра поднимаем паруса. Мне поручено командовать эскадрой. У меня под началом будет три фрегата и семь сотен людей. Три фрегата с тридцатью шестью пушками каждый… Мы надеялись, что с нами пойдет и лейтенант Лавернад со своим «Задорным», да только, похоже, его уже ждет не дождется командор де Пуэнси.

— Черт бы побрал эту поганую бабенку, эту гнусную шлюху Бабен, и пусть она вечно поджаривается в аду! — в сердцах воскликнул Ив. — Кстати, братец, что это за небылицы вы мне здесь плетете? И при чем здесь, позвольте вас спросить, лейтенант Лавернад?

— Ах да, вы же еще не знаете, что лейтенанту Лавернаду пришлось сделать остановку в Сен-Пьере. Дело в том, что генерал купил у командора де Пуэнси пятьсот бочек пороху, и именно Лавернад доставил их к нам сюда, на Мартинику… Он останется здесь еще пару дней, надо починить кое-какие поломки, а потом снова вернется на Сен-Кристоф…

— Теща Иисуса Христа! — снова запричитал Ив все с таким же налитым кровью лицом и сжал кулаки так крепко, что суставы затрещали, словно выточенные из высохшего дерева. — Выходит, вы вздумали воевать без меня с караибами, так, что ли?!

Но он не смог продолжить свою речь, новый приступ кашля снова заставил его харкать кровью и прилечь на правый бок, ибо, похоже, в этом положении он страдал меньше всего.

— В некотором смысле будет даже лучше, если вы не поплывете вместе с нами. И думается, вы, не хуже меня зная дикарей, вполне разделите мое мнение, ведь поход, который мы затеяли, вовсе не обязательно закончится победой. По правде говоря, я куда с большей охотой атаковал бы Сен-Кристоф. Это чтоб вы поняли, насколько мне внушают опасения эти караибы… А тут еще этот маленький Жак, которому не стукнуло и месяца. Конечно, в будущем его белокурую головку будет украшать корона, но сейчас-то малыш больше всего нуждается в добром бульоне и хорошем молоке. И только представить себе, если погибнет генерал, не будет больше мадам Дюпарке — не думаю, чтобы эта очаровательная крошка Луиза, которая благоухает парижскими духами и по-прежнему одевается так, будто собирается на придворный бал, но не способна принять даже малейшее решение, сможет заменить несчастному сиротке сразу и мать, и отца.

Ив все-таки взял себя в руки, пару раз глубоко вздохнул, собрался с силами и, зажав большим пальцем ноздрю, смачно высморкался.

— Иисус Христос! Пресвятая Дева Мария! — воскликнул он, одной рукой схватив ворот рубахи, другой — низ и резким движением разорвав ее сверху донизу. — Иисус Христос! Пресвятая Дева Мария! А теперь, капитан, объясните же мне наконец, что здесь такое происходит! Должно быть, эта потаскуха Жозефина и впрямь хорошо меня достала, раз я ни слова не понимаю из того, что вы мне здесь рассказываете. Что это за очаровательная Луиза? И что, интересно, собирается делать у этих дикарей мадам Дюпарке, если туда намерен отправиться ее супруг? И вообще что за дела — оставлять на произвол судьбы дитя, которому не минуло еще и месяца… И место ли там молодой роженице, у которой, должно быть, еще ноги подкашиваются от слабости?

— Не стоит так сердиться, дружище, — вновь попробовал было увещевать его Байардель тоном, каким обычно говорят с чересчур капризными больными, — конечно, я тоже неправ. Я совсем забыл, что хоть вы здесь валяетесь уже целых три недели, но полагаете, будто попали сюда только вчера… Вы уж не таите на меня зла… Сейчас я вам все объясню. Так вот, Луиза — это одна из кузин генерала, которую он привез сюда из Франции, чтобы она стала гувернанткой его сына. Очень милая дамочка, хоть и чересчур холодновата на мой вкус…

— Гм-гм-м!.. Холодновата!.. Очаровательна!.. Так обычно говорят о женщине, когда ее мало знают, но стоит познакомиться с ней поближе, и сразу оказывается, будто в нее сам черт вселился!..

— Да нет, говорю же вам, мадемуазель Луиза де Франсийон — кузина генерала Дюпарке и к тому же самое обворожительное и изысканное создание на всем острове, само собой, после супруги нашего генерала… Вот ей-то и доверено растить маленького Жака, пока отец с матерью будут укрощать дикарей!