— Все это так, — заметила Мари, — да только не знаю, не совершили ли они ошибки, не прихватив с собой заодно и господина де Лапьерьера…
— Да неужто вы думаете, будто он может учудить что-нибудь опасное теперь-то, после всего этого?! — воскликнула Жюли. — Да ему уже и в форте-то никто не подчиняется! Все только смеются, да и только… Ничего, погодите, вот вернется генерал, он еще нам за все заплатит…
— Да, ты права, Жюли, — со счастливой улыбкой на устах согласилась Мари. — Вот это реванш!
Она поднялась, ей надо было побыть одной, собраться с мыслями. Но в тот день Мари так и не удалось отдохнуть, ибо судьбе было угодно, чтобы она сразу осознала всю глубину своей победы.
И правда, не успела она уединиться в спальне, как к Замку На Горе подъехал какой-то всадник. В дверях его встретила Жюли.
— Мадам отдыхает, — проговорила она. — Не знаю, сможет ли она вас принять, но сейчас пойду доложу…
Это был Мерри Рул.
Жюли предложила ему присесть и исчезла. Госпожу свою она застала в спальне, та перечитывала записку Лефора.
Увидев сквозь полуоткрытую дверь Жюли, она выпустила из рук бумагу и окинула ее вопросительным взглядом. Глаза ее, рот, все лицо так и лучились от смеха.
— Мадам! — вполголоса, боясь, как бы ее не услышали снизу, выпалила Жюли. — Реванш продолжается: там прискакал этот адъютант господина де Лапьерьера, желает вас видеть.
— Мерри Рул? — удивилась она.
— Он самый, мадам, Мерри Рул собственной персоной, и, как всегда, не поймешь, что у него на уме… Так что, примете его или нет?
— Ну разумеется! Должно быть, он хочет мне что-то сообщить!.. Может, я от него узнаю какие-нибудь важные новости… Попроси его немного подождать…
Жюли снова исчезла, а она слегка припудрила осунувшееся от слез лицо, придала ему выражение суровое, но спокойное и торопливо переоделась в строгое темное платье, в котором выглядела безутешной вдовой. Потом неспешно стала спускаться по лестнице.
При звуке ее шагов Мерри Рул сразу вскочил и бросился ей навстречу. Однако, не дойдя до нее, остановился и, склонившись в глубоком поклоне, почтительно приветствовал молодую даму.
— Добрый день, лейтенант… — едва слышно проговорила она. — Чему обязана вашим визитом? Вас, должно быть, послал ко мне господин де Лапьерьер? Уж не для того ли, чтобы поговорить со мной насчет этого Замка На Горе?
— Вовсе нет, мадам. Я приехал, чтобы сообщить вам потрясающую новость, новость, которая, мне думается, доставит вам огромную радость, и мне хотелось быть первым, кто принесет вам это известие.
— Ах, неужели? Не может быть! — проговорила она, мастерски изобразив удивление.
Однако сердце сразу же тревожно забилось в груди. Она уже догадывалась, какую потрясающую новость собирается сообщить ей Рул. Она ведь уже знала ее от Жюли. И теперь ей предстоит получить подтверждение тому, во что она все еще не решалась поверить.
— Да, мадам, — заявил Рул, — я явился сюда, чтобы сообщить вам, что с завтрашнего дня у ваших дверей будут дежурить два стражника…
— Ах, неужели! — воскликнула Мари, изменившись в лице и чувствуя, как у нее буквально подкашиваются ноги. — Благодарю вас, сударь… Присядьте же, прошу вас…
— Да, — подтвердил лейтенант, — я отдал распоряжение, чтобы пара часовых несла охрану у дверей вашего дома. Они будут сменяться ежедневно, но содержание их вам придется взять на себя…
— Благодарю вас, — еще раз повторила она. — Полагаю, что за это я должна благодарить также и господина де Лапьерьера?
Лицо Мерри Рула скривилось в недовольной гримасе.
— Мадам, — несколько смущенно заявил он, — должен сообщить вам также, что нынче в ночь в Сен-Пьере произошли весьма серьезные события. — Он улыбнулся, а затем продолжил: — Не думаю, впрочем, чтобы вас огорчил оборот, который приняли эти события. В сущности, вы, должно быть, и сами догадывались, что господин де Лапьерьер не питал к вам никаких дружеских чувств и даже совсем напротив… Я знаю, какие именно коварные планы вынашивал он в отношении вашей персоны. Он задумал поставить вас на колени и силою добиться вашего расположения с помощью целой вереницы гнусных затей, которые заставили бы вас глубоко страдать… Так, после последнего моего визита к вам, когда я, держа свое обещание, попросил его предоставить вам охрану, он ответил категорическим отказом и даже, более того, сознался мне в своем намерении реквизировать этот замок, дабы вооружить его для своих собственных нужд…
— Ах Боже мой! Неужели это правда? — изумилась Мари.
— Да, мадам. И должен признаться, что так оно и было бы, ибо ему даже удалось заручиться поддержкой господина де Туаси, не случись тех событий, о которых я только что вам упоминал…
Он внимательно уставился в пол, глубоко вздохнул, будто на него давила какая-то тяжесть, потом, после долгой паузы, продолжил:
— Этой ночью, мадам, к нам в форт прорвался Лефор с отрядом сен-кристофских флибустьеров, за спиной у них была флотилия из нескольких вооруженных до зубов фрегатов, они посадили под арест нас с господином де Лапьерьером.
Мари подняла на него глаза, в которых сверкнула надежда.
— Вот так, — снова заговорил он, — у нас отняли наши шпаги и до отплытия эскадры посадили под домашний арест. Тем временем Лефору с помощью своих флибустьеров удалось захватить в плен господина де Туаси и переправить его на один из фрегатов, дабы сделать узником господина де Пуэнси, а взамен командор отпустит на свободу генерала Дюпарке…
— О Боже! — воскликнула Мари, стараясь скрыть радость, что наконец-то получила подтверждение своим надеждам. — Так, значит, скоро к нам снова вернется генерал?
— Весьма возможно, мадам. Пусть господин де Пуэнси и считается мятежником, но оттого он не перестал быть истинным дворянином, и его слову можно верить…
— Но отчего же, — поинтересовалась Мари, — вы говорите «считается мятежником»? Ведь в глазах Регентства он и вправду настоящий мятежник, не так ли?
— Увы, мадам, так оно и есть! Но это не мешает ему быть разумным правителем, который сделал много хорошего для наших островов, так же, как, впрочем, и генерал. Приходится только сожалеть, что кардинал Мазарини, возможно, послушавшись дурных советчиков, отрешил его от должности… Но генерал непременно вернется, в этом нет никаких сомнений. Что же до господина де Лапьерьера, то события минувшей ночи сделали его таким посмешищем, что вряд ли он осмелится показаться кому-нибудь на глаза в те дни, которые еще остались до возвращения настоящего губернатора.
Он снова как-то смущенно улыбнулся.
— Будучи нынче ночью подвергнут тем же оскорблениям, я тем не менее вовсе не считаю себя униженным, во всяком случае, не до такой степени, чтобы, как иные, забыть о долге и оставить свой пост! Ведь, полагаю, мадам, вам известно, что уж я-то всегда хранил верность генералу Дюпарке, не так ли?
Не говоря ни «да», ни «нет», Мари ограничилась лишь каким-то неопределенным жестом.
— И именно потому, что я всегда был ему верен, я намерен сделать все, что в моих силах, чтобы заменить недееспособного временного губернатора, пока к нам не вернется генерал. Ведь не может же этот остров, пусть даже на пару дней, оставаться без всякой власти… Надеюсь, мадам, вы со мной согласны?
— Ну разумеется, сударь.
— Моя верность генералу Дюпарке сделала из господина де Лапьерьера, который казался моим другом, моего самого смертельного врага… Но поскольку теперь он уже, по сути дела, не имеет никакой власти, то я решил начать с того, чтобы удовлетворить ваше желание и поставить сюда часовых.
— Еще раз благодарю вас.
— Я вполне отдаю себе отчет, — признался он, — что обязанности, какие занимал я при господине де Лапьерьере, возможно, заставляли думать, будто я полностью разделял его убеждения и, как и он, желал, чтобы генерал Дюпарке никогда не вернулся на этот остров. И в доказательство этому могут привести тот факт, что я заодно с самим господином де Лапьерьером был лишен оружия и посажен под арест. Когда вернется генерал, найдутся люди, которые будут пытаться выдвинуть против меня обвинения, очернить меня в его глазах. Как, чем смогу я тогда оправдаться? Ведь побежденные всегда не правы, несмотря на то, что верность моя, мадам, не подлежит никакому сомнению. Могу ли я надеяться, что вы сможете это подтвердить?
